Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Дошло до того, что даже на Гугл-картах эта квартира отмечалась теперь как «Штаб леваков». Правые на это обижались, но такое соседство терпели. Терпеть его согласилась и Меля.

«В конце концов, – рассуждала она, – не могут же эти леваки быт ненормальными людьми. У них же тоже есть дети, жены. Они тоже любят своих родителей. Только бы там не было этих феминисток. Фу, ненавижу их!».

С таким мыслями Меля и заселилась в некогда родную квартиру.

Алиса Сойкина была удивительным человеком. Она была старше многих из нас. Когда я с ней познакомился, ей было уже двадцать семь. Она активничала ещё в нулевые.

Прозвище своё она получила за первую акцию.

Родом Алиса была из небольшого городка на Юге России.

Так вот, когда ей было шестнадцать лет, она на каком-то местном муниципальном празднике бросилась со включённой на полную мощность бензопилой на мэра. Он в это момент читал заунывную речь перед горожанами.

Времена были либеральные, тем более, мэр не пострадал. Так что Сойкина получила тогда тридцать суток.

Она помнила Болотную, бессрочный протест, «Левый

Фронт» и нацболов в лучшие их годы. Она создала когда-то «Революционную пролетарскую партию».

На неё четыре раза заводила уголовное дело, но она всякий раз бежала от следствия и пряталась по сибирским деревням. Её так ни разу и не посадили.

Один раз она с товарищем ограбила банк на Китай- городе. Точнее, сначала они с товарищем зашли в один банк и попытались его ограбить, но не вышло. Потом они зашли в другой. Из кассы они вынесли тридцать тысяч евро. Товарищ убежал с деньгами, а вот Сойкину адержали. Во всех левых и правых пабликах тут же прошла инфа, что задержали её за ограбление банка. Она, однако, сумела сбежать из ОВД. Её соратники пробрались на территорию и выпилили решетки в её камере. Но это оказалось излишне: она просто незаметно вышла из камеры, после того, как мент забыл закрыть дверь. Затем Алиса добежала до своего товарища, они вместе поехали в Брянск, где в самом дорогом баре города устроили пенную вечеринку. Затем они побежали к украинской границе. Товарищ с остатками денег убежал за границу и получил политическое убежище, а сама она спряталась в Сибири.

Деньги разделили: часть отдали ВПД на покупку принтера и печать листовок, часть ультраправым, часть потратили сами.

Потом товарищей Алисы начали сажать. Кто-то успел сбежать а границу.

«Революционная пролетарская партия» прекратила своё существование.

Тогда Алиса вступила в КПРФ и стала медленно захватывать партию изнутри. Она стала набивать партию молодыми радикалами, толкать их в муниципальные депутаты и смещать партийное начальство.

Когда она поехала организовывать наблюдение на выборах в Ростове, – фээсбэшники отравили её там мышьяком.

С этим человеком Меля и вынуждена была теперь жить.

А заодно – и со всеми товарищами Сойкиной.

Именно там я и встретил Мелю.

 Глава двадцать третья. Куба.

Отношения со Зверевой развивались стремительно. Очень скоро она позвала меня к себе домой, в коммуну на Ломоносовский. Находилась она прямо рядом с университетом в одной из пятиэтажных хрущевок.

Как и говорила Соня, о встрече я с ней договорился в Джаббере, приехал без телефона и всю дорогу был в маске.

В отличии от Первомайки, квартира была чистая, ухоженная. Кроме Сони, жили здесь Кристина с братом, а также ещё два парня.

Один был Алексей Алексеев – это был программист из МГУ, выпускник эмгэушного физфака. Несмотря на то, что он закончил физфак, он был туп как пробка.

Видом он был несуразен: высокий, тощий, мордатый и с пивным животом. Лицо у него было продолговатое, как могла у лошади, и зубы у него были лошадиные.

Волосы жидкие, светло-пегие, вьющиеся.

Противный он был, мерзавец.

Хотя он был туп и ничего не понимал в гуманитарных науках, он считал себя великим социальным теоретиком. Однако он был слишком ленив для того, чтобы самому теоретизировать. Поэтому он нанимал талантливых студентов, чтобы они писали за него статьи, а о6 только подпись ставил.

Он состоял в КПРФ, любил Сталина, верил в ауру, космическую энергию души и прочее подобное, сидел на кетодиете и мечтал о том, чтобы жить вечно. Его манили Иде сингулярности, но идеи крепкой руки и государства-няньки манили его не меньше.

Работал он часов пять в неделю, так как был системным администратором в МГУ. За это он получал сто пятьдесят тысяч в месяц. Треть из них он отдавал Сонечке. Она же уговорила его снять квартиру вместе с ней, Кристиной с братом и ещё одним молодым человеком.

Этот ещё один звался Пауль Азюков. Он был родом из Татарстана. Там он платно окончил Казанский университет по исторической специальности, а потом приехал в Москву и поступил на платную же магистратуру МГУ.

Что интересно, своё образование он целиком оплачивал сам, а потому работал без остановки. В том числе он занимался тем, что писал статьи для Алексеева.

Пауль был татарским националистом, поклонником партии «Серых волков», любителем Штрассера, Рильке, Молера и тому подобных. Он был германист и германофил. Диплом бакалаврский защитил по германской теме, а магистерскую писал про мягкую силу Китая.

Внешность у него была невзрачная и не особо красивая: тонкое скуластое лицо землистого цвета, серые глаза, чёрные как смоль волосы, гитлерюгендовская стрижка.

Человек был начитанный, но совсем не умный и не добрый. Он был скучен, как полено. Разговаривать с ним было невозможно: он вечно уходил в какие-то мелкие детали, которые тут же забывались, и за которыми нельзя было ничего разглядеть.

С этими-то людьми и жила Соня.

Они мне не особо понравились. Это были не те люди, которые делают дело. Такие только болтать умеют. Ну, Алексеев точно прям был таким. Пауль получше, но он и работал много, и взгляды не те.

Короче, я хотел познакомиться с кем-то ещё.

Когда я зашёл в квартиру, разделся и прошёл на кухню, первое что предстало мне, так это следующая картина.

Соня в одних шлёпанцах стоит на кафельном полу, склонившись над столом. На столе лежит газетка, а на ней разложены полоски белого порошка. Соня втягивает их одну за другой, громко шмыгая.

Как выяснилось, это был фенибут. Соня могла сжирать его по пачке или больше в день. Обычно она измельчала таблетки в ступе и втягивала получившийся порошок носом.

По дому она обычно ходила голая или с минимумом одежды. Так ей было комфортнее.

Пока мы разговаривали с Алексеевым и Азюковым про политику, Соня говорила о ноотропах. Она подсадила на них всю компанию. Алексеев вообще их обожал и хавал горстями.

Я тактично отказался.

В один момент у нас с Алексеевым возник вопрос, должна ли сохраняться многопартийность при социализме.