Территория войны. Кругосветный репортаж из горячих точек
Шрифт:
Во время своих командировок — и дальних, и близких — я часто вспоминал слова Эрнеста Хемингуэя, великого писателя, многие годы отдавшего журналистике и прошедшего через все большие войны своего времени. Я имею в виду знаменитую фразу: «Никогда не спрашивай — по ком звонит колокол? Он звонит по тебе».
Эту фразу я бы произнёс по-своему: «Не спрашивайте — где в мире идёт война? Война всегда рядом с нами».
Сейчас я хочу рассказать о двух фильмах, которые снимались в одно и то же время и вышли в эфир с разницей всего в один год. «Цхинвальский лабиринт» — в 2004 году, «Русский афганец» — в 2005-м. Как легко заметить, в обоих названиях содержится несовместимое противоречие, ощущение какой-то запутанности, даже налёт безысходности. Нет, разумеется, я очень хочу верить, что все проблемы моих героев — и отдельных людей,
Герой фильма «Русский афганец» — солдат Советской армии, попавший в плен к моджахедам и застрявший на чужбине на долгие годы. Он сроднился с неласковой чужбиной и обрёл там вторую Родину. Его возвращение в Россию всё же стало возможным. Но принесло ли оно счастье этому человеку? Вопрос открытый. Так же как и для сотен советских пленных, чьи следы затерялись в песках и камнях Афганистана.
Герои фильма «Цхинвальский лабиринт» — люди, живущие в Южной Осетии, на своей родной земле, которую у них захотели отобрать, сделать Родину чужбиной. Они не собираются сдаваться, но найти выход из лабиринта, выстроенного политиками, очень непросто. И воевать им приходится со своими вчерашними соседями, друзьями и даже родственниками.
Слёзы Кавказского хребта
Фильм «Цхинвальский лабиринт» — единственный, который я снял не за границей, а на территории бывшего Советского Союза. Ровно через 13 лет после того, как наша когда-то великая страна перестала существовать. На щедрой и гостеприимной кавказской земле, теперь превратившейся в поле боя. Невозможно было охватить разумом, как это народы, веками жившие рядом, — народы, кстати, одной и той же веры — христианской, вдруг стали непримиримыми врагами. Грузинские и осетинские сёла в этих краях всегда стояли рядом, люди были друзьями, возникало множество смешанных осетинско-грузинских семей. И вдруг словно кто-то жестокий и коварный провёл линию фронта по дворам соседей, по сердцам прежних друзей… И самое страшное в том, что происходящее стало не злой прихотью каких-то сил ада, а результатом чьей-то политики, пропаганды. Короче, человеческой воли.
Разумеется, сами напрашиваются аналогии с ситуацией на Балканах. Но там — разные культуры, разные религии, в конечном счёте — разные народы. В Южной Осетии народы хотя и разные, но исторически очень близкие. Их разделение, как тогда принято было говорить, на «грузинскую» и «осетинскую» стороны, выглядело нелепым и надуманным. Но оно стало печальной и страшной реальностью. Такой же, как события 2014–2015 годов на Украине — вот где много прямых параллелей, сценарий практически тот же самый.
Меня иногда спрашивают — почему я выбрал для фильма такое странное название? Да потому что вместе со всеми встречавшимися мне участниками южноосетинской трагедии я старался найти путь, который бы позволил выйти из войны, из беды, из круга ненависти. Эта ненависть росла по мере того, как всё больше становилось жертв и разрушений. Каждый по-своему видел корень проблемы и предлагал вариант её решения. И никто так и не нашёл выхода из цхинвальского лабиринта. Я тоже.
Этот раздел своей книги я назвал «Война рядом с нами». В Цхинвале война была не просто рядом, а среди нас, внутри каждого из её участников и даже таких сторонних наблюдателей, как мы, старавшихся быть объективными (далеко не всегда это удавалось).
Цхинвал — Москва — Тбилиси — Цхинвал
Все мои истории, заканчивающиеся созданием фильмов, начинались очень похоже друг на друга. Теперь, оглядываясь назад, я это хорошо понимаю. Общего в них было то, что не происходило вроде бы ничего особенного — просто приходилось делать свою работу журналиста.
Летом 2004 года я делал её в Южной Осетии. Там началось очередное обострение ситуации и так далее. Нужны были свежие новости для Первого канала, где я тогда работал. Собственно, в этом удивительно красивом горном крае всегда в случае «обострения ситуации» происходило практически одно и то же. Цхинвал — по сути, маленький городок, что-то вроде районного центра в Средней полосе России, со всех сторон окружён грузинскими сёлами
и посёлками. Когда обстановка накалялась, грузины занимали все господствующие высоты над городом, устанавливали там артиллерию и начинали обстрел. Жители южноосетинской столицы уже к этому привыкли. Женщины и дети уходили в подвалы и жили там иногда по несколько дней. Мужчины занимали свои места в окопах и сражались, отодвигая грузинские огневые точки подальше от города.Так было и на этот раз. Я со своей съемочной группой отработал в Южной Осетии три недели. Были и в осетинских, и в грузинских окопах, разговаривали с людьми и в городе, и в окрестных сёлах. Каждый день передавали информацию в Москву. Обычная журналистская работа.
И вот наконец в двадцатых числах августа я возвращаюсь в Москву. Прилетели ночью, до дома добрался только в половине пятого утра. Одно-единственное желание — выспаться.
Не успел разобрать дорожную сумку — звонок. И не от кого-нибудь, а от генерального директора Первого канала Константина Эрнста. Сразу, без вступления, говорит: «Нужно срочно выдвинуться в Южную Осетию». Я не сразу понял — что, снова? Да, говорит, снова. А сейчас срочно приезжай в Останкино.
Через полчаса я уже в кабинете Сергея Горячева — главного редактора программы «Время». Он смотрит на меня понимающе: «Знаю, что ты только вчера вернулся из командировки». «Если быть совершенно точным, — отвечаю я, — то не совсем вчера, а, скорее, сегодня».
— Ладно, — озабоченно произносит Горячев. — Как раз сегодняшней ночью там произошли какие-то очень серьёзные бои. Так что надо срочно возвращаться — все вопросы с оформлением командировки для тебя и для ребят уже решены.
Я вышел из кабинета и стал готовиться к отъезду. Но оказалось, что всё далеко не так просто. Не прошло и часа, как шеф снова звонит мне и просит срочно зайти к нему.
— Задача меняется.
— Что, полетим в другой регион?
— Нет, туда же, но с другими целями. На новостную программу ты работать не будешь. Нам нужен документальный фильм по ситуации в Южной Осетии. Эту ситуацию нужно рассмотреть со всех сторон и дать все точки зрения. Но работать надо быстро — фильм должен быть готов не позже, чем через месяц.
Тут же всё и выяснилось. Оказывается, накануне прошла рабочая встреча президента России Путина с министром по чрезвычайным ситуациям Сергеем Шойгу. Наверное, теперь уже мало кто помнит — да и не все об этом знали, что во время первого военного конфликта в Южной Осетии, начавшегося ещё в 1991 году, именно Сергей Шойгу вводил в этот регион российские миротворческие силы. Тогда в России хотели подчеркнуть, что речь идёт не столько о войне, сколько о чрезвычайной ситуации, которую возможно ликвидировать мирным путём, без прямого применения силы. И вот теперь президент поставил министру Шойгу задачу — напомнить россиянам и всему миру, что же такое Южная Осетия и что она значит для нашей страны. Таким напоминанием и должен был стать наш фильм — так объяснил мне моё новое задание Константин Эрнст.
Откровения Шойгу
На следующий день моя группа вновь вылетела по знакомому маршруту. А прямо перед отлётом я навестил Сергея Шойгу в его кабинете в Министерстве чрезвычайных ситуаций и записал с ним интервью часа на четыре. Отрывки из него потом вошли в фильм.
В первую очередь министр вспомнил ситуацию весной 1991 года, когда в Цхинвал вошли части внутренних войск России и началось оказание помощи пострадавшим от войны.
— К маю в Северной Осетии скопилось уже порядка 130 тысяч беженцев. Беспрерывно шёл поток раненых. Вокруг Цхинвала скопилось огромное количество бронетехники, грузинских вооружённых сил — тогда они назывались Национальной гвардией Грузии. Обстрел вёлся круглосуточно.
Вот тогда мы получили первое поручение российского правительства — оказывать помощь южноосетинским беженцам. Стали организовывать для них лагеря. Причём первыми в них вселялись беженцы даже не из Южной Осетии, а из внутренних районов Грузии — оттуда вытеснили всех осетин.
Когда стало ясно, что раненых становится всё больше и больше, в Северную Осетию был переброшен госпиталь медицины катастроф. Он базировался в Беслане, мы перевозили раненых из Цхинвала вертолётами. К сожалению, один вертолёт тогда не долетел — до сих пор не знаю, сам ли он разбился или был сбит. Люди погибли. Но наши медицинские бригады продолжали работать, несмотря ни на что.