The Symmetrical Transit
Шрифт:
– Верно.
– Я… – она пискнула, когда он обхватил ее за талию и крепко прижал к себе.
– Поднимись мы в воздух, – и ты бы перевернула метлу, Грейнджер. Выровняй вес… ты когда-нибудь…
– Ты мог просто попросить меня подвинуться.
– Слова переоценены.
– Пфф.
– Ну?
– Что?
– Лети, пелотка. Мы не для того тут сидим и…
– Ты знаешь, я ненавижу, когда ты…
– …вверх, или наслаждайся гребаным пейзажем…
– …а ты все равно продолжаешь так делать, хотя отлично это знаешь! Ты как маленький мальчик…
– Маленький мальчик?
– Да, маленький мальчик…
– Во мне нет ничего маленького, Грейнджер.
Гермиона
– Какой ты испорченный.
Он тихо рассмеялся и наклонился вперед, чтобы ухватиться за древко перед Гермионой.
– Вообще-то, Грейнджер, я ничего не сказал про тело. Я имел в виду мою личность. Мою зрелость и…
– Врун.
– Докажи.
Гермиона негодующе хмыкнула, но была слишком сконцентрирована на том, как его грудь прижимается к ее спине, а их волосы перепутываются.
– Как бы там ни было, Грейнджер, испорчена именно ты, раз думаешь о таких вещах. Я польщен…
– Закрой. Рот.
– …ты не смогла поспорить со мной, когда ошибочно посчитала, что я имею в виду именно это. Как…
– Я правда тебя ненавижу.
– Тебе и следует.
И веселье кончилось.
Следующие десять минут они летели, не говоря ни слова. Гермиона попыталась держаться за метлу, но каждый раз, когда пугалась или отвлекалась, неосознанно поворачивала или резко толкала древко в сторону. После четвертого рывка и очередного всплеска малфоевского раздражения, она схватилась за его руки. Он не особо возражал, но недовольно ворчал всякий раз, когда Гермиона дергала его, уворачиваясь от очередного дерева, растущего в двух метрах от них.
– Знаешь, почему я люблю летать?
Она вынырнула из своих мыслей о падениях с высоты пятого этажа и увечьях, нанесенных ветвями.
– Почему?
Он оторвал левую руку от метлы и крепко обнял Гермиону.
– Держись.
– Что… – она оборвала сама себя пронзительным воплем, но тут же уткнулась лицом Малфою в предплечье, чтобы ненароком не привлечь ненужного внимания.
Она что есть силы вцепилась в обхватившую ее руку, но Малфой продолжал подниматься сквозь листву все выше и выше, пока наконец не взмыл в темно-синее небо. Казалось, этому подъему к звездам не будет конца.
– Расслабься. Я не падал с метлы с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать, Грейнджер. И не дам тебе упасть, обещаю. Ты в полной безопасности.
Ха. Миллион метров под ногами, неминуемая смерть в случае падения, только лишь тоненькая деревяшка и сумасшедший парень, который ее держит, – и это называется безопасностью?
Он выровнял метлу. Было холодно, но это был самый свежий воздух, которым она когда-либо дышала, – Гермиона не знала, так ли это на самом деле или ей просто мерещится. Малфой ослабил хватку на ее талии и, скользнув ладонью, пальцами теперь вычерчивал на ее животе круги. Это мгновенно вернуло ее в ту кладовку. Где-то внутри заворочались приглушенные ощущения – притупленные, потому что они были в прошлом… оставались всего лишь воспоминаниями о том, что она испытала. Те же чувства, что тогда на стадионе, однако не имеющие ничего общего с настоящим, и Гермионе осталась о них только память. Но сама мысль, что Малфой вообще смог заставить ее пережить такое, не говоря уж о том, чтобы вызвать эти впечатления вновь, вынуждала ее еще более чутко отзываться на его близость. Заставляла внутренности сжиматься, а сердце сумасшедше колотиться в горле. Голова кружилась, возможно, из-за него, а может, из-за воспоминаний или же из-за высоты, но скорей всего, дело было во всем сразу.
Благодаря его ли поглаживаниям, своим ли мыслям или комбинации первого и второго,
но Гермиона расслабила пальцы на его руке. Малфой одобрительно хмыкнул ей в ухо, и она спиной почувствовала, как вибрирует его грудь.– Посмотри на звезды, Грейнджер. Ты когда-нибудь видела, чтобы они были такими огромными?
Она не видела. И сейчас мысленно их считала, попутно вспоминая названия созвездий.
Малфой чуть сместился, его волосы мазнули ее по щеке, ее же собственные локоны почти касались его кожи.
– Всё здесь, наверху. Есть только ты и раскинувшийся впереди целый мир. И никто больше не может увидеть или узнать, что ты здесь, но это не имеет никакого значения. Здесь наверху ты часть чего-то бОльшего. Часть воздуха, пейзажа, неба и этого момента. Всё застывает, кроме тебя, и можно превратить секунды в вечность. И это одна из лучших вещей, которую когда-либо возможно испытать. Как будто ты в состоянии жить вечно.
– Мы.
– Что?
– Мы. Здесь наверху.
Он дважды вздохнул, прежде чем ответить.
– Да.
Они дышали и смотрели на звезды, которые светят, но никогда не меняются. Становилось всё темнее и темнее, но никто из них не обращал на это особого внимания.
– Ты жалеешь? – прошептал он, и ему даже не пришлось объяснять, что именно имелось в виду, потому что в этот самый момент Гермиона думала о том же самом – и думала об этом уже достаточно давно.
– Нет.
Его рука снова обхватила ее талию, а когда Малфой прижался, его щека была такой же ледяной, как и ее, но взаимный холод порождал тепло. Гермиона ждала, что он скажет что-то еще, – может быть, даст знать, что сам чувствовал по этому поводу, или обо всей ситуации в целом. Но он молчал, лишь тихо дышал и держал ее в объятиях. Гермиона хотела было спросить его, когда Малфой заговорил.
– Закрой глаза.
– Что?
– Закрой их.
– Зачем?
– Потому что я хочу, чтобы в этот момент ты ничего не видела.
– В какой момент?
– В который я убиваю тебя, Грейнджер, – он вздохнул. – В момент полета.
– О, нет. Нет-нет-нет. Предпочитаю всегда знать, куда двигаюсь.
– Тебе не надо все время видеть, куда ты движешься.
– Нет, надо, – Гермиона из-за нервозности рассмеялась, и судя по всему, Малфой понял причину ее веселья.
– Я же сказал, что не позволю тебе упасть. Я не буду делать ничего безрассудного. Просто лечу и ты… Ты должна прочувствовать это. Поэтому закрой глаза.
– Я не могу. Я должна видеть, или я не знаю, и я…
– Грейнджер.
– Нет, правда. Это…
– Ты терпеть не можешь летать, потому что слишком много думаешь. А надо чувствовать, Грейнджер, ты всё слишком глубоко анализируешь, чтобы вообще хоть что-то почувствовать…
– О, это…
– …закрой их. Просто попробуй. Если тебя это так пугает, Гриффиндор…
– Даже не пытайся…
– …ты можешь их открыть. Думаю, это честная сделка.
– Ну еще бы. Ты же слизеринец, и значит, честная сделка – это то, что приносит тебе выгоду…
– Но ты тоже от этого выиграешь. Просто сделай это. Попробуй, по крайней мере. Ну как ты узнаешь, если не попытаешься? Ты слишком упряма, чтобы самой сесть на метлу или попросить кого-то помочь тебе. Я же знаю, ты умрешь от любопытства. Т…
– Заткнись, Малфой. Ты в курсе, что ты ужасно вдохновлял Слизерин?
Он замолчал и крепче обнял ее, теснее прижимая к груди.
– Клянусь, что не позволю ничему плохому сейчас с тобой произойти, Грейнджер. Мы полетим и приземлимся, и с тобой ничего не случится. Хорошо? Клянусь. Обещаю. Что там еще гриффиндорцы делают в таком случае.