Терновая цепь

Он лениво перебирал ее влажные волосы. На улице пошел снег, и пушистые хлопья медленно пролетали мимо окна.

Корделия никогда до сегодняшнего дня не находилась полностью обнаженной в одном помещении с другим человеком, если не считать матери, но это было очень давно. Она испытала минутное смущение в спальне, когда Джеймс снял с нее сорочку. Но его взгляд заставил ее забыть о стыдливости. Он смотрел на нее так, словно никогда не видел такого чудесного зрелища.

И вот они были вместе, муж и жена, теперь уже по-настоящему. В ванной, в мыльной воде, покрытые пеной. Корделия прижалась затылком к плечу Джеймса, подняла голову, чтобы поцеловать его подбородок.

– Знаешь, есть вещи, которые мы должны с тобой обсудить, – заметила она.

Джеймс напрягся, потом набрал в руку пены и осторожно положил ей на макушку.

– Например, какие?

– То, что произошло сегодня, – ответила она. – На собрании, после того как мы с Кристофером ушли.

Джеймс вздохнул и обнял ее.

– Мои родители отправятся в Идрис. А с ними Шарлотта, Генри и мои дядюшки и тетушки. А также дядя Джем. Их будут допрашивать при помощи Меча Смерти. Это, конечно, неприятно, но зато они смогут доказать свою невиновность.

– Они все покидают Лондон? – Корделия вздрогнула. – А как же Томас, Мэтью и Кристофер…

– Все они должны завтра собраться в Институте, – объяснил Джеймс. – Томас и Анна достаточно взрослые для того, чтобы жить дома без родителей, но они, скорее всего, тоже переедут в Институт, потому что вместе веселее. На эти несколько дней кого-нибудь назначат временным руководителем Института – я бы хотел, чтобы это был Томас, но, скорее всего, мы получим кого-нибудь вроде Мартина Уэнтворта.

– Что ж, – пробормотала Корделия. – Если все соберутся под одной крышей, тебе будет проще рассказать о браслете. Все твои друзья сильно волновались за тебя, Джеймс. Они будут рады узнать о том, что произошло на самом деле и что ты свободен.

Джеймс наклонился вперед и включил горячую воду.

– Я знаю, что должен им сказать, – ответил он. – Ложь и утайки никогда не приносили мне ничего, кроме несчастья. Но что они подумают обо мне, когда услышат эту историю?

– Они разгневаются на тех, кто причинил тебе это, – сказала Корделия и погладила его по щеке. – И будут гордиться тобой, потому что ты оказался сильнее врагов.

Он покачал головой. Его мокрые волосы напоминали черный блестящий шлем, высыхающие пряди завивались на лбу, над ушами.

– Но когда я буду рассказывать… Даже зная, что рассказ принесет мне облегчение… Описывая все это, я буду заново переживать все, что со мной было. Как я был ее рабом.

– Это самое страшное, – согласилась Корделия. – Мне трудно это понять, но все же я примерно представляю, о чем ты говоришь, – я чувствовала почти то же самое, когда Лилит контролировала мое тело. Я не имела собственной воли. Это жестоко, бесчеловечно. Прости меня, Джеймс. Я с такой готовностью поверила, что ты любишь другую, что никогда не полюбишь меня, и я была слепа…

Она развернулась так, чтобы смотреть ему в лицо. Не сразу смогла устроиться, но потом уселась к нему на колени. Влажные волосы скрывали ее спину, как плащ, и девушка подумала, что у нее, наверное, на лице осталась мыльная пена.

Но Джеймс ничего не сказал. Он провел кончиком пальца по ее обнаженному плечу, любуясь ее телом.

– Ты не могла этого знать, Маргаритка. Браслет обладал большой силой; насколько я понимаю, он околдовывал не только меня, но и тех, кто меня окружал.

Он потянулся и положил руки ей на бедра, расплескав воду. Корделия прижалась к его груди. Она видела в его глазах желание, разгоравшееся, подобно тлеющим веткам в костре. Она до сих пор не верила, что ее вид разжигает в нем страсть.

– А ты знаешь, что похожа на морскую богиню? – прошептал Джеймс, лаская ее взглядом, чувственным, как прикосновение. Она еще не привыкла к тому, что он восхищается и даже, казалось, поклоняется ее телу. Корделия мысленно призналась себе в том, что испытывает те же чувства, глядя на него. Она никогда до сегодняшнего вечера не видела обнаженных мужчин, только греческие статуи, и теперь, глядя на Джеймса, начинала понимать, почему люди любуются и восхищаются ими. Он был стройным, мускулистым, но его кожа была гладкой, как мрамор.

– Не хочу, чтобы кто-нибудь когда-нибудь видел тебя такой, кроме меня.

– Не могу себе представить подобной ситуации, – логично заметила Корделия. – Ты же не думаешь, что я соберусь купаться в Темзе без одежды.

Джеймс рассмеялся.

– Я столько лет любил тебя, не имея возможности сказать об этом, – улыбнулся он. – Так что теперь тебе придется смириться и терпеть, пока я высказываю вслух все смехотворные, ревнивые, собственнические, страстные мысли, которые когда-либо возникали у меня в голове по поводу тебя и которые я вынужден был скрывать даже от самого себя. Возможно, это займет некоторое время.

– Постоянные признания в любви? Как это неприлично, – ответила Корделия, проводя кончиками пальцев по его груди и животу и направляясь вниз. – Надеюсь, я получу за это какое-то вознаграждение. – Она усмехнулась, перехватив его страстный взгляд. – Вернемся в спальню?

– Слишком далеко идти, – ответил он, привлекая ее к себе. – Пожалуй, сейчас мы обойдемся без слов. Позволь мне наглядно продемонстрировать, что я имел в виду.

– О, – прошептала Корделия.

Она и не знала, что любовью можно заниматься где угодно и как приятно скользить по мокрому телу любимого человека. В эту ночь на полу оказалось очень много воды и пены. Эффи будет возмущена, подумала Корделия и обнаружила, что мнение служанки ее нисколько не интересует.

Корделия не сразу поверила в реальность происходящего, когда на следующее утро проснулась и обнаружила, что Джеймс крепко прижимает ее к себе. Она так долго желала этого, и вот наконец оно свершилось.

Корделия повернулась к мужу. Огонь в камине давно погас, но рядом с Джеймсом, под теплыми одеялами она не чувствовала холода.

Потом Джеймс лениво гладил ее по волосам, перебирал пряди, скрывавшие ее обнаженную спину.

– Как ты думаешь, сколько мы еще продержимся? – спросил он. – Если так и дальше будет продолжаться, мы умрем с голоду, и Эффи найдет наши бездыханные тела.

– Что станет для нее большим потрясением, – мрачно согласилась Корделия. – Увы, мы не можем оставаться здесь вечно, и не только из-за Эффи. Если я не ошибаюсь, мы все должны сегодня собраться в Институте?

– Верно, – пробормотал Джеймс, целуя ее шею. – Вот так.

– И еще, – продолжала Корделия, – ты сказал, что там будут все. В том числе Мэтью.

– Верно, – осторожно ответил Джеймс. Он взял ее руку и внимательно рассматривал ее, поворачивая, чтобы проследить линии на ладони. Корделия вдруг вспомнила разговор с Мэтью в Адском Алькове, и печаль окутала ее, подобно савану.