The Мечты. Весна по соседству

– Па-а-а-а! – протянула Женя. – Хорошо все! Чувствую я себя нормально. Врач тоже нормальный. А сейчас я хочу домой.

– Да, конечно, седлай японца, - рассеянно проговорил Малич, открывая перед ней дверь, и тут же выдал новую сентенцию: - А давай мы тебя рассчитаем, а?

– Беременность – не болезнь, - устраиваясь в машине, сказала отцу Женя. – Поэтому мы оставим меня на работе.

– У тебя там обстановка совершенно нездоровая! – запротестовал Андрей Никитич.

– Обещаю, я буду просто работать и не ввязываться ни во что нездоровое.

– Но если что, - Андрей Никитич уже переместился в водительское кресло и повернул ключ, - то ты не переживай! Мы и без твоей зарплаты справимся, правда. Что я? Зря всю жизнь пашу? Сбережения есть. Тебе вот сейчас чего-нибудь хочется?

– Не-а.

– Странно. Мать всегда чего-нибудь хотела. Не пирожных – так на дачу. А дачи у нас никогда не было, - вдруг совершенно легко рассмеялся Малич.

– Дачу строить не будем, - следом за ним рассмеялась и Женя.

В таком приподнятом настроении, весело переговариваясь, они и отправились домой, в свой вечный курятник, где в настоящее время шел очередной этап борьбы бабы Тони с Анной Макаровной. Обе пожилые женщины, собирали под свои знамена сторонников и обе не желали сдавать позиций. И если с Антониной Васильевной все было ясно, то почему так зверствует тихая, неприметная тетя Аня из первого подъезда – никто не понимал.

Впрочем, эта часть борьбы прошла как-то совершенно вне интересов семейства Маличей, сейчас, под дождем, спешивших пробраться мимо строительных работ к своему подъезду, вопреки пикету, организованному госпожой Пищик и противостоявшему группе музейных налетчиков, приехавших смотреть башню Гунина. В стороне от всего этого безобразия торчал Филиппыч и усмехался в усы, пока его ребята продолжали ковырять фонтан под Жениным подъездом. Клара Буханова как участница пикета усиленно делала вид, что его игнорирует, но совершенно очевиден был и тот факт, что, когда это безобразие подойдет к концу, она, в отсутствие Бухана, затащит Филиппыча к себе на обеденный перерыв.

Вскарабкавшись под всеобщий галдеж на свой третий этаж, Маличи наконец оказались в квартире. Андрей Никитич бросился на кухню – немедленно следовать рекомендациям врачей насчет полезной и свежей еды и заодно теплого питья – ноябрь, не хватало простудиться. А потом его словно бы прострелило. Сначала в области поясницы, потом в башке. И на некоторое время он замер над заварником, глядя как от того поднимаются клубы пара.

Ведь по сути – это не он должен сейчас Жеке чай заваривать.

Ну если по логике вещей судить.

Малич нахмурился. Наполнил чашку. И когда Женька, переодевшись, вошла на кухню, решительно спросил:

– Отца в известность ставить планируешь?

– Нет, - без колебаний, тихо, но спокойно ответила Женя. Так, словно этот вопрос давно для себя решила и закрыла без возможности обсуждений.

– Уверена?

– Абсолютно уверена.

– Не то чтобы я настаивал и в чем-то тебя убеждал... – проговорил Андрей Никитич с некоторым сомнением в голосе: - Но он все же принимал участие в зачатии, вы вместе жили... Ваши отношения – ваше дело, но я не думаю, что это хорошая идея – скрывать про ребенка. Отцом он может быть неплохим, Женя.

– У него уже есть двое детей, - уныло проговорила Женька, глядя в чашку, которую водрузил перед ней Андрей Никитич. – Так что... где проявлять задатки неплохого отца у него имеется. А я не настроена ставить эксперименты.

– Жень, это не эксперименты... Это ребенок. Ему в любом случае нужен... папа. Тем более, Моджеевский с тобой разошелся, а не с детьми. Он не производит впечатление человека, который бегает от ответственности.

– Он не бегает от ответственности. Он от людей откупается. А мне велели избегать стрессов.

– В смысле – откупается?

Женя вздохнула. Они не обсуждали с отцом ни причин ее возвращения в отчий дом, ни обстоятельств тому сопутствовавших. Андрей Никитич не спрашивал, она не рассказывала – не знала, как о таком вообще можно рассказать. А главное – и без того было понятно. Поэтому теперь она некоторое время помолчала, подбирая слова.

– Когда он решил закончить наши отношения... он... переписал на мое имя свою квартиру в высотке и машину, цену которой я слабо себе представляю, если честно, - Женя подняла глаза на отца и негромко проговорила: - И я совсем не хочу сейчас получить какой-нибудь сертификат с номером банковского счета для содержания ребенка.

Андрей Никитич ничего не ответил. Не сразу. Сразу он сидел и переваривал, внимательно глядя на дочь. Его пальцы, до этого слегка постукивавшие по столу, сейчас прекратили свое движение. Он же пытался осознать сказанное и то, что это значит. За окном был ноябрь. Противный и мрачный. Женя вернулась в сентябре совершенно потухшей. Как будто бы это вовсе не его Женя, а только манекен, на нее похожий. Ну и с механизмом внутри, чтобы разговаривала и ходила на работу. Притворялась Женей.

Потом он понял, что молчание затянулось, и проговорил:

– И что сейчас? С этим несметным богатством?

– Понятия не имею, - пожала она плечами. – Я с ним встречалась не ради квартир. Нет, я не стану говорить, что мне не нравилось. Это приятно, когда тебе дарят подарки, катают на собственной яхте и тебе не приходится каждый день мыть посуду и выдумывать, какой суп приготовить. Но если уж говорить о цене, то я бы предпочла, чтобы со мной поговорили, как с человеком, без всех его несметных богатств, а не расплатились, как с девкой.

Андрей Никитич при ее последних словах нахмурился еще сильнее и опустил голову.

– Ладно, понял, - пробормотал он. – Растим сами. Может, хоть он в сапожники пойдет, продолжит династию.

Сами. Конечно же, сами. В случае с Женей иначе и быть не могло. Она отлично помнила, что Роман говорил о ребенке. Их ребенке. Но он говорил и о свадьбе. А если он изменил одно решение, что ему мешает изменить и все остальные намерения?

По вечерам в своей комнате она пыталась нарисовать в мечтах их разговор, который однажды – завтра или послезавтра – мог бы случиться. Вот она набирает его номер. Вот он отвечает, спустя несколько гудков. А потом… Что потом?

«Рома, я беременна».

А вторить ей будет нежный девичий щебет: «Рома, с кем ты там?».

Какая-то исковерканная версия ситуации с Ниной.

Такая глупость! Хорошо, что все закончилась вовремя. Когда еще не успела привыкнуть, врасти так, чтобы пришлось вырывать с мясом и кровью. Теперь можно лишь тихонько грустить, свернувшись под пледом, что мужчина, которого она полюбила, ставший для нее самым важным и единственным, - больше ей не принадлежит. И даже сны, в которых он часто приходил к Женьке, больше не повергали ее в отчаяние, потому что маленькая новая жизнь, живущая в ней, помогала без страха смотреть в завтрашний день.