Тень мачехи

А сыночка был прирожденным педиатром, и в будущем вполне мог стать вторым Филатовым. Еще учась в институте, он прослыл грозой окрестных декретниц, и дважды попадал в милицию за стремление нравоучать. Завидев мамашу с коляской, Витька непременно шел за ней, ревниво наблюдая, не слишком ли сильно она укачивает дитя, не облизывает ли соску перед тем, как сунуть бутылочку ребенку. И, чуть что, делал замечания. А еще он мог точно сказать, из-за чего плачет грудничок: жарко ему, голодно, или мучает зуд в деснах. Впрочем, не все ценили способности Купченко: многие мамаши из тех, что он встречал на улицах, не понимали своего счастья и бежали от бесконечных Витькиных наставлений, роняя памперсы и погремушки. Но он все время находил новых жертв.

Таня подозревала, что он с удовольствием переселился бы в отделение, потому что здесь его некому было обвязывать жилетами и откармливать пресным пюре из нажористой паровой брокколи, или не менее вкусной вареной моркови.

Сегодня он должен был выйти в ночную смену, поэтому он наверняка бодр, трезв и ничем не занят.

Татьяна выудила из кармана смартфон, погладила его пальцем, снимая блокировку. На экране горел пропущенный вызов из приемного покоя. Она тут же перезвонила:

— Девочки, это Демидова. Искали меня?

— Да, Татьяна Евгеньевна. Тут мальчика привезли, посмотрите?

— Конечно! Уже спускаюсь.

Работа. Хорошо, что у нее есть эта работа. Таня цеплялась за нее со смешанным чувством страха и обожания, и не знала, чего боится больше — навредить или потерять. Она врастала во врачевание, оплетала свое отделение, как вьюн. И между своими короткими беременностями работала, как одержимая, проникала во все свободные квадратики сменных графиков — несмотря на то, что совершенно не нуждалась в деньгах. Несмотря на недовольство Макса, беспокойные ночные смены, нервных мамашек и жалость к больным детям. Работа выматывала, но позволяла помогать. Это отвлекало от невеселых размышлений о собственной жизни.

Вот и сейчас мысль о том, что ее ждет больной, заставила Татьяну собраться, привести себя в порядок. Она поправила волосы, застегнула пуговицы халата. Сразу стало тесно: он жал в груди и еле сходился на талии, хотя размер был пятьдесят вторым. Татьяна расправила воротник, выровняла бейдж, приколотый к груди. Придирчиво оглядела туфли. Взяла со столика картонную упаковку с перчатками, вытащила одну пару. Натянула на руки: новые, шершавые от талька, надевались они легко.

«Теперь я снова врач, а не пациент, — упрямо подумала она. — И буду оставаться врачом, пока это возможно».

Янка с осуждением смотрела на нее, уперев руки в бока. Таня сказала примирительно:

— Слушай, ну я же пока на смене!

Демонстративно набрала номер Купченко и, глядя на подругу, попробовала состроить смешную рожицу. Получился грустный клоун. И она снова натянула хирургическую маску на лицо.

6

Согнувшись над зеленым сукном, Макс прищурил глаз, примерился. Глянцевито блестевший белый шар лежал на столе, как яйцо Кощеево. Если попасть, если заставить двинуться к левой лузе и прыгнуть в нее, можно получить превращенное в десять тысяч долларов полцарства.

Осторожно поводя кием, Максим старался расслабить мышцы, успокоиться. Дышал глубоко и равнодушно, чувствуя, как смиряются мышцы, как, становясь ее продолжением, врастает в руку бильярдный кий. Выдохнув в последний раз, Максим толкнул его резко и сильно, посылая вперед, как разящее насмерть копьё. Гладкая деревяшка заскользила меж пальцев, но в нагрудном кармане шевельнулось, подпрыгнуло, музыкально взвыло. Рука испугалась, дернулась — и деревянное острие, щедро натёртое мелом, скользнуло на пару миллиметров вправо. Бильярдный шар метнулся по зелени поля, треснул лбом о деревянный бортик, отскочил, послушно меняя траекторию, покатился было — и затяжелел, наливаясь ленивой скукой, нехотя вздрагивая под резкую дробь пасодобля, сыпавшуюся из телефона. Дотолкал себя до лузы — и глумливо замер на ее краю.

— Ч-чёрт, черт! — Макс сжал кулаки до белизны в костяшках, разъяренно мотнул головой. Телефон вибрировал, щекоча кожу сквозь нарочито грубую ткань дорогой рубашки, требовательно гремел, вызывал на корриду.

Эта мелодия стояла только на одном номере.

— Да чтоб тебя!… — он длинно, со вкусом выматерился, изливая вскипевшую в жилах ярость. Убил бы сейчас Таньку — так взбесила! Бильярдный шар застыл буквально в миллиметре от лузы.

Десять. Тысяч. Долларов.

— Ч-чёрт, черт!!!

Партия была не закончена, он вёл 8:6. Играть договорились до десятки, и фора у Макса еще была. Но от мысли, что, может быть, именно ему придется платить сегодня, Демидов разозлился еще больше.

Он поймал косой взгляд Олега Василенко: тот усмехался, видимо, ждал, что партнер окончательно потеряет контроль над собой, а тогда и проигрыш неминуем. Радовался, гад.

«Рано радуешься», — Макс сжал челюсти.

Отвернувшись от Василенко, он дернул трубку из кармана. Ну да, Танька — рингтон с корридой он поставил на номер жены специально, как символ их семейной житухи. Надоевшей, скандал на скандале, которую он терпел только ради доступа к Танькиным деньгам. Он и женился-то ради денег, грех было упускать такую возможность. А Максим Демидов был не из тех, кто клювом щелкает. Да и вообще — он десять Танек бы стерпел, чтобы вернуть Алёну.

Ее он любил, с Алёной все было бы по-другому… Нет, положа руку на сердце, Макс признал бы, что и с Танюхой всё изначально складывалось не так плохо. Эта толстушка, без сомнения, была ему симпатична. Грудь у нее — роскошная, Макс всегда считал, что вот такая полнота любой бабе к лицу. И поговорить с ней бывало интересно, и хозяйственная она: готовит вкусно, убирает, заботится… А с другой стороны — упертая, как ослица. Командирша, всё под каблук его загнать пытается. Ну и лохушка наивная, с принципами — Максим всегда таких презирал.

Телефон продолжал звонить.

Макс глубоко вдохнул и шумно выпустил воздух через нос, пытаясь успокоиться. Отвечать не хотелось. «Знать бы, зачем звонит… — Макс прищурился, быстро глянул на часы и решил: — если попросит забрать с работы, скажу, что совещание затягивается. Она поверит. Каждый раз верит».

Нет, в другой день он бы поехал к ней, изобразил бы заботливого мужа. Но сегодня ему требовалось время, чтобы выиграть партию с Василенко — пока тот настроен кутить. Демидов мазнул пальцем по экрану смартфона.

— Да! — рявкнул он. — Таньк, срочное что-то? Я на совещании.

Он поставил кий в стойку, указал свободной рукой на прижатый к уху телефон — пусть Василенко видит, что он отвлекся по делу, а не слился, боясь проиграть. Пошел вокруг стола, по-обезьяньи сутуля спину. Из-за этой сутулости его непропорционально длинные, загорелые руки свисали почти до колен. Вот почему самарские друзья прозвали его Кингом. Да, это было производным от «Кинг-Конга». А не от «короля», как он врал Алёне.

В бильярдной было невозможно разговаривать: орала музыка, стучали шары. Девки, которых приводили с собой игроки, отмечали каждое попадание в лузу громким визгом. Обогнув длинный плац бильярдного стола, Макс двинулся в направлении коридора. Провел ладонью по высокому смуглому лбу с залысинами, по темным, коротко стриженым волосам. Расстегнул еще одну пуговицу белой рубашки. На шее жёлто блеснула широкая золотая цепь — подарок Алены, память об их 90-х. Заметив, что джинсы испачканы мелом, Макс раздраженно стряхнул его с ноги.