Территория моей любви

Снимали это мы в квартире моего отца. Набили огромным количеством предметов мамину комнату. Там было все. Мы туда стащили все, что только можно, наивно полагая, что это загромождение комнаты создаст уникальный антураж, который зримо обрисует зрителю очень необычный образ жизни этой девочки.

Кадр из фильма «Девочка и вещи»

Была у нас и маленькая девочка. Вот мы ее и поместили в эту «жизнь».

Наивная картина очень, маленькая… Мы были очень воодушевлены тем, что у нас есть камера. Как все это было трепетно! Вот отснят очередной дубль, и мы переживаем – а как же там получилось? И все время ждем пленку из лаборатории, чтобы скорей посмотреть…

Наконец из всех этих переживаний сложилась первая моя кинокартина – «Девочка и вещи».

Михаил Ильич Ромм, наш мастер, человек с потрясающим юмором, посмотрел картину и сказал:

– Ну, это я бы по-другому назвал – история девочки в комиссионном магазине.

Да… Действительно, мы же набили комнату самым разнородным, стащенным из наших семей реквизитом. Там были и бокалы, и бюсты, и бигуди, и фотографии, и музыкальные и слесарные инструменты, и фарфор, и хрусталь, и антикварная мебель, и так далее, и так далее.

Я проглотил эту оценку… Но все-таки, в чистом остатке, само задание было тогда признано выполненным. Ведь мы рассказали историю, не прибегая к диалогу в кадре.

Мои недруги-критики много лет спустя, когда посмотрели эту картину на каком-то студенческом фестивале, сказали, что это была лучшая работа Михалкова и что все, что он сделал потом, – гроша ломаного не стоит…

Все-таки надеюсь, что это не так. Для меня остается понятнее и намного ценней оценка моего строгого учителя – Ромма.

Но, как бы то ни было, это первая история, связанная с моим прикосновением к пленке.

«…А я уезжаю домой» (1968)

Что же касается моей курсовой работы во ВГИКе – сюжет там был такой.

Поздней осенью в каком-то южном санатории встречаются случайно два совершенно разных человека: один – художник, другой – простой парень, полярный летчик. Затем они знакомятся с местным жителем – рыбаком Михалычем, человеком постарше, чем они, и по прожитым годам, и по жизненному опыту.

Знакомство это вскоре перерастает в очень дружеские отношения, которые неожиданно омрачаются тем, что в жизни художника, оказывается, имеет место любовная связь с бывшей женой Михалыча.

А парнишке-летчику, никак не желавшему Михалычу зла и безо всякого умысла поведавшему ему о том, с кем встречается его друг-художник, просто не повезло: он остался на всю жизнь с переломанным носом.

Такая вот достаточно банальная курортная история.

Но главным в ней для нас были не сами эти коллизии и сюжетные перипетии, а общая атмосфера, мироощущение, которое ярче всего проявлялось в финале картины.

Четыре человека прощаются друг с другом на вокзале и, несмотря на горечь пережитых обид, кстати имеющих и вполне вещественные следы вроде перебинтованного носа, не испытывают друг к другу ни вражды, ни отвращения. Не потому, что все они такие всепрощенцы или очень нравственные люди, а просто потому, что существует для них нечто большее, лежащее за гранью конкретных, личных, сиюминутных взаимных счетов. И когда вдруг из вокзального репродуктора раздаются звуки «Цыганочки», они с чистым сердцем пускаются в пляс, и этим яростным, чуть «с выворотом», эмоциональным взлетом заканчивается наша картина.

Это решение финала стало для меня принципиально важным, может быть – судьбоносным моментом, определившим на значительный период мой подход к искусству.

Сама история была написана вместе с Женей Стебловым, моим товарищем и однокашником по училищу, который уже тогда обладал незаурядным литературным талантом. (Впрочем, Женя так и не променял на писательство актерскую судьбу.)

«Спокойный день в конце войны» (1971)

Моей дипломной работой стала трехчастевая картина «Спокойный день в конце войны» по сценарию, который мы написали с Рустамом Ибрагимбековым. Это одновременно смешная и трагическая история, в конце которой погибает ее главный герой.

Сценарий «тянул» на полнометражный фильм. Но запускать студента-дипломника с полнометражным фильмом не имели права. Вернее, не хотели, как говорится – «не полагалось». Поэтому мы решили, что за те сроки и те деньги, что нам отпустили на обычную трехчастевую дипломную работу, мы снимем полнометражный фильм.

И сняли.

Там был очень хитро придуман сценарий. Очень локальная история. Всего два актера: Наталья Аринбасарова и Сергей Никоненко. Несколько человек массовки. Все предельно скромно, ничего лишнего. Снимал картину наш замечательный оператор Дмитрий Коржихин, увы, уже покойный. Он был намного старше меня, что, однако, не мешало нам дружить.

Сергей Никоненко и Наталья Аринбасарова в фильме «Спокойный день в конце войны»

Работали все мы азартно, с самоотдачей, и я уверен – у нас получился вполне достойный фильм. Говорю это смело, потому что таковым было не только мое мнение, а мнение всех, кто его видел.

Тем не менее на сдаче фильм «зарезали».

Взревновали маститые режиссеры. Как же так! На деньги, отпущенные для дипломной работы – двести пятьдесят тысяч рублей, какой-то сопляк за три месяца снял полнометражную картину! Конечно, после этого их самих могли спросить: «А что же вы по году тратите на съемочный период? Почему вы не снимаете так быстро и дешево?!»

Я знаю, что на худсовете, когда мы показали картину, она произвела впечатление, но судьбу картины в данном случае решало не ее качество, а чисто прагматические соображения. Прежде всего опасение, что выпуск подобной картины обязательно создаст прецедент для размышлений о срезании бюджетов и сроков производства фильмов. Поэтому мэтры дружно ее «забомбили», заставив меня из полуторачасовой картины сделать короткометражку на тридцать пять минут. Но зла я на них ни тогда, ни теперь не держу, потому что понимаю: будь я на месте любого из них, возможно, поступил бы точно так же.

«Свой среди чужих, чужой среди своих» (1974)

Картине «Свой среди чужих, чужой среди своих» предшествовала повесть «Красное золото», которую мы написали вместе с Эдуардом Володарским. Сюжет ее был навеян небольшой заметкой в «Комсомольской правде», рассказывавшей историю путешествия из Сибири в Москву поезда с золотом, реквизированным у буржуазии, о том, как оно было захвачено белогвардейской бандой, переходило из рук в руки, пока наконец не было отбито чекистами.

Нам хотелось показать все, что, как нам казалось, мы умели. И мы делали это с огромным воодушевлением и риском. Оттого кому-то может показаться, что картина слишком перегружена сюжетными поворотами и трюками, с чем я лично согласиться не могу. Думаю, большинство зрителей тоже.