Тень рыцаря
Шрифт:
– Ты опять лжешь, – повторил я.
Разве эта женщина не знает, что я плащеносец? Мы зарабатываем тем, что допрашиваем людей, дамочка. Думаешь, я не понимаю, что ты мне снова лжешь? Конечно, все это правда, но ведь настоящая причина не в этом.
Взгляд Дарианы стал еще жестче.
– Ладно. Хочешь знать почему? Мне было четырнадцать, когда король Пэлис послал меня, чтобы я пробралась в ряды дашини. В этом монастыре я провела почти двенадцать лет. Меня избивали, и не просто избивали, а истязали. Меня обучали, или, лучше сказать, закаливали. Я – клинок, выкованный из печали, горестей и глупой,
Она ушла.
Мир состоит из фрагментов.
В моей жизни было три момента настоящей радости, чувства настолько сильного, что оно могло побороть любую боль и горечь сожалений.
Первый – тот день, когда отец Кеста назвал меня «сынок». Второй – когда я женился на Алине. Третий – когда я надел свой плащ. Счастье – это редкие песчинки в пустыне жестокости и страданий.
На следующий день я проснулся в лесу, когда гаснувшие угли костра приветствовали тусклый утренний свет, проникавший сквозь листву над нами. Вот тогда-то я испытал радость в четвертый раз.
– Эталия, – сказал я.
Она стояла надо мной на коленях, вглядываясь в мои глаза, и плакала, и я подумал, что дела мои, должно быть, плохи. Но она же здесь, и от этого я испытал всю полноту радости. Мне хотелось, чтобы момент этот длился до тех пор, пока я не перестану дышать, но через пару секунд она утерла слезы и, повернувшись к кому-то, кого я не видел, сказала:
– Принесите мои вещи. Нужно поработать.
Я попытался повернуть голову, чтобы увидеть, с кем она говорит. Не сразу я разобрал черты лица, тускло освещенные восходящим солнцем, но спустя миг понял, что это Кест.
И я ощутил радость в пятый раз.
Какое-то время я просто лежал и смотрел на него. У него отросла густая борода, что довольно необычно, и я машинально поднял руку и ощупал свое лицо. Пальцы наткнулись на жесткие волосы, покрывавшие щеки, и я задумался о том, как выгляжу сам. Наверное, нужно сказать что-нибудь смешное, но Кест покачал головой, прежде чем я успел что-то произнести.
Он еще немного постоял надо мной, а затем огляделся, словно искал, на что бы сесть. Заметив плоский камень, он приволок его и поставил рядом с моей постелью. Сел рядом и долго смотрел на погасший костер.
Эталия держала в руке маленький сосуд. Она окунула в него палец и нежно прикоснулась к моим губам.
– Старайся не глотать, – сказала она, а затем обратилась к Кесту: – Мне нужно приготовиться. Можешь поговорить с ним пару минут, но не дольше.
– Что-то она уж очень сильно волнуется, – заметил я. – Ты, наверное, плохо выглядишь.
Кест улыбнулся, но продолжал смотреть на угли.
– Ах, Фалькио, – наконец сказал он низко и звучно, но все же голос его слегка дрожал. А затем я заметил слезы у него на глазах.
– Эй, – позвал я. – Я в порядке. В самом деле. Просто у нас вышло небольшое недопонимание…
– Со всем миром?
– Мертвецам я нравлюсь. Они говорят обо мне только хорошее.
– Это потому, что они считают тебя своим, –
сказал Кест. – Как твоя горячка?Я неловко ощупал свой лоб, мокрый от пота.
– У моей горячки все в порядке. А как твоя? Потому что если ты собираешься сиять красным светом и пытаться убить меня, то должен предупредить: я считаюсь отличным фехтовальщиком.
– Буду иметь в виду.
Я немного подождал, прежде чем задать вопрос, но в конце концов мне пришлось это сделать.
– Похоже, ты нашел святилище.
– Нашел.
– И как там?
– Спокойно, – ответил он. – И очень смиряет. А через пару дней становится очень скучно.
– В наши дни скучные места кажутся не такими плохими, как раньше. Помогло?
Он кивнул.
– Когда святость Кавейла перешла ко мне после поединка, то это было… как будто я вдруг стал всё видеть с необычайной четкостью. Чувствовал баланс клинка так, как никогда раньше. И все это… подавляло. – Он хмыкнул. – В каком-то смысле я стал совершенно беззащитным.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я.
– Тогда, в тот самый момент, я оказался настолько очарован всем этим, что даже шестилетка с ржавым кухонным ножом мог бы напасть на меня и вырезать печень, прежде чем я разобрался бы, что происходит.
– Представляешь, как удивился бы шестилетка, если бы стал светиться красным, став новым святым клинков.
– Теперь я понимаю намного лучше, Фалькио. Это не совсем то, чего я ожидал. Похоже… Словно тебе нужно ответить на вопрос, но у тебя нет необходимой информации, а вопрос этот все время горит в тебе.
– И каков же ответ? – искренне заинтересовался я.
– Не знаю точно. Такое ощущение, что у каждого, с кем ты встречаешься, есть кусочек ответа. У одних маленький осколок, у других… – Он замолчал и взглянул на меня. – У других побольше.
– Что-то не нравится мне твой взгляд. Кстати, хотел спросить, а как Дариана тебя нашла?
– Она не находила.
– Тогда как…
– Ты не поверишь, но мне рассказал трубадур. – Он поднял руку. – Это длинная история. Скажу лишь, что барды в самом деле странные и таинственные, как говорится в легендах. Впрочем, как и ты сам.
– Я? Да я самый обычный странствующий магистрат.
– Который выдержал Плач плащеносца, Фалькио. – Глаза Кеста наполнились бесконечной печалью. – Прости, что я не оказался рядом…
– Прекрати, – перебил я, поняв, что он хочет сказать. Я пока не мог этого выслушать. – Если бы Брасти был тут, он бы сказал: «Хватит восхищаться всем, что делает Фалькио! Конечно, его пытали, но знаете что? Слушать обо всем этом – вот настоящая пытка!»
Кест засмеялся, а потом ласково прикоснулся к моей руке, показав, что он все понял. О некоторых вещах мы не говорим.
– От Брасти ты так ничего и не слышал? – спросил я.
Он улыбнулся, на этот раз вполне искренне.
– Вообще-то по пути сюда я слышал две истории о человеке, которого все зовут Лучником и который победил несколько отрядов Черных табардов. Он выбирает пять-десять самых лучших стрелков в деревне, они устраивают засаду и нападают на рыцарей прежде, чем те успевают устроить беспорядки.
Я усмехнулся, подумав о Брасти и его лучниках.
– Пять-десять стрелков? Да это же капля в море. Как это похоже на Брасти.