Тень

Луизе отчаянно захотелось одного — вырваться на волю, положить конец существованию, в котором ее заперли. Внутри ее что-то требовало выхода, кислорода, рвалось наружу, готовое показать свои возможности.

Но стоило ей принять решение, как на смену буре пришло полное спокойствие.

Стеклянная лошадка стояла на подоконнике. Луиза протянула руку, бережно взяла ее и вернулась в кухню. Алиса стояла в той же позе и по-прежнему возилась с родительским серебром. Луиза колебалась, ей хотелось поблагодарить свекровь, но она, как всегда, не находила слов. В конце концов она осторожно положила руку ей на плечо:

— Алиса, я пойду. Всего вам доброго. Я передам эту лошадку Элен. Уверена, она очень обрадуется и захочет оставить ее у себя.

* * *

Сидя за столом в кухне, Торгни перелистнул газетную страницу и нашел объявление о смерти Герды. Ни эпитафии, ни скорбящих родственников. Анонимный некролог — так же будет выглядеть сообщение о его смерти, если кто-то возьмет на себя заботу его напечатать. В прихожей висел черный костюм. Вычищенный, но такой же постаревший, как и он сам. Торгни надевает его только на похороны. Других случаев приодеться у него теперь нет.

Торгни следил за газетными некрологами, и если имя казалось знакомым, шел на траурную церемонию. Для него это была возможность выйти, провести время вне дома, пообщаться с людьми. Надеть галстук, который когда-то завязали пальцы Халины. С тех пор он так и не развязывал узел. Просто слегка увеличивал петлю и просовывал голову. Носил этот аркан, как символический знак, в память о ней, Халине.

Торгни зажег спичку, прикурил. Приоткрыл окно. Он обещал хозяину дома курить в форточку, а то соседи начали жаловаться на запах табака из его квартиры. Торгни живет здесь уже пятьдесят четыре года, с того момента, как переехал в Стокгольм. В юношеском запале он порвал с прошлым, и перед ним открылся мир. Мир, разделенный на черное и белое, мир, в котором не было полутонов. Черный цвет — это все, что осталось позади: детство, отрочество, работа на металлургическом заводе в провинции. Но уже в детстве он знал, что не похож на сверстников. Ему рано пришлось научиться скрывать боль, когда одноклассники, братья или отец били его за странности. Невысокий, не очень сильный, он легко становился жертвой. Пока не познал силу слова. Этим новоприобретенным оружием он поражал любого противника, с годами отточив технику до совершенства. Нет, стычек избегать не удавалось — напротив, разозленные противники легко пускали в ход кулаки, но удары сносить намного легче, когда ты знаешь, что уже победил.

В белый цвет было окрашено будущее. Стокгольм, его культурный мир и писательская жизнь, которая началась еще в родном городке. Ничего-ничего, посмотрим, кто будет смеяться последним.

И вот ему скоро семьдесят восемь, сумерки наступили рано, и жизнь давно клонится к закату. Дни пустеют, все, кого он знал, умерли или потерялись в пути. Людей с общими воспоминаниями почти не осталось. Торгни посмотрел на клочок бумаги с некрологом. Неожиданное появление Кристофера заставило его вспомнить все прожитые годы. Минула целая эра. Выброшенное время и тщетные надежды. Четырехлетний мальчик, по которому продолжал тосковать Торгни, превратился в зрелого мужчину. И его рассказ о себе только подтвердил старые опасения: скорее всего, Халины нет в живых.

Ни имя, ни номер телефона Кристофера он не спросил, не успел. Мальчик, которого он когда-то считал своим сыном, вернулся и опять исчез.

Больше всего Торгни хотелось встретиться с ним снова. Как странно, что он появился именно сейчас, когда смерть Герды привела в движение воспоминания. Их тяжесть теперь давила на Торгни и не позволяла ему пойти на похороны. Все, совершенное когда-то, поднялось из глубины вверх и плавало на поверхности, разъедая тонкую пленку, в которую он запаковал свою совесть.

Теперь ему было непонятно, зачем он вообще собирался идти на похороны. Может, для того, чтобы еще раз посмотреть на человека, сломавшего его жизнь? Еще раз ощутить силу ненависти — единственного друга, который всю жизнь находился с ним рядом.

Торгни выбросил окурок, закрыл окно. Хватит с него воспоминаний! Он отправил некролог в кучу старых газет. Но это не помогло. Ни Герда, ни связанные с ней события не торопились уходить из памяти. Они не были близко знакомы, просто обменивались несколькими словами, когда Торгни приходил к Рагнерфельдтам. По пути в дом или из дома он на миг останавливался и смотрел, как она суетится на кухне или работает в саду, стоя на коленях.

В последний раз он увидел ее сразу после этого. Его тошнило от сделанного, и, выбежав из дома, он упал на колени, пытаясь вызвать рвоту и исторгнуть из себя собственное зло.

Торгни вытряхнул из пачки новую сигарету, но окно открывать не стал. Он хотел было достать себе еще пива, однако вспомнил, что его не осталось, и снова опустился на стул.

Если бы только он вовремя понял, что счастлив! Халина и Кристофер были рядом, и он еще мог писать, не прячась за буквами, не совершив того, что навсегда лишит его права голоса. Только потеряв все, он смог оценить то, что имел.

Его страдание родилось из сравнения.

Перелом произошел незаметно.

Но со временем стал очевиден даже слепому.

Все началось тогда, когда Халина попросила взять ее в Вестерос.

Уже тогда ему надо было задуматься, она ведь никогда и никуда с ним не ездила. Услуги няни стоили очень дорого, как она объясняла. Но, когда он упомянул имя Акселя Рагнерфельдта, она вдруг изменила свое решение.

Ответ есть, но вопрос скрыт, и, чтобы он стал очевиден, должно пройти время.

И время пошло. «Ах, Аксель, Аксель!» Ее постоянные восторги. Его книги, которые она перечитывала снова и снова. Они были в доме повсюду, как будто доказывали превосходство того, кто их написал.

Торгни пытался проглотить обиду, но Халина замечала это и шантажировала его, когда они ссорились. Ситуация становилась все более напряженной, и в конце концов Торгни начал подозревать, что его обманули и между Акселем и Халиной что-то есть. И в подтверждение того, что связь поддерживается, пошли какие-то записки, письма. Он безумно ревновал.

Аксель Рагнерфельдт, его вечный соперник, победитель, успешный писатель, добившийся славы, о которой Торгни Веннберг только мечтал. Именно этот Аксель Рагнерфельдт победил его как мужчина и любовник.

Торгни вспомнил день, когда Халина собрала вещи и увела с собой Кристофера. Торгни не стал ее останавливать. Он поверил, что она уходит к Акселю. И начал искать слишком поздно. Когда увидел, что Аксель продолжает жить с семьей, а Халина и Кристофер словно сквозь землю провалились.

Он встал и пошел в комнату. Халина смотрела на него с портрета. Ее глаза замечали все его оплошности. Вечно молодая, всегда рядом, на расстоянии вытянутой руки. Как неутолимая боль, она завладела его сердцем и ни на мгновение не отпускала. Он продолжал любить ее или воспоминание об их любви? Может, время приукрасило их отношения, сгладило ее капризы и непростительное вероломство? Словно навязчивая мелодия, она привязалась к нему и не отпускала.

Его тюрьмой стала неизвестность, желание получить ответы на вопросы, которые так и остались открытыми.

Поначалу Торгни был парализован случившимся. Продолжать поиски он не мог, куда себя деть — не знал. Пустая квартира напоминала о ее уходе, стены давили, гнали прочь. Но на улице он ее тоже не находил и мучительно страдал при виде любой похожей на нее женщины. Тогда от отчаяния он начал писать. Закрывшись в квартире, он попытался воссоздать ее образ, втайне надеясь, что она вернется, когда прочитает то, что он написал. Когда увидит, какой он талантливый.