Теплый шоколад на десерт

Кряхтя и отряхивая с пальто налипшие листья, Кэл поднялся на ноги и поспешил за Джиллиан. Плюхнулся на сиденье, Фостер повернулась к нему, передернула плечами и мотнула головой, словно отряхиваясь от наваждения владевшего ею до момента появления Кэла.

— Больно? — она прищурилась, пытаясь рассмотреть его лицо, — Извини. Я немного поплутала, это же целый лабиринт.

Голос Джиллиан сорвался, и она захлебнулась словами, ловя ртом воздух. По холодным щекам скатились две прозрачные слезинки, блеснувшие в синеватом свете приборной панели. Джиллиан зажмурилась, и вздохнула через нос, гася эмоциональную вспышку, она не могла позволить себе раскисать на глазах у Кэла.

— У тебя кровь!

— А? — Кэл пощупал скулу, — Ерунда, всего лишь царапина. Бывало и хуже. Как ты? — задал он осторожный вопрос.

— Поехали домой.

— Домой? — в его голосе звучало удивление и надежда.

— Отвези меня к Саре, — отрезала Джиллиан, разрушив зародившееся было чаяние на лучший исход.

— Я знала, что все так и будет, ты меня найдешь. Обязательно найдешь, — невнятно побормотала Джиллиан.

— Что ты бормочешь? — Кэл извернулся между спинкой и рулем, нависая над Джиллиан, и притянул её к себе за отвороты куртки и неожиданно для себя поцеловал в губы.

Она сопротивлялась, выворачивалась и упиралась. Отпихивала его локтями и даже пыталась укусить, но он не отпускал её.

Он был намного сильнее. Гораздно сильнее.

— Пожалуйста, не надо, Кэл — прохрипела она сквозь сомкнутые зубы, — Ты делаешь мне больно, — и сорвалась на крик, — Больно! — открыла глаза блестящие незрячие, и прошептала хрипло: — Кэл, не надо.

Он нервно облизнулся. Губы Фостер были чуть солеными и горькими на вкус.

«Не надо Кэл — вибрировало в воздухе, тонкими иглами впивалось в мозг,— Не надо, Кэл».

От этого голоса у него зазвенело в голове и тоскливо сжалось в желудке, он должен контролировать ситуацию. И себя. Он совершенно точно знал, что еще несколько минут, и он ни черта не сможет контролировать. Ему хотелось схватить Джиллиан за плечи и встряхнуть посильнее, чтобы выбить из нее всю дурь, всю ту бредятину, что она так хорошо нафантазировала о нем и о его чувствах и желаниях.

— Фостер,— прошипел Кэл и, ощущая плечом её окаменевшее тело, оттолкнул от себя, хватаясь за руль.

— Хватит, — выдохнула Джиллиан и снова закрыла глаза, — Я так больше не могу. Поехали.

— Я же говорил, — зло пробурчал Кэл, неким образом изображая Фостер, это была её любимая присказка, когда в очередной раз после неудачного завершения дела или, вытаскивая и спасая его задницу от преследования и наказания, Фостер закатывала глаза и, всплеснув руками, сокрушалась: « Я же говорила, Кэл, добром эта авантюра не закончится».

— Как приедешь домой, приложи что-то холодное, — посоветовала Джиллиан.

— Фостер, это в первый раз? — он саркастично усмехнулся, — Или в последний?

— Неважно, — она запнулась.

— Святое дерьмо, — взорвался Кэл, — Давай еще будешь винить и проклинать себя и за дебильную шишку. Пройдет.

— Холодный компресс или мазь, — она словно не слышала его, давала рекомендации, глядя прямо перед собой на мелькающее шоссе и, щурясь от света фар встречных машин.

Каким-то чудом Джиллиан удалось сохранять самообладание всю обратную дорогу, она держалась, пока не оказалась дома. Она тихонько прикрыла за собой дверь и прокралась на цыпочках до своей комнаты, чтобы Сара не расслышала её шагов и не пришла с расспросами. Все мускулы её тела гудели от напряжения и страха. Наконец ей все же удалось набраться сил и стащить с себя одежду. Нетвердой походкой пересекла спальню и добрела до ванной забираясь под душ. На водные процедуры Джиллиан потратила не менее получаса, раз за разом намыливая себя и смывая густую пену под струями горячей воды. Она чувствовала себя опустошенной, смертельно усталой и грязной. Когда она наконец взглянула на себя в большое от пола до потолка зеркало, то заметила что ещё кожа покраснела, а где она терла особенно сильно едва заметно кровоточила. Не вытираясь, Джиллиан накинула купальный халат и, продолжила разглядывать себя в зеркало. Её глаза потемнели от ненависти и гнева и от пережитого потрясения выглядели огромными на осунувшемся лице. Джиллиан крепко зажмурилась, надеясь прогнать воспоминания, но они не отступали. Перед её внутренним взором стояло искаженное похотью лицо Майкла. Казалось он рядом с ней в ванной, стоит за спиной и смотрит на неё в зеркале. Пошатнувшись, Джиллиан выставила вперед руки, опираясь ладонями о гладкую поверхность, каждой клеточкой кожи чувствуя, как грубо ползали по её телу руки Майкла, подбираясь к горлу, как омерзительны прикосновения его мокрого рта, как беспомощно ощущала она себя, придавленная его весом. У неё перехватило дыхание.

Внезапно Джиллиан пронзила ярость. Майкл практически уничтожил её, растоптал, превратил некое подобие, от неё прежней осталась жалкая оболочка. А он?! Он всего лишь жалкий ублюдок. Мерзкий тип. Хуже! Он даже не мужчина. Он полное и абсолютное ничтожество. Джиллиан с размаха ударила по зеркалу кулаком и, отшатнувшись назад, ткнула указательным пальцем в свое отражение, гневно и раздельно произнося каждое слово:

— Ты. Больше. Никогда. Не станешь. Думать. О нем.

Глотая воздух широко открытым ртом, она продолжала уговаривать себя успокоиться. Наконец поняла, что колени больше не подгибаются и ноги слушаются её. Неверной походкой Джиллиан вернулась в спальню и упала на кровать.

Её затрясло, как в приступе лихорадки. Джиллиан натянула на себя одеяло, укрывшись с головой. Зубы её выбивали дробь, и холод пронизывал до костей. Вцепившись в подушку, Джиллиан спрятала в ней лицо и отчаянно разрыдалась. Слезы хлынули бурным потоком, и она больше не хотела их удержать, они лились на губы, попадали в рот, и в горле сразу стало солоно и горько.

Несколько недель боль и отчаяние переполняли её, но она не позволяла им излиться наружу. Она привыкла быть сильной и сознательно замкнулась в себе. Все чувства и эмоции дремали внутри и исподволь пожирали её, подтачивали и лишали её сил и желания жизни.

А сейчас, когда она проливала горькие слезы, которые копились в ней больше трех месяцев, Джиллиан испытывала настоящее облегчение. Отступили тоска и отчаяние, отвращение к себе, боль и вина тяжким весом раздавившие её душу.

Выплакавшись, Джиллиан еще долго лежала в постели, полностью обессиленная и обмякшая. Плохо видящими от долгих слез глазами она долго смотрела в потолок, на скачущие по нему лунные блики и мечущиеся тени от ветвей деревьев.

Медленно, но с присущим ей умом и способностью анализировать свои и чужие поступки, Джиллиан стала раскладывать по полочкам свои разрозненные и все еще болезненные мысли. С неожиданной для себя объективностью выискивала причины своей эмоциональной и физической холодности и замкнутости по отношению к Кэлу.

Казалось пережитый всплеск разномастных эмоций, испытанных при посещении места заключения, прояснил что-то в её разуме, вырвал из состояния заторможенности и зацикленности в себе. Джиллиан по иному взглянула на себя, на свое поведение и внезапно поняла, что чудовищный груз сознания собственной вины задушил в ней все остальные чувства, все эмоции направленные на окружающих и особенно близких ей людей. Она могла быть откровенной только с Сарой и Эмили, да и с ними эта откровенность имела извращенный характер.

Но она ни в чем не виновата. Ей не за что винить себя.

Кэл сказал ей только правду.

Как жестоко она вела себя с ним, сколько боли причинила ему, поскольку её собственная боль ослепила, перекрыла окружающий мир. Кэл. Подумав о нем Джиллиан села в постели. Перед ней возникло его лицо. Если бы он мог сейчас оказаться здесь, рядом с ней. Как же ей хотелось обрести покой и уверенность в его надежных и нежных объятиях.

Слезы навернулись на глаза Джиллиан. Он столько сделал ради неё, а она оттолкнула его, убедив себя, что это единственный выход, что её близость может у Кэла вызывать отвращение.