Тепличный цветок
Шрифт:
– Когда это ты стала такой умной?
– А ты не знаешь? Я попросила об этом у джина, когда потерла лампу во второй раз. А именно, я загадала стать умнее Коннора Кобальта. Правда, он об этом еще не знает.
– Не подпитывай его хреново эго, - говорит мне Рик. Эго Коннора - практически его собственная жизненная сила.
Я провожу рукой по предплечьям Рика, а затем прижимаю ладонь к его затылку.
– Скажи мне, - говорю я, игриво улыбаясь.
– Ты выучил русский в школе, или же ты что-то вроде тайного агента ЦРУ?
Он закрывается; любые разговоры о его прошлом действуют словно репеллент.
– Ага, я недолго учился в Мэйбелвуде, - он пожимает плечами.
– У меня было время, чтобы подучить языки.
Несомненно это не вся история.
– И?
– не сдаюсь я.
Он внутренне колеблется, но спустя длительное мгновение все же говорит:
– И когда мне было шесть или семь, моя мама наняла преподавателей. Они и научили меня языкам, - он смотрит на потолок, а затем качает головой.
– Я ругаюсь так офигенно много, что в результате люди предполагают, будто я идиот, отличный спортсмен, но все же чертов идиот. И я по правде не хочу никого переубеждать. Это не имеет смысла.
Думаю, нужно быть реально сильным человеком, чтобы выбрать такую линию поведения, чтобы не переживать о мнении людей, даже когда ты знаешь, что ты лучше, чем они говорят. Я не представляю, почему его удовлетворяет данное положение дел.
– Почему именно русский?
– Потому что она хотела, чтобы я его знал, - говорит он.
– Еще я владею испанским, итальянским и французским.
У меня глаза на лоб лезут.
– Постой, что?
– я снова ударяю его в плечо.
– Ты знаешь французский?!
– Роуз и Коннор разговаривают на французском, а он скрывал, что понимает их.
– О мой бог, - я хитро улыбаюсь.
– Ты знал, о чем разговаривают моя сестра и Коннор, все это время?
– Большинство их разговоров были глупыми.
– А ты употребляешь грязные словечки на всех языках?
– мне всегда было любопытно.
– Иногда, - говорит он.
– Но когда ребята разговаривают на французском, я чертовски стараюсь их не слушать. Поверь мне.
Цифры на экране лифта сменяются так быстро 10-9-8.
Рик столько всего скрывает внутри своей головы и скрывал это в течение многих лет. Он более одинок, чем я думала. Возможно, ему это нравится.
– А Ло об этом знает?
– спрашиваю я.
Он хмурится.
– О чем?
– О русском, французском, обо всем этом.
Он качает головой.
– Нет. Это не имеет значения.
– Но... это ведь делает тебя тобой, - говорю я.
– Это часть тебя, верно?
Его челюсти стискиваются.
– Это не та часть меня, Дэйзи, о которой мне, бля, хотелось бы помнить.
Он имеет в виду контроль своей матери. Думаю, таким образом Рик хочет забыть о своем детстве, которое превратило его в запутавшегося человека, мучавшегося столь же сильно, как и его брат. Я снова становлюсь на носочки и целую его в щеку.
– Спасибо, что рассказал мне правду.
Двери лифта открываются, и я слышу их. Рик ловит мою руку, переплетая наши пальцы, пока мы выходим в коридор. И от этого мимолетного, импульсивного жеста, мое сердце возгорается будто костер.
ГЛАВА 24
РИК МЭДОУЗ
Я сильнее прижимаю телефон к уху, думая, что услышал Коннора неверно.
– Прости,
что?– Я вышел на десять минут, чтобы поговорить с Роуз. Я не думал, что он станет заказывать что-то, кроме газировки Физзли и картошки фри.
– Ты говоришь мне, что отвернулся на десять гребаных минут, а мой брат принял что?
– Я не знаю. Но могу точно сказать, что он что-то заказал. Он не смотрит на меня, так что думаю, он пил газировку с ромом.
– Забери у него чертов стакан, - я вышагиваю по гостиничному номеру, быстро проводя руками по волосам.
– Он расстроен, - говорит Коннор.
– Нас весь день преследовали папарацци, задавая вопросы о твоем отце. Он не смог с этим справиться.
Предполагалось, что сегодня они отправятся за покупками по магазинам на улице Сент Оноре. Ло писал мне ранее сообщение, что Коннор скупил весь магазин Hermes для Роуз, при этом заказав доставку прямиком к себе домой. Казалось, моему брату было весело, но мне следовало позвонить ему и убедиться в этом.
– Не пытайся на фиг дать разумное пояснение зависимости моего брата, - рычу я.
– Он болен, Коннор.
Дэйзи наблюдала за мной, выглядя взволнованной, пока одевает свою красно-коричневую водолазку поверх майки. На ней изображена тройка скрепленных золотистых колец для Квиддича и надпись: Я - вратарь. Одними губами она спрашивает: Ты в порядке?
Я не могу ей ответить. Потому просто сердито смотрю на ковер.
– Коннор, я чертовски серьезен. Забери у него долбанный напиток прямо сейчас.
– Мы в пабе возле отеля.
Все ясно. Ло не подозревает, что Коннор в курсе того, что мой брат пьет.
– Ты хочешь, чтобы я сыграл роль плохого полицейского?
– Ему нужно, чтобы кто-то из нас был на его стороне, Рик, - поясняет Коннор.
– Он не может ощущать себя одиноким против всех нападающих на него.
– Он - гребаный алкоголик!
– ору я.
– Он даже не должен быть в баре. Ты говоришь, что самый умный парень во всем чертовом мире, но при этом даже не можешь забрать напиток у него из рук.
– Я достаточно умен, чтобы знать, что с моей стороны это не принесет ничего хорошего. Ты же уже зарекомендовал себя, как крепкий орешек. Так что я не хочу брать на себя эту роль.
– Прямо сейчас я от всей души ненавижу тебя, - меня трясет, словно какого-то хренового сумасшедшего, и я не знаю, потому ли это, что Коннор случайно отвернулся от моего брата, или потому, что я не доглядел за ним.
– Ты хочешь быть его лучшим гребаным другом, пока я буду весь в дерьме, что ж, ладно. Меня это больше не волнует.
Я кладу трубку, тяжело дыша.
– Нам нужно идти, - я смотрю на Дэйзи, замечая ее сумочку, перекинутую через плечо наискось.
– Готова, - говорит она.
Я хватаю куртку, и мы на хрен идем на улицу.
* * *
Я держу руку на пояснице Дэйзи, пока мы пытаемся протолкнуться через переполненную толпой улицу, здесь полно операторов и спортивных фанатов, одетых в красно-белые джерси для регби.
– Вперед, Англия!
– кричит пьяный парень с британским акцентом, размахивая своим чертовым кулаком в воздухе. В этом же кулаке зажата бутылка с пивом. Его друзья поют гимн победы, даже несмотря на то, что сегодня Англия проиграла своим соперникам из Южной Америки.