Тень рыцаря

– Я как-то путешествовала по этой дороге с матушкой. – Валиана запнулась и потрясла головой. – То есть, я хотела сказать, с прежней герцогиней Херворской.

В голосе послышалась грусть. Прошло лишь несколько месяцев с тех пор, как Валиана самым неприятным образом обнаружила, что никогда не приходилась герцогине дочерью.

– В любом случае, – продолжила она, – я почти уверена, что милях в десяти вдоль дороги есть постоялый двор получше, и там точно всем хватит места.

– Простите, миледи, – возразил Шуран. – Уже поздно, и я предпочитаю не загонять лошадей. Переночуем здесь, а утром приедем в Карефаль.

– Так если у них нет комнат, то в чем смысл? – спросил Брасти.

– Зато есть провизия для нас и лошадей, а еще кое-какое развлечение, которое, подозреваю, вам понравится.

– И молот герцога ударил, – пропел сказитель.

Несмотря на моложавую внешность певца, голос у него был глубокий и зычный, словно святой Анлас, Помнящий мир, сам вещал через этого человека. Свет камина бросал тени на стены большого зала, освещая красивое лицо сказителя; он походил на магическое существо. С прямыми темными волосами, доходившими до подбородка, короткими усами и бородкой по обычаю трубадуров. Наверное, им кажется, что так они выглядят солиднее. Или мудрее. Понятия не имею, зачем они их отращивают. На нем была синяя рубаха, черный камзол и такие же штаны, залатанные в нескольких местах, как я успел заметить.

Рядом с ним на табурете сидела женщина и перебирала струны короткой дорожной гитары, сопровождая его рассказ музыкой. Ее одежда также была синего и черного цветов, но внешность разительно отличалась. Светло-коричневые волосы, обрамлявшие круглое простоватое лицо, плотное тело без изгибов и женской чувственности. Благодаря музыке, которую она извлекала из своего инструмента (в основном простое арпеджио, но сыгранное мастерски), его посредственное выступление стало завораживающим.

– Но испугался ли наш герой могущества герцога? – обратился сказитель с вопросом к слушателям. – Отступил ли он хотя бы на дюйм, когда воины герцога пришли за ним?

За столами постоялого двора «На краю мира» сидело тридцать-сорок крестьян и торговцев, которые были настолько поглощены сюжетом или вином, что не могли ответить, поэтому трубадур продолжил рассказ. Он махнул руками, словно разгоняя табачный дам, который плавал в воздухе, поднимаясь из трубок зрителей.

– Он не испугался, друзья мои, ибо рука его была сильна, да, а голос… его слова – еще могущественней. Можно даже сказать, что он пел, подобно трубадуру!

Раздались смешки, но больше всех хихикал Брасти.

– Что вам принести, шкурники? – тихо спросил трактирщик, чтобы не мешать представлению, которое проходило в другом конце зала. – У нас есть пиво за три черных гроша или приличное вино за пять. А на ужин есть говядина за одного серебряного «вола».

Я пропустил «шкурников» мимо ушей. Большинство крестьян не знают, что это значит «драные шкуры», и не понимают, что это оскорбление. Хотя, может, и знают, но им все равно.

– Говядина у нас нечасто бывает, – продолжал трактирщик, склонившись к нам так, словно предлагал сделку века. – Почти так же редко, как и баранина.

– Возможно, потому что здесь «Край мира»? – спросил Кест.

– A-а, ну да, наверное.

– Вообще-то мы находимся не на самом краю мира, – заметил Брасти. – Понятно, что здесь уже почти юг, но все равно это не край земли. А если бы это и было так, то тогда каждый постоялый двор от Бэрна до Пертина следовало бы называть «На краю мира». – Брасти огляделся вокруг. – Да и вообще, это не столько постоялый двор, сколько трактир.

– Здесь есть комната, – сдержанно ответил трактирщик. – Значит, это постоялый двор.

– А где комната? – спросил Брасти.

Парень указал во двор.

– Там. Кровать есть и все как полагается.

– Разве это не конюшня?

– Лошадей там нет.

– Все равно это не…

– Слышь, шкурник, – перебил трактирщик. – Если тебе и твоим приятелям комната не нужна, то и платить за нее не надо. Хочешь называть это место трактиром, а не постоялым двором – да пожалуйста, сколько влезет. Вы трое чего-нибудь заказывать будете? Пиво – пять монет, вино – семь, говядина – один серебряный «вол» и три черных гроша.

– Погоди-ка, ты же говорил…

– То были расценки постоялого двора, а это расценки трактира. Доволен?

Я сунул руку в карман, отсчитал пять серебряных араморских монет с изображением вола. Выложил их на стойку один за другим.

– Пять порций говядины, – сказал я. – А к ним еще пять кружек пива.

– Что? Этого мало. Вы что же, шкурники, грабежом занялись?

Я махнул в сторону потрепанных зрителей, которые, сидя за столами, наслаждались ужином.

– У этих людей, похоже, серебра не водится, а они при этом едят и пьют. И говядина с бараниной тут частенько бывают, потому что Арамор славится своими стадами, – сказал я, ткнув пальцем в вола на монете. – А если еще раз употребишь слово «шкурники», то я тебе скормлю еще несколько черных грошей да передние зубы в придачу: утром, когда пойдешь до ветру, сможешь их пересчитать.

Трактирщик как-то сразу подобрел.

– Прекрасно, прекрасно. Пять порций говядины за пять серебряных монет.

– И десять кружек пива, – напомнил Брасти.

– А как же, пять кружек пива. Разолью их в десять, если угодно. – Отворачиваясь, трактирщик пробормотал: – Может, вы и плащеносцы, да только не Фальсио. Это я вам задаром скажу.

Фальсио?

Брасти потянул меня за руку к последнему пустому столу в зале, где уже сидели девушки в ожидании нас. Стол стоял в дальнем углу, в стороне от всех прочих, да еще и в тени, что нам подходило как нельзя лучше. Шуран взял у трактирщика провизию, за которую, очевидно, рыцарям платить не приходилось, и ушел к своим парням, которые готовились к ночевке и разбивали лагерь. Видимо, здешнее представление их не слишком интересовало.

Музыкантша продолжала перебирать гитарные струны короткими пальчиками так плавно, что мелодия лилась от аккорда к аккорду, порой перекрывая песню.

– Она восхитительно играет, – сказала Валиана, внимательно наблюдая за движениями рук музыкантши.

Дариана пожала плечами.

– Не фальшивит. О певце и этого не скажешь.

– Нет-нет, ты не понимаешь. Когда я жила в Херворе, во дворец часто приглашали трубадуров. Они все были отменными музыкантами, иначе ма… герцогиня им бы никогда не разрешила выступать. Эта женщина, она совсем другая… Ее пальцы похожи на воду, которая омывает речные камни.

– Слуха не хватает, чтобы различать такие тонкости, – призналась Дариана и подмигнула. – А вот певца могу и убить, если он еще раз петуха даст.

Я снова погрузился в музыку, слушая искусную игру на гитаре и очень шероховатое пение.

Луч света разорвал ночную тьму. Песнь жаворонка волчий вой остановила. Слова его услышит все, кто мудр, В них исцеление земли и сила.

Певец замолчал – женщина продолжала играть. Представление подходило к концу.