Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Меля садится за заднюю парту. За последнюю или одну из последних.
Входит учительница. Это старая, грузная, с пухлыми пальцами женщина. Её седые волосы собраны в большой аккуратный узел. На ней тяжёлые пластмассовые очки. Щёки её обвисли до подбородка как у бульдога.
Это была глупая, больная и очень уставшая женщина. Всё её в жизни раздражало, и сама жизнь тоже раздражала. Она готовилась умирать.
Меля не очень-то любила своих учителей. Ненависти она к ним не питала. Это были люди слишком уж жалкие, незначительные, чтобы она обращала на них хоть какое-то внимание.
Другие дети плакали, когда учителя начинали на них орать. Меля молча слушала их крики, не обращая на
Ощущение было такое, будто она надела водолазную маску с трубкой и нырнула. Уши её оказались под водой. Она могла распознавать голоса людей, но они не были для неё оглушающими. Они звучали откуда-то издалека.
Мысли её были заняты своим.
В тот раз она прекрасно слышала все нотации директорстве, но по прошествии времени не могла вспомнить ни одну из них. Слова текли где-то мимо неё, точно огромные сонные рыбины. Они подплывали к ней, прикасались к ней своими хвостами и уплывали дальше.
На секунду директриса умудрилась каким-то неведомым образом разозлить Мелю. Вспышка гнева поднялась у неё не волной, а скорее китовым фонтаном. Один мощный толчок энергии, и она запустила в директрису малахитовой шкатулкой. На этом всё и закончилось. Поток ярости мигом ослабел. Меля снова стала вялой. Убежала она не в слезах, а в абсолютно спокойном состоянии.
Меля помнила директорский кабинет, пытавшийся изо всех сил казаться роскошным. Паркет смотрелся почти деревянным. Столы из тёмного ДСП отдалённо напоминали ореховую мебель высоких чиновных кабинетов. На стене весели здоровенные триколор и флаг Москвы из искусственного шёлка. Даже стеклянный буфет, который разбила Меля, старался выглядеть хайпово: это был такой недохайтек из «Икеи». Но верхом дурновкусия были красовавшиеся на столе огромная жаба из позолоченной керамиком, сжимавшая китайскую монету с дыркой посередине во рту, и та самая грубая малахитовая шкатулка, купленная на азербайджанском рынке.
Директрису была молодящейся худой женщиной лет пятидесяти. Она мазала лицо золотистым кремом и носила позолоченные очки. На золотые денег у неё не хватало. Она не привыкла, чтобы ей кто-то перечил.
Вообще Меля жила хорошо. В тот раз на истории она первый раз за четыре года учёбы в школе решила сама выступить на уроке. Без принуждения. По собственному желанию. Она озвучила свои мысли, свои взгляды.
Они оказались учителям не нужны.
«Что ж, – решила Меля, – если им не интересно знать, что я думаю, пусть не знают. Я думаю не для них.».
С тех пор Меля на истории старалась не отвечать.
Она выросла на передачах канала РЕН-ТВ. Их она любила даже больше, чем чернушные репортажи и жестокие так-шоу на НТВ и кровавые фильмы ужасов на
ТВ-3.
Голос Игоря Прокопенко был для Мели даже более родным, чем голос собственного отца. В доме чаще говорил Прокопенко, чем её папа.
Каждый день возвращаясь со школы, Мел обязательно заходила в продуктовый магазинчик и в газетный ларёк. В магазинчике она покупала себе карамель, чипсы, шоколад и прочие вкусногадости. В газетном же киоске она всегда покупала свою любимую газету «Телек». Иногда она также покупала что-то по своей теме: газету «Оракул», «Тайны истории», на худой конец мракобесную газетку ЗОЖ или «Московский комсомолец».
Да, девочка, родившаяся уже после того, как в России массово появился нормальный Интернет и смартфоны, – всё ещё читала газеты. Ну, точнее, одну газету она покупала постоянно, а другие – от случая к случаю. Всётаки Меля была ребёнком, и предпочитала тратить деньги на сладости, а не на макулатуру.
Она обожала читать «Телек».
Когда Меля довольная возвращалась домой со свежим номером этой газетёнки, она
сразу же садилось в огромное, полное клопов кресло, брала дешёвую синюю шариковую ручку из прозрачного стекловидного пластика и начинала отмечать те программы, которые хотела посмотреть.В их число неизбежно попадала «Военная тайна» с Игорем Прокопенко. Устоять перед обаянием программ про инопланетян и масонов Меля никак не могла. Соперничать с фильмами РЕН-ТВ в её сознании могли только самые крутые фильмы ужасов и программа «Следствие вели…» на НТВ.
Меля обожала РЕН-ТВ. Она смотрела его с самого детства. Первую программу на этом канале она посмотрела в шесть лет. Это был до одури страшные документальный фильм про перевал Дятлова. Ей тогда всё очень понравилась. Она была просто в восторге от фильма. Ей понравилось буквально всё: напуганные бедные жители, фотографии снежных людей, рисунки с изображениями уральской нечисти… А когда начали показывать нарисованные на компьютере синие и фиолетовые трупы, – Меля аж захлопала в ладоши от восторга. С тех пор она всем сердцем полюбила канал РЕН-ТВ.
Меля не верила в официальную историю. Она и не хотела знать её. Истории и другие науки (как гуманитарные и общественные, так и точные) она предпочитала изучать по фильмам канала РЕН-ТВ. Этот канал сформировал её мировоззрение.
– Зачем нам физика? – говорила иногда Меля сама себе. – Всё в этом мире можно освоить просто и популярно. Лучше бы вместо этих задачек нам в школе «Игры богов» ставили.
Она обожала фильм «Игры богов». Казалось, его она могла пересматривать бесконечно.
Ей нравилось сидеть на продавленном диване, грустить чипсами и не отрываясь смотреть на экран, где рассказывают про славяне-арийские веды. Она обожала веды.
«Если я захочу что-то узнать, – думала Меля, – в первую очередь я посмотрю, что об этом написано в ведах!».
Меля не верила в христианского Бога и никогда не ходила в церковь. До определённого момента. Впрочем, православной она осознает себя несколько позже.
Школьных подруг у Мели поначалу не было. Ну как, поначалу? Класса до шестого точно. Зато в шестом классе у неё появились друзья и даже одна настоящая подруга. А случилось это так.
Глава восемнадцатая. Хорошая компания.
Меля в тот день пришла а школу рано, к третьему уроку.
Она точно помнила, что это был четверг.
Учебный год едва успел начаться, а у Мели уже было два выговора от учителей за прогулы и непроходимую лень в области исполнения домашних заданий. Меля проучилась в школе шесть лет, но так и не вспомнила, чтоб за всё это время она хоть раз делала когда-то домашку. Она была слишком ленива для неё.
Меля с трудом могла высидеть даже четыре урока. Она ужасно уставала. После тяжёлого учебного дня она сращу ползла домой, заходя по дороге магаз, где покупала обычно конфеты, плюхалась на диван и до ночи смотрела любимые каналы.
Она очень любила свой домашний диван. Это был огромный старый диван, обитый затёртым местами до блеска велюром. Когда-то велюр был тёмно-зелёный, такого благородного цвета. Но со временем он стал грязно-серым. Металлические ножки его давно подломились, и теперь этот уродец стоял прямо на полу.
Ах, сколько фильмов Меля пересмотрела сидя на нём!
Сколько воспоминаний детства с ним было связано!
Так вот, в тот день Меля пришла в школу к третьему уроку. Это была литература. Вторым уроком у их класса стояла физ-ра. На физ-ру Меля не ходила никогда в принципе. Даже в начальной школе она даст бог пару раз посетила занятия по этому предмету. В остальное время она эти занятия прогуливала, отсиживалась в буфете, бегала к врачу, чтобы симулировать, что ей плохо.