Терновый венок надежды

Прыснул от смеха Федор.

– Если так думать, то обязательно окажется.

– Да неужели?

– Да. Ты себя настраиваешь на это, свой внутренний компас, и он тебя ведет конкретно к цели.

– Ой, - тяжело вздохнула я, - а сам ты? Чего сторонишься отношений? Он по тебе вся женская половина госпиталя томно вздыхает!

– Вся, да не вся! Ты ж то не умираешь?

(нервно цыкнула я)

– Нашел мне кого упрекнуть. Монашку...

– Монашку?
– удивленно выгнул брови. Глаза округлились (хотя и не без притворства и шутливости).

– Я образно! Ну так, как?

– Ох, - тяжело вздохнул; взгляд около, а затем на меня; хмыкнул.
– Эти любовные связи очень мешают работе. Невозможно сосредоточиться, думать о главном. Все время мысли где-то вдалеке. И отнюдь не с пациентом. А потому у меня зарок - пока я при деле, никаких интриг или шалостей, пусть даже и мимолетных, одноразовых. Не до этого нынче.

Мило улыбнулся, утонув в своих каких-то далеких думах.

Я лишь понимающе кивнула и опустила глаза...

– Ладно, забирай свою последнюю булочку, и я пошла. А то завтра вновь будет весело.

– Ну, давай, - живо исполнил просьбу.
– Нинке спасибо передавай за сию прекрасную трапезу.

– Прекрасную трапезу?
– перекривила я. Встала из-за стола, забрала тарелку и прошлась по кабинету.
– А чего тогда так кривишься, когда ешь?

Рассмеялись оба.

– Да-к это же не крысы... притащенные ночью в кровать, - съязвил Соколов.

Хмуро (не без притворства) уставилась я на него:

– И не в кровать, а на стол я их положила.

– Ну-ну, повезло мне.

Прищурила глаза. Закачала в негодовании головой.

– А говорил, не обиделся.

– О да! Куда обижаться-то?! Это - одно из самых ярких приключений в этом госпитале!
– скривился.
– Разве можно обижаться?

– Индюк, - злобно (наигранно) гаркнула я - и, выйдя за дверь, резко захлопнула ту (хотя и предусмотрительно тихо, чтобы никого не разбудить).

***

Не покладая рук, не приседая, не отлучаясь ни на обед, ни любой другой отдых, санитары, врачи и медсестры кружились, вертелись над новым, немалым, пополнением раненных, будто от этого зависела их собственная жизнь. Каждая такая победа - словно своя собственная. Словно это ТЫ не сдался и не пал в руки Смерти. Словно это ТЫ теперь сможешь дышать и дальше, жить, будто ничего плохого с твоим телом и не случалось...

– Анисия, вы выглядите очень плохо, - вдруг подошел ко мне Хирург и с удивлением заглянул в глаза.
– Вам надо отдохнуть.

– Вот и я ей говорю, - тут же вмешалась Нинка, поправляя бинт на голове у хворого.
– Вторые сутки на ногах. А перед этим? Три часа сна - и вновь кинулась к больным.

– Можно вас на минутку, - внезапно схватил меня за локоть Соколов, и не дожидаясь моих слов, потянул на себя. Не сопротивляюсь.
– Что с тобой, Аня?

Пытаюсь собраться с духом, поднимаю взгляд в глаза.

– Все хорошо. Я работаю.

– Они не убегут. Иди отдохни.

(удивленно дрогнули мои брови; нет сил пререкаться; молчу, глупо моргая и выжидая, когда тому надоест - и отпустит; а я затем примусь выполнять то, что должна)

– Тебя провести?

– Федор Алексеевич! Вы нам нужны!
– вдруг закричала Зинаида Павловна и махнула в нашу сторону рукой.

– Быстрее, прошу!

Нервно скривился. Выпустил мою руку из своей. Сдержано:

– Прошу, идите к себе и отдохните. Не заставляйте меня принимать меры.

Разворот - живо пошагал в нужном ему направлении.

Зашевелилась и я. Обернулась к пациенту, шаги ближе - и принялась перебинтовывать рану.

***

Через два дня еще прибыли раненые. Мест не хватало на всех, и размещать их уже было негде. Почти все кабинеты и комнаты переоборудовали под больничные палаты. Работы стало еще больше... а сил с каждым мгновением - все меньше.

...

– Аня, Анисия, - взволновано крикнул Хирург и тут же ухватил меня за... дрожащую руку. Пресек невнятную, неуклюжую попытку сделать укол.

Резко, навязчиво подал на себя - встала с койки. Шаги в коридор, подчиняюсь.

Замерли за дверью.

Еле слышно:

– Когда ты последний раз ела?

Не сразу сообразила. Замялась в размышлениях.

– Два-три дня назад. Может больше. Перед тем, как я с булочками вечером к вам приходила.

(лицо его вытянулось, а глаза округлились от ужаса)

– Это больше недели назад. Стой, - вдруг обмер.

Зачуяла я неладное. Живо (по крайней мере, так мне показалось) перевела взгляд на него, уставившись в глаза.

– Я знаю, что с тобой, - едва внятно прошептал. Казалось, сам себе боясь признаться.
– Дело не в голоде...

(виновато забегал мой взор, ища оправдания и спасение)

– Ты их лечишь. Собою лечишь. И не только раны... Ты?

– Я выдержу.

Словно кто кипятком его обдал - моим признанием. Рот открылся от шока, ладонью спешно провел по лицу, сдирая эмоции.

– Бог ты мой...
– закачал головой.
– Ты отдаешь отчет тому, что творишь? В любое мгновение сорвешься - и всё... Всех тут, или... как минимум, половину - перегрызешь к чертям собачьим. Да как ты вообще посмела?

– Я должна. Ведь иначе их не спасти.

– Это - жизнь! Аня, жизнь!
– вдруг рявкнул на меня, а затем тут же осекся, осмотревшись по сторонам.

Попыталась это проделать и я, но не особо получилось. Хотя, вроде как, никто пока нас не застал.

– Марш к себе в комнату!

– У нас общая...

– Марш к себе в кровать. Я принесу то, что тебе необходимо - и сегодня ночью ты покинешь госпиталь. Я подниму связи и помогу добраться до Искьи. Говорят, там даже самым тяжелобольным помогают.

– Могла бы... помогла бы уже.

– Что?
– переспросил Федор.

– Ничего.

– Иди собирайся, - только я сделал шаг в сторону.
– Стой, на ком питалась? Кого лечила?

(секунды рассуждений)

– Журов, Засекан, ... Мельниченко, Перепелица... и Зотов.

– Черт бы тебя побрал, идиотка, - побелел от ужаса. Глубокий, нервный вдох.
– Ладно, иди, - и слегка пнул, задав направление моему, в полусознании, телу.

Глава 43. Путь домой

***