Теотль Сухоруков

— Черный дух совсем тебя искорежил! — продолжил насмехаться сухорукий калека.

«Тварь! — мысленно прошипел Тлакатль. — Надо было тебя придушить сразу после смерти старика. Эх, пожадничал я…».

— Святотатцы угрожают Храму! — снова закричал верховный жрец. — Покарайте их!

Пришлые сторонники калеки уже бодро выстроились в ровную линию, закрывшись щитами. Теперь Тлакатль догадался, кто это: крестьяне, которых Ичтакауэка отдал в обучение нескольким четланам. Но как они узнали про своего хозяина?

«Ничего! Моих людей заметно больше. В страже немало опытных воинов, есть и чололтеки, которые с радостью пустят кровь шикаланкам. Мы одолеем эту четланскую заразу! Я лично вырву сердце калеки на алтаре!»

Стража и вооруженные слуги стали медленно надвигаться на напавших, охватывая их с трех сторон. Запахло предчувствием крови.

— Опомнитесь! — маленькая фигурка выскочила между двух отрядов и раскинула руки. — Что же вы делаете?! Это же ваш Бог! Даритель! Вернувшийся, чтобы спасти Чололлан!

Шихтли?! Тлакатль глазам своим не верил. Пучеглазое ничтожество выскочило на защиту калеки. Верховный жрец хотел бы посмеяться, но знал, что от смеха спина так же сильно болит.

Да и не до смеха стало.

Горящие глаза Пучеглазого смутили многих. Движение приостановилось. И этим вновь воспользовался четланский беженец. Вышел вперед: рослый, статный, в одном переднике. Только кривенькая правая ручонка портила весь вид.

— Я — Бог ваш, жители Чололлана! Я Золотой Змей Земли, — выговорил он чисто, как мог только он… и как кричал неоднократно с вершины Храма. — Я Даритель. Я своей кровью раз за разом наделяю ваш город своей божественной защитой.

— Ложь! — завопил Человек. — Я доверенный слуга истинного Вернувшегося Бога. Я облачён его доверием. А этот калека — богохульник и самозванец! Убейте его немедленно!

Странно, но четланин даже не дрогнул. Только шире улыбнулся.

— Тлакатль! Предатель, пленивший меня! Выходи сюда! Выходи, и мы при свидетельстве солнца в поединке проверим, за чьими словами стоит правда. Посмотрим, чьи руки наполнят силой великие боги, — он вынул из-за пояса крохотный шип агавы. — Возьми любое оружие, а я буду только с этим! Этим шипом я каждый раз проливал свою кровь во славу Чололлана. Но сегодня с радостью воткну его в твое поганое горло.

Стража обреченно смотрела на своего предводителя, практически висевшего на плечах слуг. Невооруженным взглядом было видно, что верховному жрецу боги сил особо не дали.

— Жалкий бродяга! — взбесившись, заорал Человек. — Ты просто жалкий раб астеков, которого спасли и приютили из жалости! Ты лизать мои ноги должен из благодарности! Жалкий калека, неспособный позаботиться о себе! Тебе ли говорить о богах: посмотри на свою уродливую руку, боги и так тебя уже наказали!

На миг на подворье повисла тишина.

— Мой путь был тяжел, жрец, — глухо ответил четланин. — Стать богом… это непросто. Но вот про руку мою — это ты зря.

Маленькая скукоженная правая ручечка калеки задергалась и начала подниматься. Тлакатль видел, как тому тяжело, шея четланина вздулась венами. Но на лице он крепко держал дерзкую улыбку. А ручонка с трудом, но поднялась горизонтально… и скрюченные пальцы нацелились на него! На Тлакатля!

Среди сторонников кто-то дико заверещал от восторга.

— Тлакатль-предатель! Сегодня ты умрешь!

Ужас и боль сковали туловище верховного жреца. Он пытался вдохнуть, но спазмы мешали ему сделать это. Цепляясь за слуг (которые в ужасе пытались отойти от него) он сползал на глиняный пол.

В это время рядом с четланином встал воин с разрисованным лицом, не менее рослый и с огромной гривой волос.

— На колени перед Богом! — рявкнул он так, что пролетающие птицы попадали.

Глава 24 Мудрец, художник, чародей

Мы завершали зачистку усадьбы Белой Рыбы. После того, как движение указующего перста сухой руки совпало с приступом люмбаго у Тлакатля (а может, это уже не совпадение?), после того, как Отмеченная Спина гаркнул на толпу смятенных храмовников — сопротивление нам уже не оказывали. Стража покорно складывала оружие, жрецы (за редкими исключениями) простирались ниц, признавая во мне Бога. Тем более, что среди них меня в лицо знали многие. Шикаланки Черного Хвоста принялись разводить всех «по камерам», то есть, по хозпостройкам. Другая половина нового Черного воинства наскоро обыскивала дворец… А я как-то не знал, что мне дальше делать.

Так долго шел к этому моменту, так боялся, что не получится — и даже не задумывался о дальнейшем. Присел на крыльце рядом с похрюкивающим от боли Тлакатлем (его даже охранять никто не стал) и стал растерянно озираться.

— Ненавижу тебя! — сквозь сжатые зубы процедил верховный (или уже нет?) жрец.

Я смотрел на него — и что-то вся злость, накопленная за несколько месяцев, пропала.

— Вочтуиката! — громко окликнул алкозависимого куитлатека, который что-то ловко увязывал в тюки. — Где твоя тыковка?

— Вона! — довольно хлопнул тот по боку.

— Дай-ка!

— Зачем это? — нахмурился Вочтуиката.

— Во славу божью! — засмеялся я. Почему-то мне стало приятно от того, что есть у меня человек, которому жалко делиться с самогонкой с самим Богом.

Уже с фляжкой я подошел к Человеку, не реагируя на его вопли, перевернул его на пузо и задрал одежду. Самогонка, конечно, не «Фастум-гель», но прогреть должно.

— Не стони! — приговаривал я, натирая поясницу. — Тебе и так недолго осталось. Хоть, доживешь по-человечьи.

Вочтуиката с болью в глазах смотрел на нас снизу.

— Даритель! — не выдержал он, когда я начал выплескивать последнее. — Ну, ладно, для тебя… Но на него же — это пустой перевод продукта!

— Жадность — грех, Вочтуиката! — глубокомысленно заявил я, втирая спиртное в болезную спину приговоренного.

Вот за этим непотребством нас всех и застало целое новое войско, «на рысях» ворвавшееся на подворье усадьбы.

Что-то я совсем забыл, что в городе еще тлатоани есть. Воины правителя ворвались в ворота с занесенными маками и топорами, их лица были полны готовности кромсать налево и направо… Похоже, горожане описали им происшествие в красках.

«Какая глупая смерть» — только и успел я подумать, разгибаясь над стонущим жрецом. По счастью, Вочтуиката был одним из старших тренеров чололланского воинства.

— Спокойно, парни! — широко улыбнулся он. — Опустите-ка палки свои! Здесь всё в порядке…

— Может, позволишь мне самому командовать моими воинами, — оборвал его властный недовольный голос.

В окружении роскошных, как подтанцовка Киркорова, воинов в усадьбу вплывал резной паланкин. На нем, твердо сжимая в руках тумбажную секиру, восседал тлатоани. Глаза опытного воинского предводителя уже окинули оценивающе поле возможного побоища, и Ичтакауэка увидел меня на широкой лестнице.