Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

«12» снимали в логической последовательности, а не по сценам из разных частей истории. Сделано это было для того, чтобы актерам предоставить максимальную возможность для последовательного развития характеров. И мы достигли своей цели. Много диалогов было изменено еще в процессе репетиций. Вообще, для меня сценарий – только повод, я очень ценю импровизацию и живое движение сюжета, когда актер проживает историю так, как если бы это случилось с ним.

На мой взгляд, все актеры в «12» раскрыты по-новому. И каждому, как мне думается, хотелось получить этот опыт. Маковецкий даже пошел на определенные уступки в гриме (но не буду раскрывать всех секретов). Во всяком случае, не помню, чтобы в одном месте и в одно время было собрано такое количество

звезд.

Изобразительно картина – это соединение солнечного зимнего дня за окном и аскетичного пространства школьного спортзала… Снимали по 12 часов, а потом еще репетировали, но иначе нельзя. Другого метода просто нет.

Что же в итоге? Картина «12» – стала моим, как говорят теперь, месседжем. «12» поняли и приняли люди, которые смотрели сердцем. Которые ощущают себя частью страны. Они увидели там главное – себя. Много ли у нас за последнее время вышло картин, про которые зрители в Интернете признавались бы, что этот фильм повлиял на их жизнь? Я сейчас даже не о художественном уровне говорю, а об уровне постановки вопросов. На одной руке хватит пальцев эти фильмы пересчитать. И надо отличаться не только отсутствием совести, но просто тупостью душевной, чтобы, не обсуждая толком саму работу, бесконечно трындеть, настоящий ли «Золотой лев», откуда столько «Золотых орлов» и какие дураки сидят в Американской киноакадемии.

* * *

Воробей совершенно неожиданно прилетел ко мне на Иордане. Я работал там, правил сценарий. В ста километрах от места, где крестился Спаситель. Я понимаю, что, видимо, опять подставляюсь, что найдутся люди, которые скажут, что все это – пошлая мистика, но другого объяснения у меня нет. Мне нужен был этот воробышек… как некое послание. Чтобы еще раз напомнить, что есть высшие силы, которые все видят. Они вступают в дело, только когда это необходимо.

И я сам знаю, что этот финал – точнее, такие финалы принижают в чьих-то глазах художественный уровень картины. Я это знаю. Мы об этом много говорили с моими соавторами Сашей Новотоцким и Володей Моисеенко. И все же решили оставить.

Той девочке, которая написала в Интернете, что она вошла в кинозал, набила рот попкорном, а жевать начала только на улице, еще кое-что надо объяснять «в лоб». И ради нее, ради таких, как она, я готов пойти даже на некоторое понижение уровня.

Хотя, на мой взгляд, многое утеряно и той аудиторией – образованной, начитанной, насмотренной, которая смеется над этими финалами и полагает их лишними…

«Утомленные солнцем. Предстояние» (2010), «Утомленные солнцем. Цитадель» (2011)

Замысел

Сценарий этой картины собрал «под свои знамена» довольно большую компанию сценаристов: начинали мы с Рудиком Тюриным (покойным), позже над сценарием работал Глеб Панфилов. Мы перелопатили с ним огромное количество материала, хроники пересмотрели часов сорок… Работали и с Эдиком Володарским. И наконец появились Володя Моисеенко и Саша Новотоцкий. Я нашел замечательных друзей и профессиональных кинодраматургов, работать с которыми величайшее счастье. У меня так было с Рустамом Ибрагимбековым, с Александром Адабашьяном, это ощущение необязательности объяснений, когда понимание бежит впереди слов… Я был счастлив, что мы нашли друг друга.

Четыре мучительных года ушли на написание сценария… С другой стороны, мне необходима была пауза, чтобы реформировать свой киноязык. Он менялся вокруг с большой скоростью, а подражать кому-то я не хотел. Хотя, конечно же, кино – искусство синтетическое, и летающие в воздухе новые тенденции и веяния постоянно сталкиваются и взаимопроникают. Порой бывает так, что к одному и тому же приему или постановке вопроса совершенно разные люди приходят абсолютно самостоятельно.

Если проследить наше движение по сценарию – и по характерам, и по фактологии, – то можно увидеть, как мучительно мы искали. Потому

что самое сложное – найти тот единственный путь, который предоставлял бы зрителю возможность чувственного восприятия…

Каждый раз, когда я говорю «кино о войне», то имею в виду нечто намного более глубокое и серьезное, нежели просто военная тема.

Для молодых людей, которым сегодня по четырнадцать, семнадцать, двадцать, двадцать пять лет, – для них Вторая мировая война стала чем-то схожа с Куликовской битвой, с войной 1812 года…

Репетиция сцены у танка

Но я абсолютно уверен: без реального осознания того, в какой стране мы живем, того, через что пришлось ей пройти, в нашей стране жить невозможно. Рано или поздно реальность отомстит за незнание истории…

Повторяю, для меня картина – попытка сфокусироваться именно на этом. Но я точно знаю, что, скажем, замечательная глобальная картина Юрия Озерова (покойного, Царствие ему Небесное) «Освобождение» или замечательная великая картина «Судьба человека» Сергея Федоровича Бондарчука (тоже ушедшего, и тоже Царствие Небесное ему) – это фильмы, которые остались в истории кино, но которыми сегодня удержать молодого человека в зале невозможно.

Это не значит, что мы собирались идти по пути компромисса – создания чисто физиологического напряжения клиповым мельканием кадров перед глазами жующего попкорн юнца. (Хотя этот «легкий путь» кажется сегодня столь привлекательным для многих молодых режиссеров.)

Но это значит, что мы отдаем себе отчет в том, что стоим перед серьезной проблемой: как заставить молодого человека усидеть в зрительном зале, чтобы ему рассказать о Великой войне. Как заставить его реально почувствовать себя среди тех героев, которых он видит на экране?.. А такова мечта любого режиссера.

Понимаю: то, что мы сделали в «Утомленных солнцем», может раздражать и ветеранов, и историков. Но я понимаю и то, что есть более важная задача, нежели документально-безупречный пересказ исторических реалий.

Есть молодое поколение, которое нельзя потерять с точки зрения его ощущения истории своей страны. Хотим мы того или не хотим, одним из самых важных событий для нашего Отечества была эта кровавая война.

Честно скажу, при работе над сценарием мне и самому ужасно трудно было оторваться от каких-то тривиальных представлений о Великой Отечественной, которые навязывались мне с детства школьными учебниками, идеологизированными лекциями в институте, советским кинематографом. Дело в ужасающем многолетнем давлении клише. Ты обдумываешь сцену, уже начинаешь ее чувствовать – и вдруг понимаешь, что подобное было! Что ты видел почти ту же сцену – как правило, в советских, а иногда и в зарубежных фильмах.

Ведь кино о Великой Отечественной – целая планета: с картинами Столпера, Чухрая, Калатозова, Озерова, Быкова, Ростоцкого, Егиазарова, Бондарчука и многих других. Это лишь одна проблема.

На съемочной площадке…

Вот другая, более серьезная: фильмы о войне, как правило, снимали люди, которые воевали. Это, конечно же, важно для достоверности. Но все классические военные фильмы – вольно или невольно, порою даже подсознательно – воссоздавали общепринятую героико-патриотическую интонацию, нарушить которую было совершенно нереально. Стоило только пошатнуть правила, как режиссера мгновенно брали в жесткий идеологический шенкель, после которого трудно было вновь собраться с силами. Достаточно вспомнить тяжелую судьбу замечательного фильма Алексея Германа по сценарию Эдуарда Володарского «Проверка на дорогах».

Поделиться с друзьями: