The Мечты. Бес и ребро
Шрифт:
Это было более чем ясно. Охнув то ли от боли, то ли от страха, Панкратов аккуратненько устроил свой ушибленный затылок на локте дивана и прикрыл глаза.
– У меня не было выхода, - устало сказал Олег Станиславович. – Если бы я не свалил, меня посадили бы. Или вообще грохнули.
– Потому ты решил грохнуть себя сам. Креативно. Зашибись план! Как только додумался?
– А что там думать? Борисыч в курсе, что творилось. Один раз уже покушались два года назад. Не знаю кто. У меня голова тогда взрывалась. Я не знал, на кого думать. Мог Гошан, могла Лилька, мог батя ее. Да даже ты мог, Роман Романыч.
– Я?!
– Ты. Я тебе с кредитом отказал, помнишь? Очень обижался еще.
– Так я бабки в другом месте взял.
–
– Ты че несешь? – гавкнул из своего угла Коваль. – Мы как сито все твои связи просеяли.
– И меня просеяли? – на всякий случай уточнил Моджеевский у своего начбеза.
– Тебе лучше не знать, - ушел от ответа тот.
– Ясно. Дальше что было?
– А дальше… при повторном заказе на меня вышел киллер. Знакомый мой старый, про которого я уже и думать забыл. Ты его не знаешь, Ром. А я ему услугу оказал... Немаленькую. Помнишь проект «Дети на Земле»? Я с ним несколько лет цацкался.
– Это который ты мутил в нулевые, чтоб от налогообложения уйти? Громкий такой.
– Ну! Так вот там мужик был, у него ребенок умирал, а наши лечить не брались. Я ему и оплатил клинику в Германии – мне ж надо было для громкости пару-тройку реальных случаев устроить. Всяко дешевле наших поборов... Куда потом тот мужик канул и что с дитем – я без понятия. Даже и не вспомнил бы, если б сейчас не всплыло – он мне должок отдал. Здравствуй, говорит, жопа пришла – заказали тебя. Еще тогда, два года назад. Только тогда он все сделал так, чтоб я живой остался, а теперь решил конкретно помочь. Кто заказал – не раскололся. Типа этика профессиональная. Но решить мой вопрос вызвался. А я что? Идиот? Вижу, что вокруг кольцо смыкается. Разве что не на горле удавка, хотя дышать уже больновато. Ясно теперь, что это не мог быть ты или Лилькин батя… но даже и без того, Роман Романыч, если бы Гошка проверку до конца довел, к новому году точно свой особняк сменил бы на нары. А там до меня добраться – раз плюнуть.
– Типа здесь сильно лучше, - мрачно хохотнул Роман. – Ты вообще как жить-то собирался, Олег?! Я понимаю, на дно залег. Но какое тут, нахрен, дно? Пробито же! Посудомойщик – это же... это... – развел руками и хмыкнул, потому как слова закончились.
– Да при чем тут «залег»? – уныло выдал Панкратов. – Мы с моим хлопцем договорились, что он поможет мне инсценировать убийство. А гонорар получит от заказчика, как будто все вышло. Я планировал... Собирался со Стефанией своей свалить. С Лилькой, думал, помирюсь перед отъездом, чтобы перед людьми помелькать – а то еще на нее свалят. А кто за Улькой приглядит? Ну а сам хотел обосноваться где-нибудь в Испании. С детства Испанией бредил.
– Да ты по жизни бредишь. И не только Испанией. Нахрена «Эльдорадо» угробил?! Своей нет?
– Продал. Я тогда много чего продал из неочевидного. Счет у меня был на Кайманах. Тайный, никто не знал. Рассчитывал обнулить его и жить припеваючи до конца жизни. Туда и кидал бабки со всего проданного. А потом... Роман Романыч, он пустой оказался. Я приехал – а он, мать его, пустой!!! Ты вообще можешь себе представить, как я обломался?! Нихрена. Ни денег, ни связей, ни даже возможности хоть как-то выгрести. Вот куда бабки делись? Как такое вообще может быть?!
– А я, наверное, знаю, куда делись… - задумчиво проговорил Андрей Никитич, до этого молча наблюдавший психоделический полудопрос-полуисповедь. – Может, это те самые деньги, которые Стефания якобы украла?
Моджеевский, повернувшись к тестю, приподнял бровь. Но не сказал ничего, хотя на лице читался мыслительный процесс. Зато Панкратов подскочил с дивана и рявкнул:
– В смысле – Стешка?! Зараза! – за что был немедленно за плечо опущен обратно – уверенным движением руки господина Коваля. Но угомониться ему это не помогло. – Дрянь мелкая! Откуда она про Кайманы узнать могла?!
– Она и не знала, - пожал плечами Малич. – А вот
тот, кто знал – подсунул их ей. Чтобы у нее появился «мотив». Поэтому ты уж подумай, Саша Гадов, кто мог знать про твои Кайманы.– Да никто про тот счет не знал! И уж тем более доступа к ключу безопасности не имел. Вообще никто, кроме адвоката. Но Василий Матвеевич?! Да в жизни не поверю! – бушевал Олег Станиславович, а потом вдруг замер на месте и внимательно глянул на Андрея: - Но и Стешка... если про документы хоть понятно, откуда пронюхала – она весь сейф перевернула, когда деру дала... то про деньги... не могла. Я ее далеко держал от всего этого.
– Тогда кого вы держали близко? – подал голос начбез.
– Да никого! – взорвался Панкратов и снова грохнулся на диван в полнейшем изнеможении. А после всего прозвучал негромкий голос Моджеевского:
– Волну Лилианна подняла. Она запросила информацию у адвоката по твоим офшорам. Тот увидел, что все обнулили, и забил в колокола. Стефанию подозревают из-за этих чертовых бабок. На ее имя открыт левый счет, там они и осели. Сейчас счет арестован, пока ведется следствие, но их явно вернут жене в качестве ее наследства за исключением той суммы, которую перевели киллеру за заказ. Но, мать твою... Все началось с того, что волну подняла Лилианна.
Олег медленно привстал и молча уставился на Романа мутными сонными глазами.
– Ты понимаешь, что это значит? – все так же тихо сказал Моджеевский.
Панкратов понимающе кивнул и замер, потому что осознание услышанного явно пока еще распространяло яд по его нервной системе, не до конца ее поразив. Потом он чуть заметно вздрогнул и тоже почти шепотом выдал:
– Но откуда она... черт... Матвеич... мне его Лилькин батя когда-то подкинул... Может быть...
Роман ничего не ответил и быстро глянул на Малича, словно бы оценивая вероятность того, что его предположение глупо.
– Нескучно живете, мужики, - со смехом отозвался на его немой вопрос тесть. – А самое удивительное, насколько любой бред может оказаться единственной правдой. Так что же ты, Роман Романыч, все-таки делать собираешься?
Моджеевский мотнул седой башкой и перевел взгляд на Панкратова. Тот, выпучив глаза, хватал ртом воздух, будто кто-то шандарахнул его под ребра. И все, на что хватало бедного перепуганного банкира, это выдыхать между вдохами:
– Ромка, мне нельзя назад... меня посадят... меня там посадят, Ром... я ж ее, суку, грохну... как она меня, а...
– Заткнись, - мрачно ответил Моджеевский и поднялся со стула. Пошарил по карманам пиджака и выудил на свет божий телефон. Что делать он знал. Для этого и нужен-то был только один звонок.
Садилось золотисто-янтарное октябрьское солнце
На огромном экране в половину стены, который как-то телевизором называть неловко, мелькали рожицы Лефу и Гастона, распевавших оду последнему. Юлька на диване напротив болтала ногой и подпевала под нос – «Красавицу и чудовище» она знала наизусть. Но это было на самом деле отвлекающим маневром. В действительности все внимание младшей сестры Малич было приковано к большому окну, за которым садилось золотисто-янтарное октябрьское солнце и бродила Стефания Яновна, покачивавшая на руках сонную Лизку, изматывавшую и их, и себя вот уже которые сутки подряд. Сейчас она забрала ребенка у Жени и отправилась с ней «на воздух» - в смысле, в садик, раскинувшийся вокруг дачного замка его величества императора всея Солнечногорска Романа Романовича. Сюда они свалили из города еще утром в надежде, что здесь Елизавете свет-Романовне будет полегче переносить тяготы прорезывания первых зубов – может быть, дорога, смена обстановки и пребывание на воздухе ее утомят настолько, что она заснет. Температуры у Лизки уже не наблюдалось, но она с остервенением грызла все, что попадалось ей под руку. Сейчас это был, кажется, Стешин палец, которым та попыталась поправить ее берет.