The Beginning of the End

– Лучше все-таки пойдем отсюда.

Они зашагали быстрее, как будто их кто-то преследовал. Меила бросила взгляд назад и крепче сжала локоть своего спутника. Только подумать - до сих пор, до этого самого времени ей не верилось, что Имхотеп ее муж. Казалось, что в любую минуту кто-то может ворваться к ним и разбить их краденое счастье! Теперь уже навсегда!..

Имхотеп чувствовал, как Меила напряжена, и не возобновлял разговора до самого дома. Когда они прошли в гостиную, хозяйка бросила на круглый стол коленкоровую папку, в которую был убран брачный контракт, и плюхнулась на диван.

– Как я устала…

Имхотеп опустился рядом и обнял жену: забыв о своем желании, покачивая ее, как ребенка.

– Сегодня все позади, мерит… А что будет завтра, знают одни боги.

Он поцеловал ее теплые надушенные волосы, с которых упал шелковый платок.

– Всегда напоминай себе: тебе нужно прожить только этот день, есть только этот день, - а ночь подарит тебе отдых и новые силы…

Тут вдруг Меила стремительно выпрямилась и закинула руки на плечи жреца, с ужасом глядя ему в лицо.

– А что, если у нас больше не будет времени?..

Имхотеп улыбнулся, погладив ее по щеке.

– В тебе говорит ужас прошлого. Успокойся: мы долго еще не встретимся с ним.

“Значит, однажды все-таки встретимся”, пронеслось в голове у египтянки. Но сейчас она позволила Имхотепу себя убедить. Меила дернула шнурок звонка, проведенный к столу и скрытый темно-зеленой плюшевой занавеской, и приказала подать кофе.

Имхотеп в доме Хафеза тоже пристрастился к этому напитку, любимому арабами.

Роза принесла им кофе: когда служанка ставила поднос, руки у нее задрожали так, что чашки звякнули друг о друга. Меила вздрогнула и с опозданием улыбнулась девушке.

– Спасибо, дорогая.

Взяв чашку, она сделала глоток дымящегося черного напитка. Потом посмотрела на Имхотепа.

– А ведь мы с тобой не женаты… и никогда не будем женаты.

Жрец напрягся, темные глаза застыли.

– О чем ты говоришь?..

– Мы никогда не сможем освятить наш брак, - Меила взяла его большую руку в обе свои.
– У нас теперь нет и не может быть религии, ты понимаешь?.. Мы пошли в контору по регистрации и расписались в том, что не обманем один другого. Но мы обманули всех богов.

Имхотеп сжал губы.

– С господином Хафезом мы часто говорили… о религии, - жрец с неудовольствием произнес это новейшее слово, которое ограничивало и принижало божественное, отделяя его от “науки”.
– Я спросил его, что он думает об Анубисе и теперешней власти этого бога на земле.

Имхотеп невесело улыбнулся.

– Мистер Хафез считает, что Анубис демон, не пожелавший склониться перед единым богом. И то, что водитель наших мертвых вершит сейчас, - это его наказание, и он находится в своем аду, в который стремится ввергнуть остальные создания.

Меила поднесла руку ко рту.

– И ты согласен?..

– Да, - без обиняков ответил Имхотеп.
– Как бы ни было во времена Та-Кемет, сейчас это так.

Но потом жрец улыбнулся.

– Когда же я спросил Хафеза, где сейчас пребывает Осирис, тот не смог ответить. Может быть, именно Осирис - светлый бог, который вернул мне благословенную смертность?

Меила нахмурилась.

– Но ведь ты, кажется, согласился с тем, что Бог един!

Имхотеп кивнул.

– Когда я думаю на языке англичан, я согласен с этим. А когда думаю на нашем и возвращаюсь умом в мою прежнюю жизнь, я опять верю в Осириса, Ра и Хора! И тогда это опять справедливо!

– Они сотворенные боги, - пробормотала египтянка.
– Господь не сотворен и вне времени… Нет, это слишком сложно для меня.

Имхотеп счел разумным промолчать.

Поднеся руку подруги к губам, он поцеловал ее ладонь.

– Наш союз будет священ, покуда мы будем хранить его.

Меила улыбнулась; а когда Имхотеп обнял ее, забыла все страхи.

Роза, вернувшаяся в гостиную за посудой, замерла в дверях, глядя на супругов… а потом попятилась назад, стараясь себя не обнаружить. Хотя Имхотеп и Меила заметили бы ее, только если бы горничная грохнула весь поднос на пол.

Роза вернулась на кухню. Там сейчас сидел Аббас, который кивнул ей и поманил, чтобы она села напротив.

– Не хотела мешать?

Аббас улыбался.

Роза рассмеялась. Этот египтянин всегда так хорошо понимал, что происходит в доме - и у нее самой внутри.

Она села напротив своего жениха за стол, и они замолчали.

А потом Роза спросила:

– Послушай, Аббас… неужели ты совсем-совсем не удивляешься? Тому, что с нами случилось? Если бы я вернулась домой и рассказала обо всем сестре, воображаю, как она…

Египтянин поднял руку, и Роза смолкла, глядя на суженого во все глаза.

– Когда я был маленький, у нас в деревне был мулла - очень умный человек, - задумчиво сказал Аббас.
– Он говорил: ложь все, кроме Бога.

Роза замерла, пораженная этими словами.

– И вправду, - сказала англичанка.
– Все, кроме Бога… и того, что мы любим друг друга, - отважилась прибавить Роза.

Аббас кивнул.

– Скажи госпоже, что мы хотим пожениться, - напомнил египтянин.

Он всегда понимал и то, чем Роза обосновала свою просьбу служить Меиле Наис, - верная женщина всегда будет к ней ближе всех. У восточной женщины такого статуса, как мисс Меила, не может быть подруг и тем паче друзей. Только люди ее дома.

– Я завтра поговорю с мисс Меилой, - застенчиво сказала Роза.

Аббас радостно улыбнулся и, потянувшись к невесте через стол, поцеловал ее в щеку.

– Наконец-то, - сказал он.

А Роза вдруг перестала улыбаться.

– Мы ведь тоже, как они, - просто пойдем в контору по регистрации?..

– Да, - подтвердил египтянин.

Он сочувствовал невесте, понимая, что это значит для нее, - обойтись без христианского венчания. Но иного пути не было.

Роза тяжело вздохнула, но больше ничего не сказала.

Аббас и Роза поженились через несколько дней. В Египте свадьбы не афишировались так, как в Европе, и, уж конечно, женщина во время этой церемонии редко находилась в центре внимания. Так что Роза смирилась с тем, что ее нового положения жены почти никто не заметит.

Главное - что это значило для ее мужа и их хозяев…

Меила дала Розе деньги на скромный домашний праздник. За столом собрались все слуги: они надели свои лучшие наряды, было много вкусной еды, и даже пригласили певицу, которые в Египте исполняли свои песни, скрывшись от глаз зрителей.