The Мечты. Весна по соседству
Шрифт:
Роман сглотнул.
Откинулся головой на подушку.
Заставил заткнуться все голоса, наперебой орущие в его голове варианты ответа.
И написал:
«Да, об этом, с садом и у моря. И чтобы был небольшой причал, только наш. Сейчас тут ничего не понятно, но мне кажется, что остальное можно дорисовать».
«Это ты сам проектировал?»
Нет, блин! С Норманом Фостером!
«Сам, конечно. Если помнишь, у меня диплом архитектурного валяется».
«Помню. Красиво получилось».
«Правда нравится?»
«Правда. Нравится. Наверное, будет хорошо, если получится его построить».
«Не
«Еще бы!» Отправить. Женя усмехнулась. Еще бы она не знала! Никаких «если» в случае Романа Моджеевского быть не может.
Она прилегла в постель. Моджеевский перевернулся набок. Обоим казалось, что они не одни сейчас.
«Мне пора спать, у меня режим)))» - от нее.
«Конечно, ложись! Ты хорошо себя чувствуешь?» - от него.
«Да, все в порядке. А ты? Как твой грипп?»
«Мне лучше, но работу на этой неделе точно прогуливаю».
«Можешь себе позволить. У меня Горбатова».
«После вашего новогоднего корпоратива даже я ее побаиваюсь. Хотя все оставить на Фролова тоже страшно».
«За неделю не развалит. Алена твоя не позволит».
«Она не моя. Все еще ревнуешь?»
«Иди нафиг, Рома!»
«Тебе тоже спокойной ночи».
Но какое спокойствие от ночи, когда оба смотрели в потолок и испытывали тот волшебный подъем, о существовании которого, кажется уже и забыли. Этот подъем назывался словом «надежда». Они оба впервые за долгое время начинали надеяться, каждый на свое, но все же каждый – на одно и то же. Потому что ни для одного из них без другого счастье уже возможно не было.
Думали, спать не смогут. И сами не заметили, как уснули. Крепко, сладко и до самого утра.
А утром он всполошился. И всполошил ее.
Аккурат за завтраком Женя получила вопрос прямо в лоб:
«А ты хотела бы дом?» - как если бы его подбросило на месте от осознания, что никогда не спрашивал о том, чего она хочет. А он и правда не спрашивал – он ставил перед фактом. Всегда, с самого начала.
И вдруг сподобился спросить. Опомнился. Именно в тот момент, когда мог решать только для себя, но никак не для Жени.
Она долго смотрела на экран, раздумывая и сознавая, какой это шаг с его стороны, если дошло то, что так долго не доходило. Впрочем, жить задним умом всегда было одним из Роминых характерных, хотя и неприятных качеств.
Кто же в своем уме не хочет дом, если есть возможность его содержать? Разве не очевидно?
Но вместе с тем, ответь ему сейчас несомненное «да» – что это будет значить? Что она капитулировала? Что отныне они снова вместе? Сейчас, когда она и правда не знала, сможет ли его простить и жить так, как будто бы ничего не случилось?
Какой прогресс в сравнении с тем, что было еще три-четыре дня назад. Тогда она даже возможности подобной не рассматривала!
И все же, пока червячок сомнения все еще продолжал кромсать ее бесконечное желание рвануть прямо сейчас к Роману, она не нашла ничего лучше, чем написать в ответ:
«Мне есть, где жить».
В высотке на другой стороне дороги весело хмыкнули.
Моджеевский тоже завтракал. Только и правда, в отличие от Жени, никудашечки не собирался. Ну и что, что температура прошла, как не было? У него эта... реабилитация. Сопли-то все равно текут. Вот и нефиг его трогать. Фролов в телефоне, конечно, выл сиреной и наяривал по каждому поводу, но Ромка лишь пожимал плечами и выдавал: «Вы должны быть хотя бы немного автономнее! А если я завтра
слягу или вообще помру?»Хотя, по правде сказать, вариант типа «помру» им не рассматривался ни под каким ракурсом. Ему еще жениться, рожать и воспитывать ребенка. Из Богдана лепить президента компании, из Танюхи – мало-мальски приличную девушку. Столько дел. Планов. О столь многом он мечтает.
Роман улыбнулся и набил на клавиатуре:
«Это я помню. Но можно и подумать немного над улучшением жилищных условий».
«Тебе надо – ты и думай» - не замедлила ответить Женя.
И он думал. Очень много и очень обстоятельно. Обустраивая помещения, придумывая расположение в доме детской, размышляя над тем, что его старшим тоже нужны комнаты – будут же они приезжать. Сейчас так. Потом со своими семьями.
Следующие несколько дней он тем и занимался. Ваял. Думал об участке. Позвонил в знакомую контору, поставил задачу, чтобы ему подобрали несколько вариантов. Когда поправится до конца, будет выбирать. Будут выбирать. С Женей. Если только она его простит.
А потом вечерами напролет, когда она возвращалась с работы, а иногда и во время нее, они болтали в мессенджере. Он сбрасывал ей свои наработки. Она отвечала, сперва сдержанно и немного огрызаясь, но постепенно увлекаясь его идеями.
Да и как ими не увлечься? Среди всего хаоса, что он творил теперь с ее чувствами, очень ясно выделялось одно и самое главное: понимание того, что ей очень хочется снова ему поверить. И все это лишь вопрос времени. Потому что Моджеевский не оставит ее в покое, теперь уже не оставит. Раньше надо было бежать – хоть с Юрагой в Канаду.
А сейчас, вместо этого, она зависала в чате, разглядывая его макеты, наброски, эскизы. Задавала вопросы и избегала по мере возможности главного – мыслей о том, что это для их семьи.
У них вновь наступил период бессонниц. Только теперь уже совсем по другому поводу. Они – разговаривали. Это странно – находиться через дорогу друг от друга и общаться исключительно в чате. Иногда переругиваться. Иногда – прислушиваться. Иногда – просто рассказывать о чем-то. О себе, например.
То, чего ни один из них раньше не знал.
Таша с подозрением относилась к переменам в Женином настроении.
Рому – никто на работе и не видел. Алена страдала в одиночестве и все пыталась проникнуть к нему, в надежде вдруг что-то надо. Фролов норовил привезти документы на подпись. Этих он посылал.
А потом, безо всякого предупреждения и среди дня заявился Коваль – проверять, дышит ли еще его начальство, и выгнать бывшего майора вооруженных сил Ромка не решился.
– У меня только яичница есть и сыр, - совершенно серьезно заявил отшельник Моджеевский, встречая дорогого гостя.
– Я не жрать пришел, - заявил Арсен, вваливаясь в квартиру. – Живой?
– Я не из тех, кого способны доконать сопли. Тебя из офиса подослали в разведку?
– Я и сам себя могу в разведку отправить, - отрезал Коваль и спросил: - Что происходит?
– Точно яичницу не хочешь? С сыром!
– Не хочу. Не увиливай. Ты неделю в офисе носа не кажешь. Это не про тебя. Поэтому спрашиваю еще раз: что происходит?
Моджеевский вздохнул. Борисыч имел привычку заниматься воспитанием окружающих, когда не просят. И при сложившихся между ними отношениях Роман чаще отмахивался, но не пресекал. Сейчас же Арсен лез туда, куда он вообще никого не хотел пускать, пока оно еще неопределенно и неустойчиво.