The Lie I've Lived

– Я останусь, если я тебе нужен.

– Нет, это я должна сделать сама.

Выйдя в коридоре за границу щита уединения, принимаюсь рассматривать прекрасное собрание произведений искусства. Подавляю желание подслушать. Флёр расскажет мне все, что захочет.

Через пять минут появляется Флёр – раскрасневшаяся, сердитая, по лицу струятся слезы. Остановившись, она накладывает на себя чары, чтобы подправить макияж и придать себе спокойный вид.

– Я хочу немедленно вернуться в Хогвартс, Гарри. Сопроводишь меня?

– Дай мне только захватить Тонкс, и мы тут же уйдем. Ты как, нормально?

Она отвечает мне грустным взглядом:

– Нет. Возможно, буду завтра.

Тонкс ведет нас обратно через другой камин, в «Кабаньей голове». Там мы сталкиваемся с братом Дамблдора. Пропустив нас в заднюю комнату, он постукивает по карте Хогсмида, чертовски напоминающей карту мародеров.

– Дорога до замка чистая. Давайте-ка вы быстро туда. Профессор Макгонагал будет вас ждать. Я прослежу отсюда – если заметите в Хогсмиде красные искры, значит, нарисовался кто-то, кого здесь быть не должно. Всё, топайте!

С этим словами Аберфорт грубо выталкивает нас из задней двери, и мы уходим.

Следуем по тропе с палочками наголо. Тонкс сильно не по себе, так что я веду всех за собой. Она все же всего лишь стажер аврората. Длинные десять минут дороги до Хогвартса наполнены тишиной, но удается обойтись без происшествий. Макгонагал и Филч впускают нас в замок. Только что начался комендантский час.

– Хочешь, поговорим у меня в мастерской?

Получив согласие, веду её туда. Как только мы оказываемся внутри, она обнимает меня, и я держу её, пока она рыдает. Позволяю ей выплакаться. Пусть заговорит тогда, когда будет готова – или пусть просто молчит.

Наконец, она отстраняется от меня, а я наколдовываю ей платок.

– Ну что, лучше?

– Немного. Я кое-что осознала, Гарри. Моя мать на самом деле не любит отца. Она надевает маску и играет – она ведь приложила усилия для того, чтобы окрутить его после Бобатона. Он был самым сильным магом, которого она смогла отыскать. Она ухаживала за ним и вышла замуж на его условиях. Она родила детей только после его карьерного взлета, когда уверилась, что он всегда будет её защищать. Теперь я знаю, почему она всегда заставляла меня быть лучше и сильнее остальных – потому что сама была недостаточно сильна для защиты. Как думаешь, Гарри, ужасно ли смотреть на свою собственную мать и видеть слабость?

О, для подобного вопроса она выбрала совсем не того! Когда из её глаз вот-вот вновь польются слезы, говорю:

– Родители тоже люди. Никто из нас не совершенен. Они делают все, что в их силах.

Банально, но сейчас это всё, что я могу сказать. Надеюсь, этого ей будет достаточно.

– Как всё это трогательно. Ну что, а теперь вы начнете трахаться? Если да, то мне хотелось бы сменить точку обзора на лучшую, – слышится слишком знакомый голос. Оглядываюсь на голема, скрытого в темноте комнаты.

Сортировочная Шляпа выходит на свет.

– Может, тебе и не стоит с кем-то встречаться, ЭйчДжей. Все твои предыдущие попытки заканчивались слезами или серьезными ранами. Возможно, ты проклят.

– Риддл прислал на прием голову магла. Одного из друзей Дадли.

– И всё? – иронизирует та. – Если у этого мешка мантикорьевого дерьма была бы реальная сила, он прислал бы сотню таких или появился бы сам. Вместо этого он присылает одну голову! Сейчас он слаб. Что касается тебя, Делакур, – у тебя проблемы с матерью. Я бы прямо заплакала, если б могла. В истории знали времена, когда вейловские кланы, пытаясь оставаться на плаву, продавали своих метисов и отбросов аристократам по всей Европе. С чего бы ещё Ланселот так страстно желал продаться грелке Артура?

– Я сейчас не в настроении выслушивать лекции, Шляпа. Да и Флёр тоже.

– Когда вы ввалились, я отдыхала и размышляла о своем. Может, я была не в настроении, чтобы меня вот так грубо прерывали. Ты вообще взял на себя труд подумать – или кровь уже слишком сильно прилила к твоему сморчку?

– Хорошо. Мы уходим, Шляпа. – В последнее время я не слишком баловал её своим вниманием. Она что, ревнует к Флёр?

Вытаскиваю девушку в коридор, и она ведёт меня в свою мастерскую. Запираю дверь, она накладывает щит уединения.

– Как ты выдерживаешь эту вещь? – спрашивает она, оглядывая практически пустую комнату.

– Нормально. Она не так уж плохо себя со мной ведет. Полагаю, мы просто застали её не в форме.

– Такое чувство, Гарри, что я ей не нравлюсь, – грациозно присаживается на верстак она.

– То же самое могу сказать о твоей семье. Когда мы встретились в первый раз, тебе ведь было на меня наплевать, – скачком усаживаюсь я рядом с ней.

Она убирает прядь с лица.

– Ты не позволишь мне это забыть, да? Мою мать легко напугать. Мой отец способен ей сопротивляться до определенного предела, но даже в таком случае он потворствует её капризам из страха, что она его бросит. Уверена, это она заставила его пойти к нумерологам.

– Прости, но я не слишком впечатлен вашими нумерологами. Я знал о возвращении с тех пор, как мне было одиннадцать. Не хочешь поговорить о том, что случилось, когда я ушел?

– Я удостоверилась, чтобы она поняла: я не поддамся её требованиям. Сначала она угрожала отказать мне в доступе к семейным фондам, но благодаря успеху в качестве гонщика у меня есть свой достаток. Затем мама поняла, ей нечем мне угрожать. Потом она попыталась меня подкупить: в день выпуска я смогла бы отправиться в кругосветное путешествие или начинать отделывать свой собственный дом.

– Польщен, что ты выбрала меня.

– Не говори так. То, что между нами сейчас… может ведь и не получиться.

– Надо прекращать каркать, пока не накликали беду.

Умолкшая Флёр смотрит на меня.

– Ты прав. Чувствую, мы оба ведем себя слишком осторожно. В конце мама наговорила много неприятного – мне не хотелось бы повторять её слова. Как я уже говорила, я делаю это для себя. Мама умеет – как это называется? Ах да, играть на совести. Для неё это так же просто, как аппарировать. Если разразится война, бедная Габриэль будет заперта в поместье, и ей придется получать частное обучение до тринадцати лет.

Позволяю ей опустить голову мне на плечо, стараясь удержаться и не глазеть в вырез платья.

– Шляпа была права насчет моих свиданий. Кажется, у меня с этим не складывается.

Она усмехается:

– Ты мастер преуменьшать, Гарри.

***

– Признай, Шляпа. Ты ревнуешь.

– Факт, что ты по-прежнему пытаешься приписать мне человеческие эмоции, доказывает лишь то, что Джеймс напрасно потратил свою сперму.

– Не волнуйся, мы все равно останемся друзьями.

Пока она изрыгает поток вульгарностей, оглядываю поместье Фламелей. Если уж «прогуливать школу», так с размахом. Дамблдор послал меня сюда на неделю. Родители Флёр оценят иронию – меня обучают во Франции.