Терминатор 1965
Шрифт:
В нескольких мешках, щедро нашпигованных кутками свинца, невезучий Игорь Никитин упокоился на дне реки, позже поделившейся имечком с отечественной малолитражкой…
Нынешний же Никитин усиленно втягивал живот и радовался, что «предшественник» в лучшую пору был высок, широкоплеч и нормально развит физически. А пузо наесть не проблема, через полгода все кто ранее знал Игорька будут со смехом рассказывать, как похорошел, посправнел художник в Москве, наел ряху.
Первое января 1967 года пришлось на воскресенье, а уже к вечеру четверга, 5 января, прошёл все инстанции и снялся с воинского учёта. Заранее расспросил Игорька про военкома, про паспортный стол, про ментов, которые его «кошмарили»: звания, привычки, приметы. В общем, не напортачил ничуть. Да и кто б стал приглядываться к опустившемуся, к тому же кашляющему
Ещё раз, возблагодарив советскую систему за отсутствие январских каникул у взрослых, вечером пятого января с двумя здоровенными баулами двинул на автобазу, где Коля Писаренко разведал как можно без проблем, пускай и за денежку, доехать до столицы. В одном бауле большой грязной кучей разместились шмотки Никитина, которые собирался выбросить не довозя до Москвы, желательно подальше от Коломны, во втором добротные и стильные вещички, так сказать, гражданина Писаренко, пропавшего вместе с сожженным паспортом. Да, настоящий Николай живёт себе преспокойно на ридной Украине, восстановил давно основной документ удостоверяющий личность гражданина СССР и не знает, что его практически двойник несколько месяцев «шатает устои», запугивая партийных вождей и членов их семей.
Что ж, теперь начну с чистого листа, благо легенда хорошая, да и сам Игорь Владимирович Никитин парень хоть куда – отличник боевой и политической подготовки, комсомолец. Взносы, несмотря на загулы, уплачивались аккуратно, подозреваю, это Олеся из комитета комсомола станции «Голутвин», к которой ДК железнодорожников относился, постаралась, как бы далее не свои добавляла в ведомость. Очень уж девчонка обрадовалась шоколадке, которую Игорёк (то есть я) презентовал при подписании «бегунка». Чёрт, гложет совесть, гложет, мог ведь парня и вытащить, так кодирнуть, что ни пить ни курить не смог бы танкист-гитарист. Но, что сделано, то сделано, сам Никитин вскорости от такого образа жизни, в блевотине б захлебнулся. Всё, собственно, к тому и шло.
В Москве лучше появиться при полном параде, потому совершил хитрый манёвр, двинув на первом этапе до Луховиц, где и сбросил тулуп и прочие тряпки, избавился, так сказать, от последних вещдоков Игорька. Хотя, о чём это я? Вот паспорт – Никитин Игорь Владимирович 1942 года рождения, вот военник, вот я сам, вылитый чувак на фотке. А то, что одёжка новая и дюже богатая для запойного художника, так какое ваше дело? Надеюсь, в ближайшие несколько суток с прежними знакомцами не повстречаюсь.
Посетив в Луховицах баню и парикмахерскую, с огромным удовольствием облачился в свои же штаны, рубашку и модный свитер с оленями. А хорош гусь, вон как парикмахерша глазки строила. Так и норовила титькой задеть. Похож я отныне на актёра Костолевского, тёзки, кстати. Коля-то Писаренко попроще мордой был, погрубее. Впрочем, Костолевский ещё молод и наверняка неизвестен широкой публике, а гражданин Никитин, хорош. Непременно понравится весёлой вдовушке Антонине Свечиной.
Из Луховиц уже весь из себя уверенный и модный, червонцев не жалея, кружным путём, на трёх такси, оплачивая двойной счётчик, прикатил в первопрестольную.
– Кто там? – Антонина настороже, это похвально. Впрочем, при расставании вдова получила «ментальный инструктаж» на полную катушку, а тут двух недель не прошло, не должен приказ быть осторожной и молчаливой, «рассосаться»…
– Я прилетел сюда, зачем то на ночь глядя.
И смертным боем бьюсь в гостиничную дверь.
Но как повымерли за стойкой эти… тёти.
Наверно дрыхнут, и, куда же я теперь?
– Коля? – женщина ломанулась срывать цепочки и засовы.
– Я за него и от него, Игорь буду…
– О, господи…
Песня-пароль сработала, как и ожидал. Антонина захлопотала вокруг гостя дорогого, пытаясь «ненавязчиво» выведать степень дружбы Игоря и Николая и когда разлюбезный Коленька (или как там его зовут, ах, да государственная тайна) подаст весточку.
Отвечал важно, обстоятельно. Дескать, служили вместе срочную, а потом разошлись пути-дорожки. Николай, пока так его будем называть, на службу государеву, а Игорь жениться хотел, но не доделалась обманщица, отчего после дембеля гулял
и куролесил, вот приехал по звонку, по просьбе друга, проследить, чтоб Антонину никто не забижал. А то от государства охрану долго держать не станут, а кавказцы народ мстительный. Заодно попросил посодействовать с трудоустройством, желательно на полставки, ибо сам художник и резчик по дереву, заработать сумею. К просьбе открыть мастерскую в комнате хозяйка отнеслась с пониманием, а на вопрос по оплате возмущённо замахала руками. Спасибо тебе, Коля Писаренко, цельная комната на Кутузовском досталась «преемнику» считай, на шару Исключительно из-за того, что Игорь парень гордый и ни за что не желал задарма вселяться, сторговались на 25 рублях. На сих милых препирательствах и завершился суматошный денёк.Глава 16
Замечательное время, прекрасные люди, страна на подъёме! Вторая половина шестидесятых – в разгаре «золотая пятилетка»! Хроноаборигены, понятное дело, не в курсе, что восьмой пятилетний план развития первого в мире социалистического государства так впоследствии поименуют, но видят, понимают, ощущают, жизнь то – налаживается!
Человек труда звучит гордо, потому и двинул устраиваться на одно из самых громких, самых звучащих столичных предприятий – на ЗИЛ, он же Завод Имени Лихачёва. В пролетарии однако ж, рваться не стал. Конвейер, сборка грузовиков, ударник пятилетки, передовик – на кой мне это всё? Нет, устроился при заводском комбинате питания художником-оформителем на «жалкие» 110 рублей. И то если с премией. Ну, положим, премию тут выплачивают исправно, да если учесть мои денежные «захоронки» – жить можно!
Тем более пошёл по старой схеме – рисовать портреты, в том числе и дружеские шаржи. Стенгазета «Столовка» (мой креатив, да) с задорными эпиграммами и замечательными, мастерскими, что уж скрывать, рисунками, после выхода третьего номера получила общезаводской приз. А комитет комсомола завода после шаржа на Вольского сначала наложил в штаны, но когда Аркадий Иванович, цельный секретарь парткома ЗИЛа, от души посмеялся над рисунком, где он разводным ключом «подкручивает» смекалку и трудолюбие нерадивому’ комсомольцу Петру Иванихину, бонзы из ВЛКСМ возжелали заполучить чудо художника. Вот хрен им! Прибежал к завкомбинатом Николаю Васильевичу Стукалову и слёзно попросил «не выдавать» комсомолу мастера кисти и карандаша.
– Николай Васильевич, отец родной, выручайте! Не хочу я с комсомолятами работать.
– А что так, Игорёк? Там перспектив больше, подучишься, по партийной линии двинуть можно.
– Да на кой оно мне? Маета одна. Им же идеологически выверенные рисунки подавай, как начнут обсуждать размер сисек пионервожатой, на полвечера затягивается. Вместо подготовки в художку, теряю время на всякую херню.
– Э! Ты так не выражайся больше, мало ли. Идеологию с хернёй сравнить, тут Игорь, осторожнее следует быть.
– Короче говоря, Васильич, никуда я из «столовского треста» не пойду, начнут из комитета ВЛКСМ давить – увольняюсь ко всем чертям!
– И куда, обратно в Коломну двинешь? Тут и прописка и общежитие и комната на двоих.
– За общежитие огромное спасибо, Николай Васильич. Ценю и помню. Фотографию супруги привезли?
– Чёрт, снова забыл. Хоть на лбу записывай!
Портрет товарища Стукалова, с особым тщанием выполненный так понравился Николаю Васильевичу, что начальник через день спросил, во что обойдётся такой же, но чтоб он с женой красовался.
Только вот фотографию половины везёт вторую неделю. По слухам жена у Васильича страшненькая, дочка какого-то видного чина из НКВД. Злоязыкие комбинатовские бабы намекают, мол в суровые времена перестраховался герр Стукалов, выбрал страхолюдину. Вполне может быть и так, мужик то продуманный.
Но киборгу иновременцу плевать на облике морале непосредственного начальника, меня ценит Васильич и славно. Походы же налево завкомбинатом и продвижение в заведующие столовыми фавориток, дело сугубо личное и житейское. Тем более перепадает женской ласки и Игорю Владимировичу Никитину, видному и малопьющему парню, красавцу и гитаристу, художнику и поэту – как пойду оформить стенд, так почти везде в подсобку затащить норовят. Всё потому что грузчиками и подсобными рабочими при столовых и котлопунктах трудятся или возрастные дядьки, или заслуженные алконавты, нигде более устроиться не способные.