Тень мачехи

Уже не колеблясь, она прошла в свою квартиру и включила ноутбук. Нестеренко была в сети. Таня быстро отстучала ей сообщение и замерла, держа кулаки — как в студенчестве перед экзаменом. Ответ прилетел тут же: «К сожалению, у меня всего пятнадцать минут. Но если вас устроит, можем начать разговор сейчас, а на следующей сессии продолжим».

Таня немедленно набрала её номер.

— Алла, извините, пожалуйста, — сказала она, увидев на мониторе доброжелательное лицо психоаналитика. — Я помню, мы на другое время договаривались. Но у меня кое-что случилось, и я хотела на свежую голову…

— Я понимаю. Рассказывайте.

Таня постаралась описать свой сон, не упуская ни малейшей детали. Нестеренко довольно прищурилась.

— Очень интересно. А вы заметили, что отец снова защищал вас?

— Да, от матери. Но почему их две?

— Я вам на это не отвечу, — улыбнулась Нестеренко. — Ведь это ваше подсознание хочет что-то сказать, и только вы сможете расшифровать его сигналы. Ну а вы как думаете, откуда взялась вторая мать? И почему они выглядят по-разному?

— Понимаете, одна — это мать в молодости. У нас где-то фотография была, мама как раз после института. И вот там у нее прическа и макияж не такие, как сейчас. Цвет волос другой, стиль одежды. Она… простоватая, что ли. Не такая уж интересная. И это вот она — первая мать из сна. Но отец ведь почему-то набросился на ту, вторую! Как будто ему не нравится, какой в итоге стала его жена.

— А вот это интересная мысль, — подняла бровь Нестеренко. — Обдумайте её на досуге. И вообще, подумайте, вы уверены, что это один и тот же человек? Две ипостаси вашей матери?

— Не знаю, — покачала головой Татьяна, явственно ощущая сомнение, которого не было до этого вопроса.

Алла задумалась, постукивая ручкой по столу. И задала вопрос, который они никогда не обсуждали раньше:

— А как познакомились ваши родители? В какой период это было: когда ваша мама выглядела простовато, как на той фотографии, или же стильно и хищно, как сейчас?

— А я не знаю… — удивлённо ответила Татьяна. — Вы представляете, я только сейчас поняла, что практически ничего не знаю о том, как они познакомились, что их сблизило, почему поженились… Они ведь даже годовщину свадьбы никогда не отмечали.

— Вообще-то многие дети не знают этих подробностей, — успокаивающе сказала Алла. — Интересно, что большинство родителей — ну, по крайней мере, родителей тех, кто приходи в анализ — почему-то не любят рассказывать своим детям, как поженились и что их вообще свело друг с другом. Какие-то общие фразы, например: «вместе ходили в школу», или «познакомились через друзей»… Но, представьте себе, охотно рассказывают подробности чужим людям! А вам что говорили?

— Что мама после института приехала по распределению на ткацкую фабрику, а недалеко от неё был посёлок Ляпуново. Ну и там, в общежитии, она жила. И с отцом моим познакомилась в этом поселке. Поженились, через полгода я родилась. А когда мне было около трёх лет, перебрались в наш город. И почему-то с родственниками из Ляпуново мои не общаются, уж не знаю, что там у них случилось. Да, кстати, и мать мне сегодня сказала, что Пандора тоже связана с этим посёлком — и вообще, будто бы так завали чешскую куклу, которую я боялась, и её выкинули. Но мне… как-то не верится в это. Понимаете, в этом слове — кукла — что-то есть. Оно как-то отзывается во мне, но очень слабо. И в любом случае, оно слишком мелкое для Пандоры. Но, с другой стороны, во время приступов у меня всегда было ощущение, что люди вокруг превращаются в кукол.

Нестеренко подперла голову рукой и спросила:

— Татьяна, а вы не думали поехать в этот посёлок и попробовать всё узнать там?

— Знаете, мои сто лет там не были, — растерялась Таня. — А мама как-то сказала, что у нас там никого не осталось.

— Но даже если все умерли, есть соседи, дальние родственники. Это же посёлок, там все должны друг друга знать. И если в вашей семье случилась какая-то трагедия, возможно, кто-то что-то помнит. Вы подумайте над этим, а так же над всем, о чем мы успели поговорить. А вечером проведем полноценную сессию, хорошо?

— Конечно! — кивнула Татьяна. — Ещё раз извините, что потревожила раньше срока.

— Ничего, я всегда рада помочь, — Алла улыбнулась и отключила скайп.

Вернувшись в квартиру соседей, Демидова заглянула в детскую — прежнее сонное царство, просто рай. Подумала, не прилечь ли вместе с ними, ведь из-за пьяной выходки Натальи ей так и не удалось поспать. Но, прислушавшись к себе, поняла: ни в одном глазу. Так бывало, когда она брала в больнице ворох дополнительных смен, да ещё и успевала заниматься аптеками. Неделю-другую поспишь урывками, усталость накопится такая, будто еще немного — и станешь засыпать в прыжке. А потом вдруг включается второе дыхание, и сна как не бывало. Только во всем теле мелкий колючий зуд, еле заметный, как вызревающее раздражение, которое еще не скоро будет готово вылиться в эмоциональную вспышку. Вот и сейчас — то же чувство под кожей.

Она прошла на кухню, включила газ под чайником и встала у стены, дожидаясь кипятка. Весь сегодняшний день — как шторм: порыв налетает за порывом, одно событие за другим. Может, хотя бы вечер получится спокойным?

В животе заурчало. Ну как она могла забыть, что ничего не ела сегодня? Приподняв край футболки, Татьяна оттянула пояс джинсов: странно, между ним и животом свободно проходит кулак. Неужели похудела? Она усмехнулась: видимо, правильно говорят — если хочешь сбросить вес, просто забудь о нём. И действительно, ведь если раньше она старалась соблюдать диету, взвешивалась каждое утро, и не могла скинуть ни одного из обнимавших её талию килограммов — то сейчас, без этого жесточайшего контроля, тело будто само решало, каким ему быть. И освобождалось от лишнего. «Может, это из-за любви? — она лукаво улыбнулась. — А что, хорошая версия. По крайней мере, та, что нравится больше других». Потому что вряд ли здесь какую-то роль сыграл стресс из-за Макса или переезда — Татьяна не теряла аппетит в любой ситуации. И часто шутила о себе: может, мои нервные клетки и не восстанавливаются, но на их место тут же вползают жировые.

Чайник начал закипать, словно кто-то быстро-быстро забарабанил по нему ногтями. Струйка пара поднялась над толстым носиком. Татьяна залила кипятком пакетик зелёного чая, взяла из чашки овсяное печенье, и только собралась откусить от него — как тут же, по неписанному закону младенцев, проснулась Вика. А вместе с её рёвом из детской донеслась мягкая армянская речь. Таня поспешила на помощь.

— Георгий Михалыч, спасибо, составили компанию нашей Викульке, — сказала она, глядя, как пожилой армянин трёт глаза.

— Татьяна-джан, это она мне уснуть помогла, по ночам, знаете ли, не получается у старика, — отшутился он, и, глянув на часы, быстро засобирался, сокрушаясь: — Ва-ай, всё, что мог, проспал! Нехорошо!

Закрыв за ним входную дверь, Татьяна переодела Викульку, покормила её — так приятно было держать на руках тёплого, усердно чмокающего человечка — и принялась носить «столбиком», гладя маленькую спинку. «И как Наталья может от такого отказываться?» — в который раз подумала она. И в который раз не нашла ответа.

Одев малышку потеплее, Таня набросила куртку и вышла вместе с Викулькой на лоджию. Поставив люльку с ребёнком на стол, широко распахнула окно, впуская вольный морской бриз. Выходить на улицу больше не хотелось, она твердо решила не обманывать Залесского. А Вике нужен свежий воздух. Пока маленькая, можно гулять и так — лоджия достаточно большая, с хорошей циркуляцией воздуха.

Рассматривая море в бинокль, висевший на оконной раме, Татьяна пыталась разглядеть среди волн самое чудесное, что могло в них появиться — сизый глянец дельфиних спин. Но солнце скользило по воде, дробясь на тысячи золотых монет, на волнах — важно, будто куклы на самоварах — сидели жирные чайки, серо-зелёные ожерелья водорослей запутывались клубками… А дельфинов не было.