The Мечты

– Может, стоит вспомнить себя в его возрасте? – сказала Женя и улыбнулась. – Мне с Юлькой помогает.

Моджеевский на несколько секунд подзавис, внимательно глядя на Женю, будто бы что-то вспомнил. А потом выдал неожиданно тихим растерянным голосом:

– Кстати... а что у них с Юлькой сейчас?

– Думаю, что ничего, - вздохнула она. – Она молчит, но все время дома.

– В больнице ее не было. Мне бы Нина сказала... вряд ли я бы забыл... А торчит он у меня, по соседству с тобой. Черт! Ты что-нибудь понимаешь?

Женя отрицательно качнула головой.

– Попробуй поговорить с ним, когда вернемся, - сказала она.

– Попробуй поговорить, - передразнил ее Моджеевский. – Ты его сейчас слышала? С ним невозможно разговаривать!

– Пока мы окажемся в Солнечногорске, он остынет.

Роман на мгновение задумался, глядя на Женьку, потом поджал губы. Его пальцы в очередной раз за утро коснулись телефона. И он мрачно проговорил:

– Не остынет, не успеет. Я... мне надо позвонить Алене, пусть берет билеты на первый рейс, какой сможет... – запнулся и добавил немного бодрее: - Если хочешь, то можешь еще... догулять отпуск, а мне домой надо.

– Как это? – озадаченно поинтересовалась Женя.

– Обыкновенно, самолетом... Расхлебывать последствия того, что мой придурок-сын и твоя сестра натворили.

– А Юлька при чем? – возмутилась она. – Ты же говорил, что они сами разберутся. И что изменится за три дня?

– Я не знаю, что изменится за три дня, но мне надо к нему, а то он еще что-нибудь отчебучит! Я не представлял, что у него это так серьезно!

– Я так понимаю, что ты сейчас тоже серьезно, да?

– Абсолютно.

– И уговорить тебя нет никакой возможности?

– Женя! – Моджеевский вскочил из-за стола и сунул руки в карманы брюк, взгляд его едва ли не метал молнии, и было видно, что сдерживается от крика он с трудом. – Какие, нахрен, уговоры? Ты понимаешь, что у меня там ребенок? Мой собственный ребенок? Или тебе это игрушки?.. Да что ты вообще можешь в этом понимать, у тебя своих нет!

Между ними повисла тишина, которая продлилась недолго. Женя тоже вскочила на ноги, громыхнув стулом.

– Да у меня много чего нет из того, что есть у тебя, - вспылила она. – Но буду тебе крайне признательна, если ты увезешь меня домой так же, как и привез сюда.

С тем и выскочила за двери, не давая возможности ни себе, ни Роману увязнуть в ссоре.

Три дня!

Много это или мало?

Три дня против трех лет, в которые близкие Романа жили отдельно от него. Или он от них.

Три дня…

Они могли провести вместе всего лишь неделю. На другой стороне континента. Существовать только друг для друга и ни для кого больше. Ради этой недели ей пришлось идти на конфликт с главдраконом. Юрага обратился Капитаном Америкой, нарываясь на неприятности ради того, чтобы сейчас всё катилось псу под хвост со скоростью света.

Потому что Богдан решил показать характер. Потому что Роман принял его условия.

И потому что она, Женя Малич, должна понимать, что у каждого из них есть свое прошлое. Но прямо сейчас, отыскав себя наконец среди римских стен, а не внутри собственных размышлений, ей было совсем не стыдно, что она не прониклась заботой семьи Моджеевских. В конце концов, ее Юлька тоже не прыгала от радости после того, что наговорил ей Бодя.

Женька топала по солнечным улицам, не особенно озадачиваясь, куда идет и где окажется. Отстраненно ловила себя на осознании, что совсем не ждет звонка Романа. Если он додумался предположить, что она захочет остаться, что может ему помешать уехать без нее?

И среди сумбура собственных мыслей и домыслов, стоя перед фонтаном Треви, она неожиданно вспомнила про Артема. О том, как он просил передать привет Риму.

Порывшись в кошельке, Женя достала несколько монеток и энергично кинула их в фонтан. И за него, и за себя. В конце концов, Юрага говорил, что забыл об этой мелочи когда-то. А как это так – быть в Риме и не отдать дань традиции. Что там еще? Испанская лестница?

Где-то вдалеке вспорхнула стайка птиц, рассекая взмахами крыльев этот теплый солнечный день, но отнюдь не принося умиротворения. Наоборот – еще больше тревожа, несмотря на то, что на Жениных губах сейчас была улыбка, скорее грустная, чем счастливая.

Сверившись с навигатором, она медленно последовала дальше, пока не дошла до небольшой тихой площади, где обнаружились скамейки, некоторые из которых пустовали. Там и расположилась в тени церкви, названия которой не знала, но решила, что та вполне фотогенична, чтобы сделать несколько снимков. Думалось Жене о том, что ужасно хочется мороженого. А еще хочется, мотнув головой, развеять это кошмарное неудавшееся утро, в которое неожиданно признала первостепенность своих собственных желаний, обыкновенно отходивших на второй, а то и на третий план перед важностью проблем окружавших ее людей.

А потом из разномастной и разношерстной, пестрой толпы, наводнявшей площадь, неожиданно вынырнул Роман Моджеевский собственной персоной. С букетом рубиновых роз и виноватой улыбкой. Он плюхнулся на скамейку возле Жени, устало глянул на нее и глухо выдохнул:

– Виноват. Но ты не уходи больше так, пожалуйста.

– Я не люблю ссор, - проговорила она, не глядя на Рому.

– У меня характер дурной, сначала говорю, потом думаю. Я остыл за десять минут, а тебя уже не было. Пришлось Борисыча подключать, он тебя по геолокации как-то вычислил.

– Ты мог позвонить.

– Просить прощения по телефону – еще хуже... Жень... – Моджеевский протянул ей руку, и его пальцы пробежались по ее ладони. – У меня Танька – принцесса и эгоистка. Живет своими желаниями и капризами. Чуть что – скандалы закатывает. И неважно – это потому что мы с ее матерью разошлись или потому что ей платье не купили новое. А Бодька... он другой. Все в себе таскает. И потому, когда вот такое случается, мне страшно вдвойне и, в первую очередь, за него самого. Это никак не извиняет моих слов... я знаю... но все-таки прости. Я буду следить за тем, что говорю.

– Юльке два года было, когда мама умерла, - проговорила Женя, подняв наконец глаза на Романа. Она выглядела расстроенной и растерянной. – И ты всерьез полагаешь, что я не понимаю?

– Женя... хорошая моя... ну я дурак... – Моджеевской сглотнул и, обхватив ее ладошку и зажмурившись, крепко прижал ту к губам. А потом снова нашел ее взгляд: - Давай заведем своего собственного, а? Будем набивать шишки вместе.

– Тебе шишек мало? – улыбнулась Женька.

– Да я сейчас готов к отцовству больше, чем двадцать лет назад!