Терновый орден. Сердца шести

— Я не склонен к сентиментальности. Но, право слово, последнее четверостишие даже за душу взяло. — Соул кивнул своим мыслям и объявил: — Я следующий.

Некромант под удивлёнными взглядами команды Лиина занял место Малвера и, коротко прокашлявшись, начал:

Прошлого тяжесть и лёгкость грехов?

Сладость и слабость славы.

Сделан выбор таков.

Души отрава,

Оков.

Сладостный запах жуткой работы.

Только науки один интерес.

Не хватало заботы.

Только прогресс,

Чистоты.

Стиль некроманта был довольно необычен, хотя и кривоват, словно он строил свои стихи «ёлочкой». Но куда интересней был смысл. Словно сейчас Соул рассказывал свою жизнь, не прямо, но намёками. Жуткими намёками, от которых мурашки бежали по телу.

В конце выступления некроманта ему аплодировали. Тихо, неуверенно, но вовсе не из-за того, что он не оставил впечатления. Напротив, оставил такое, что перед ним молча расступились свои же подчиненные.

— Это было необычно, но сильно. — Глусеор тихо вздохнул. — Этот Соул отнюдь не так плох, как пытается казаться.

— Давай, не будем его оправдывать? Он враг, и этим всё сказано, — заметил Лиин.

— Я следующий. — Полувеликан ничего не ответил и направился к освободившемуся месту.

Выступление Глусеора немного оживило публику после философских размышлений Малвера и мрачных стихов Соула.

В юном месяце зелсолна,

В старом парке тает лёд!

К новой жизни устремимся!

Начинаем наш полёт!

Много в детстве мы мечтали!

Сделать многое могли!

Словно ветер! Мы к свободе!

Устремимся от земли!

Словно ветер! Мы к свободе!

Устремимся от земли!

— Классический стиль никогда не устаревает, — тепло улыбнулся Малвер, когда выступление Глусеора закончилось, и он словил продолжительные овации.

— Теперь я! Я! Я! Я! — Гинси подпрыгивала от возбуждения, едва поняла, что место теперь свободно.

К её печали место уже занял Лиин. Девушка немного расстроилась, но атаману перечить не посмела.

— Я не силён в поэзии. Потому прочитаю вам небольшой отрывок из своего рассказа. Надеюсь, вам понравится, — Лиин слегка прокашлялся и начал: — Яркие лучи ласкового весеннего солнца осветили просыпающийся город, сбрасывающий сладостные оковы сонного оцепенения, проникая в окна, бросая шаловливые блики света на лица горожан. Уже через несколько минут тихие и сонные улочки города будут заполнены шумом и гамом, присущим любому человеческому поселению, во всех оттенках жизни, в отголосках судеб каждого жителя сих мест.

Отрывок рассказа Лиина был небольшой. Он начал писать его только месяц назад во время вынужденного безделья из-за отсутствия каких-либо дел. И забросил, когда начались последние события. Теперь было уже не до рассказов.

Гинси едва дождалась своей очереди. Подпрыгивая от возбуждение, девушка дождалась, когда аплодисменты в адрес Лиина стихнут, и провозгласила:

— Я прибыла из южной страны Кигилии. И там очень популярен один стиль, в котором я вам сейчас и спою! — Гинси встала в странную позу, скрестив руки на груди с отогнутыми в необычных фигурах пальцами.

— Она южанка?! — удивился Малвер. — Как та Габор и Глусеор?

— Не путай. — Глусеор покачал головой. — Габор из Рарты, что на юго-востоке. Мой народ живёт на юго-западе. А Гинси из городов Кигилии северной части континента, на побережье Лазурного моря.

Тем временем, Гинси начала петь, дёргаясь из стороны в сторону. Если точнее, то скорее это походило на быстрое чтение.

Я росла в городе замков!

Где цепи держат над нищими свод!

И расклад там всегда таков,

Либо сдохнешь сам, либо крайний тот!

Прошлого тень накрывает всех!

Времени нет для пустых утех!

Маска скорби и слёз сквозь смех!

По локоть кровь — значит, ждёт успех!

Йо! Не знаешь точно!

Йо! Проснёшься ль ночью!

Йо!

— Что за «йо»? Что за стиль такой странный, будто от диких предков из пещер? — поразился Малвер.

— Не вдумывайся. — Лиин лишь покачал головой. — Они все там поют в таком стиле. А ещё носят бусы и проводят странные ритуалы.

— Но даже это лучше, чем-то, что декламирует Горик, — кивнул нарсилх.

А вот Глусеору и некоторым приверженцам стиль Гинси очень понравился. Они даже приплясывали в такт.

— В общем, подведём итог. Из всех выступивших талант отсутствует только у одного человека. — Когда выступление южанки закончилось, Соул многозначительно посмотрел на Горика.

— Вы! Да как вы смеете! Я гениален! — Руки Горика судорожно вцепились в его дневник. — Я скоро закончу новый альбом своих стихов! Тогда и посмотрим!

Лечан уже начал разве что не дымиться от ярости, но ситуация ухудшилась еще сильнее, когда один из приверженцев подбежал к покидающей место выступления Гинси.

— Можно мне тоже попробовать в таком стиле?! Мне очень понравилось!

— Да пробуй! Кто не даёт? — Девушка только махнула рукой.

Приверженец Капельмейстера поднялся на возвышение и, скопировав позу Гинси, начал:

Мастер Горик, слёзно умоляю!

Слушать ваши мы стихи устали!

Эта пытка пострашнее смерти!

Боль в ушах и тошнота, поверьте!

Просьба, Горик, не пытай людей,

И сожги ты свой альбом скорей!

Йо!

Приверженец замер в схожей позе со скрещенными руками, как это сделала в конце выступления Гинси. Его выступление согласными кивками поддержали другие приверженцы.

— Неплохо для новичка, — заметила девушка. — Немного натренировать пластику и снять твою дурацкую решетку, чтобы голос не искажала. Тогда будет куда лучше.

— Всё! Довольно!!! — завизжал Горик, в истерике топая ногами. — Я могу простить многое! Я прощу надругательство над моими изобретениями! Можете меня даже изнасиловать! Но я никогда не прощу издевательств над своим гениальнейшим, непревзойдённым, великолепным творчеством!!! — Мастера Продавшихся уже трясло в конвульсиях, а с его губ слетали клочья пены.