Террариум черепах
Шрифт:
– Леонова, чего ты хочешь? - тихо спрашивает он.
– Ты рушишь мою жизнь, - выдыхаю я.
– А ты сводишь меня с ума, давай меняться, -
огрызается он.
Я с возмущением смотрю на него.
– Почему это?
– Ты знаешь, почему.
Здесь темно и тесно, а он стоит вплотную. Мне
жарко, но меня бьёт дрожь. Мои руки мелко дрожат,
дыхание прерывистое и тяжёлое.
– Не знаю…
Его губы стремительно накрывают мои и моё
нервное напряжение, достигшее пика, неожиданно
Я целовалась только один раз в своей жизни и тоже
с Максом, но это невозможно сравнивать. Это очень…
очень хорошо. И странно. Я обнимаю его руками за
шею и прижимаюсь сильнее. Моя куртка неожиданно
летит в сторону. А за ней и футболка. Но меня это
не волнует, именно сейчас, в этот момент мне кажется
это таким правильным и нужным, жизненно необходимым,
что у меня не возникает ни сомнений, ни чувства
стыда. Вслед за моими джинсами, летит в сторону и
его футболка.
Раздаётся трель дверного звонка и мы оба замираем.
– Отец за чем-то вернулся, - спокойно поясняет он.
Я подхватываю свою одежду и прячусь в ванной.
Он натягивает футболку и идёт открывать. В ванной
я осознаю, что мы только что собирались сделать.
Меня охватывает ужас и… разочарование. Я хотела
продолжать, стоит признать. За всеми этими мыслями
я не сразу слышу звуков за дверью. И только потом,
опомнившись, прислушиваюсь. Чёрт… это что, Лера?
Точно Лера. И судя по характерному шуму, уходить
она не собирается. О Боже… Мне придётся выслушивать
это вновь?
По моим щекам беспрерывно текут слёзы, я на
грани истерики, но каким-то чудом не издаю ни звука.
Неуклюже натягиваю свою одежду, осторожно выскаль-
зываю из ванной. На горизонте никого. Я быстро
обуваю ботинки и выбегаю из злосчастной квартиры.
Так плохо, как сейчас мне уже давно не было.
Сорок пять
Сколько способен вынести человек? Если говорить
откровенно, раньше я считала, что всё. Все испытания,
которые может даровать судьба, или те, что он
выстроит себе сам. Я за свои шестнадцать лет пережила
не так уж и мало. Смерть бабушки, она умерла от
рака. Смерть дедушки, он умер через неделю после неё,
не выдержав горя. Развод родителей, смерть отца. Я
с этим справлялась. Через силу, через боль, слёзы, но
справлялась. Никогда не давая себе слабину. А тут
Макс в два счёта просто довёл меня до ручки. Человек
может выдержать всё. Но я не выдерживаю.
Пропал аппетит. Сон. Навалилась апатия. Я больше
не сплю по ночам. И не потому, что меня обуревают
дурные мысли. Я просто перестала спать. Я ложусь
на кровать, закрываю глаза и… лежу. Тихо. Неподвижно.
Всю ночь. Сна нет и всё тут. Поначалу было вроде
ничего, но потом
начала накапливаться усталость, котораясо временем превратила меня буквально-таки в овоща.
Но опять же, ничего. Я валюсь с ног от усталости.
Я перестала нормально соображать. Но я по-прежнему
не могу спать.
Есть я тоже не могу. Поначалу меня и это не
волновало. Но потом, когда мне это изрядно надоело,
я попыталась впихнуть в себя еду силой. В итоге
меня долго и болезненно рвало. Конечно, это всё
вызывает опасения и заставляет меня сильно переживать.
Меня, обычно довольно-таки беспечно относящуюся к
собственному здоровью.
Мама, конечно же, замечает неприятные изменения
во мне. Но я всё отрицаю и отмахиваюсь, неустанно
твердя, что всё хорошо.
Я по-прежнему хожу в школу, хотя мозг у меня
теперь работает очень и очень плохо. Подруги тоже
волнуются за меня, всё время допытываются, стараясь
узнать, что со мной случилось. Я только невесело
усмехаюсь. Если бы я знала.
У нас химия. Зытова, похорошевшая и бодрая
(видимо, развод остался в прошлом) объясняет новую
тему. Хотя, как объясняет? Как по мне, бубнит там
что-то монотонным голосом робота. Я ни слова не
разбираю. И, видимо, я одна, потому что все остальные
её внимательно слушают и периодически что-то
сосредоточенно записывают.
– Леонова, ты сегодня вообще не собираешься
работать?
Я вздрагиваю и поднимаю голову. Она смотрит
на меня неодобрительно, чуть приподняв бровь. Я
чувствую себя полной идиоткой, потому что понятия
не имею, что она только что сказала.
– Так, всё ясно, - вздыхает она. - Выходи-ка к
доске.
Я медленно встаю и иду по направлению к ней,
изо всех сил стараясь не пошатываться.
– Рисуй схему человеческого желудка, - говорит
она и протягивает мне мел.
Я беру его дрожащей рукой и впериваю взгляд
в доску. Я понятия не имею, что делать. Какая к
чёрту схема, я на ногах-то еле стою. Я поворачиваю
голову и смотрю на Макса. Он сидит за своей
неизменной предпоследней партой второго ряда. Смотрит
озабоченно, нахмурив светлые брови. Волнуется, что ли?
За меня? Я что, выгляжу так, что за меня уже пора
начать волноваться? Нет, я конечно, понимаю, что
выгляжу я не ахти, но я не знала, что это не только
мне заметно. Я вновь смотрю на доску. У меня перед
глазами чёрные точки, в голове каша. Я устала. Я
смертельно устала.
Сорок шесть
Я проснулась в помещении, стены которого окрашены
в бледно-голубой, а потолок - в стерильно-белый. Я лежу
на кровати, застеленной таким же белоснежным постельным