Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Вот и эти подростки теперь вызывали у неё презрение и ненависть.
Но это были не те подростковые презрение и ненависть. Ненависть не съедала Меле душу, не забирала её
жизнь. В отличии от своих сверстниц, она не помешала ненависть в центр своего мира, не обносила её золотым заборчиком, не делала из неё культа. Те, кого она ненавидела, существовали на самой периферии её сознания. Они мельтешили где-то в уголках глаз. Люди были для неё подобны дождю или другим подобным явлениям. Это были досадные мелочи, которые иногда мешали, но в целом оказывали не такое уж большое влияние. Те же подростки и пугали, и раздражали её, но не были для неё чем-то важным. Подобно мухам в жаркий день, они иногда появлялись, и сразу же исчезали. Они почти не вызывали эмоций. Только лёгкую досаду в те моменты, когда они появлялись на мир в её жизни. Ненависть к ним не была похожа на
Глава девятнадцатая. Просто жить.
А жизнь тем временем шла своим чередом. Меля и Крис закончили шестой класс. Перешли в седьмой. Потом и его с горем пополам закончили. Теперь они были восьмиклассницы.
Учиться Меля по-прежнему не хотела. Правда, теперь она начала читать книги. Началось это дело с того, что они с Крис как-то поехали на блошиный рынок. Он проходил ни то в Одинцов, ни то в Люберцах. Там они накупили кучу всякого барахла: в основном старые бабушкины шмотки из нулевых, а то и из девяностых, старый маленький телевизор Sony размером с чемодан и отличные серьги из посеребрённого железа с огромными зелёными фианитами.
На рынок они приехали с утра. Встали рано, часов в пять или шесть. К девяти утра добрались до места. Нашли друг друга не сразу.
На дворе стоял июль, и Солнце всходило рано. В семь часов на улице уже было было тепло. В девять начиналась адская жара.
Меля проснулась рано. Золотое Солнце уже уговор своими зайчиками на пыльных деревянных шкафах. Меля встала, лениво потянулась, сняла свои огромные пижамные штаны, переоделась в платье. Она умылась как следует и поехала бог знает куда на этот чёртов рынок. Людей на улицах было мало. Только таджики мели дворы своими мётлами.
В душной электричке, которую, кажется, не ремонтировали с восьмидесятых годов, Меля добралась до блошиного рынка. Рынок расположился на огромном пустыре, который местные жители использовали как парковку. Ещё там иногда проходили гонки на тюнингованных девятках – главное развлечение состоятельной молодёжи. Рядом находился чахлый лесок, где бегали бешеные ежи и енотовидные собаки. Под деревьями лежали горы мусора.
Меля обожала такие места. Так приятно бывает ехать летним утром на электричке по Подмосковью. За окном тянутся полные счета широколиственные леса. Проглядывающие сквозь их кроны солнечные блики пробиваются сквозь стёкла поела, скользят по заплёванному коричневому полу, по блестящим масляной краской старым скамейкам. Жутко трясёт. Ощущение, что сидишь в очень жёстком массажном кресле. Людей почти нет. Может, только пару бабушек в широких белых шляпах, цветастых платьях в пол и юбках войдут и сядут где-то в дальнем краю вагона и будут тихо читать газету ЗОЖ, изредка поглядывая в окно. Может, ещё скуластый, с тощим загорелым лицом работяга в спецовке и кепке-восьмиклинке и с ящиком инструментов в руках. Зайдёт толстая и важная контролёрша в синей форме. Потом пройдут коробейники, – мужчины и женщины, предлагающие всем за небольшую плату самые лучшие в мире лупы, обложки для паспортов, мороженое и другое добро.
Хорошо ездить иногда на электричке. Меля охотно покупала у коробейников мороженое и лопала его. Всю дорогу она что-то да лопала.
За окном тянулись те самые чахлые леса и покосившие двухэтажные бараки из почерневшей от времени сосны. Их пыльные окна не подавали признаков жизни. Возле таких бараков тянулись рады огородов. Рядом россыпями стояли зелёные и синие деревянные домики.
Меля очень любила всё это.
Наконец, она приехала на рынок. Встретила Крис. Они вместе накупили очень много всего. Старые берцы, куча бабушкины платьев по сто рублей за штуку. Меля взяла тот самый телевизор Sony. В девяностые он считался продвинутым. Это был небольшой телевизор размером с чемодан. У него была ручка, чтоб удобнее было переносить, и выкидной антенна. Он был цветным и пригасил до двадцати каналов. Меля очень любила телевизоры. Она понимала их лучше, чем компы. Ещё она взяла те самые серьги с огромными фианитами.
Они с Крис уже хотели уходить. Крис приволокла с собой
огромную бабуину тачанку для походов на рынок. Она вся уже была забита до отказа. И тут Меля обратила внимание на прилавок с книгами. За ним стоял тощий мужичонка в белой хлопковой кепке-восьмилетние, в клетчатой фиолетово-чёрной рубашке с короткими рукавами. На одном из запястий у него были поддельные часы Rolex. Хорошая подделка. Видно, что постарались. На мужике были пыльные чёрно-Серве брюки, истрёпанный кожаный ремень и гопницкие шузы. У него был римский нос, с Котово сползали старые очки с толстыми стёклами, скреплённые сургучом и нейлоновыми нитками. У мужика были серые, казалось, выцветшие от солнца и жизненных невзгод глаза. Очень добрые и грустные глаза.На прилавке у мужика лежали дешёвые, напечатанные на жёлтой и серой бумаге книги с выгоревшими и потускневшими за многие годы непромокаемыми обложками. Темы были как раз для Мели: тут были книжки про НЛО, пришельцев, учебники по чёрной магии, эротические и мистические детективы, книги про спецназовцев и бандитов, лечебники и справочники по народной медицине. Была здесь и вполне классическая книжка «Утро магов». Меля купила её, книгу по тибетской медицине, пару книжек про НЛО, фашистов и мировое правительство и старую книгу о власти над людьми и психологических манипуляциях. С этим добром девочки поехали домой. Книги были дешёвые – пятьдесят рублей за штуку.
В поезде Меля стала читать. Она решила начать с тибетского лечебника. Книга ей понравилась. А ещё ей понравилось читать. Понравилось настолько, что она читала без остановки всё время, пока ехала в электричке домой.
Так Меля полюбила книги.
Очень скоро началась школа. Девочки пошли в восьмой класс. Тут их дружба постепенно начала распадаться. Той же осенью Крис нашла себе парня, и стала встречаться с ним. Теперь он интересовал её больше, чем Меля. Появились и соответствующие заморочки: раньше Крис не обращала внимания на свою фигуру. Теперь де она стала озабочена лишними килограммами. Вообще Крис стала хуже после всего этого.
Раньше они с Мелей могли весь день шляться по заброшкам, драть чипсы, по ночам смотреть ужастики и трешёвые программы на РЕН-ТВ. Теперь это время навсегда ушло. Крис больше не хотела наряжаться в бабушкины платья и старые джинсы. Она начала краситься, следить за своей одеждой. Она теперь не хотела жрать по пять пакетов чипсов в день, боясь потолстеть. После зимних каникул она и вовсе решила записаться в спортзал.
Меля не пыталась её вразумить. Не таким она была человеком. Меля никогда не указывала людям, как жить. Ей было глубоко плевать на всех, – даже на неё саму. Она не учила людей жить. Она считала, что люди сами делают выбор, и отвечают за него. Вне зависимости от того, хотят они или нет. Она своей выбор сделала.
Меля не делала ничего, чтобы спасти свою дружбу с Крис. Она лишь молча смотрела на то, как разрушался выстроенный ими мир.
Меля давно ждала апокалипсиса. Она знала, что он будет. Знала, что дальше будет только хуже, и ей никто не поможет. Знала, что мир катится в тартарары, и остановить его ни она, ни кто-то ещё не сможет. Конец был близок, и Меля чувствовала это. Она не боялась. Когда-то давно боялась, но теперь уже нет. Она просто видела, как рушился мир. На её глазах происходило увядание. Куда бы ни глядела Меля, она видела лишь то, как на её глазах происходило умирание этого мира. Всюду были лишь смерть, мрак и деградация. Как ни странно, Меля смотрела на всё это очень спокойно. Она воспринимала это как данность, как то, над чем ни она, ни другие люди не были властны. Она смотрела на всё вокруг точно так же, как обычные смотрели на букеты цветов в хрустальных вазах. Хрупкая красота цветов была обречена на скорое увядание. Цветы чахли и погибали на глазах. Но люди смотрели на них и наслаждались их мимолётной красотой. Точно так же Меля воспринимала всю красоту этого мира.
Она спокойно наблюдала, как мир вокруг неё стремительно рушился. Она так любила старые хрущёвки на окраинах Москвы. И вот на её глазах в уютные московские дворики врывались смуглые белозубые строители, говорившие на непонятных языках и не понимающие всю красоту этого мира, вырывали с корнем высаженные жителями деревья, разрушали стены, выгоняли из подвалов кошек. Мир, в котором жила Меля, мир, который она любила и понимала, – стремительно умирал. На месте хрущёвок вырастали огромные многоэтажки с плотно зашторенными панорамными окнами и французскими балкончиками. Исчезали любимые Мелкй газетные киоски. Закрывались милые её сердцу шаурмячные. На их месте стремительно возникали барбершопы, веганские кафе и магазины здорового питания. Как же Меля ненавидела всё это!