Тигр. Тигр!
Шрифт:
— Это… от… отвратительно, — пролепетал Гельсион. Таблетка быстро начинала действовать, — Мир полон мерзости. В нем масс… онфликг… оскорлений… не разрешить… не отом… тить… Словно кто-то… играет… с на… Глупо, а?
Чувствуя, как его окутывает тьма, Гельсион услышал веселое хихиканье психолога, но никак не мог понять, что того так развеселило.
Он взял лопату и последовал за первым шутом на кладбище. Первый шут был высоким, худощавым, очень грустным, но подвижным человеком.
— А правильно ли хоронить ее по-христиански, ежели она самовольно добивалась вечного блаженства? — спросил первый шут.
— Стало быть, правильно, — ответил Гельсион. —
— Статочное ли дело? Добро бы она утопилась в состоянии самозащиты.
— Состояние и постановили.
Они начали копать могилу. Первый шут обдумал ситуацию, а потом сказал:
— Состояние надо доказать. Без него не закон. Скажем, я теперь утоплюсь с намерением. Тогда это дело троякое. Одно — я его сделал, другое — привел в исполнение, третье — совершил. С намерением она, значит, и утопилась.
— Ишь ты как, кум гробокопатель… [86] — начал Гельсион.
— Отвяжись, — перебил его первый шут и начал занудно распространяться все на ту же тему: законно — незаконно. Потом он быстро повернулся и выдал несколько профессиональных шуток. Наконец Гельсиону удалось от него отделаться, и он отправился в таверну к Иогану, чтобы немного выпить. Когда он вернулся, первый шут шутил на профессиональные темы с двумя джентльменами, которые забрели на кладбище. Один из них поднял шум из-за какого-то черепа.
86
Эпизод соответствует первой сцене пятого акта пьесы У. Шекспира «Гамлет». Текст дан в переводе Бориса Пастернака. (Прим. перев.)
Появилась похоронная процессия: гроб, брат умершей девушки, король и королева, их свита и священники. Девушку похоронили, и брат девушки начал ссориться возле могилы с одним из джентльменов. Гельсион не обратил на них никакого внимания. Он заметил девушку — с коротко подстриженными темными волосами и красивыми ногами. Он подмигнул ей. Она подмигнула ему в ответ. Гельсион стал подбираться поближе, бросая ей выразительные взгляды и получая не менее выразительные взгляды в ответ.
Потом он взял свою лопату и последовал за первым шутом на кладбище. Первый шут был высоким, худощавым, подвижным человеком с очень грустным лицом.
— А правильно ли хоронить ее по-христиански, ежели она самовольно добивалась вечного блаженства? — спросил первый шут.
— Стало быть, правильно, — ответил Гельсион. — Ты и копай ей живей могилу. Ее показывали следователю и постановили, чтобы по-христиански.
— Статочное ли дело? Добро бы она утопилась в состоянии самозащиты.
— А ты разве не спрашивал меня об этом раньше? — поинтересовался Гельсион.
— Заткнись, старина правоверный. Отвечай на вопрос.
— Я могу поклясться, что это уже происходило раньше.
— Черт возьми. Ты будешь отвечать? Господи.
— Состояние и постановили.
Они начали копать могилу. Первый шут обдумал ситуацию и начал занудно распространяться все на ту же тему: законно — незаконно. Потом он быстро повернулся и выдал несколько профессиональных шуток. Наконец Гельсиону удалось от него отделаться, и он отправился в таверну к Иогану, чтобы немного выпить. Вернувшись, он увидел двоих незнакомцев возле могилы, а потом появилась похоронная процессия.
Он заметил девушку — с коротко подстриженными
темными волосами и красивыми ногами. Он подмигнул ей. Она подмигнула ему в ответ. Гельсион стал подбираться поближе, бросая ей выразительные взгляды и получая не менее выразительные взгляды в ответ.— Как вас зовут? — прошептал он.
— Джудит, — ответила девушка.
— Твое имя вытатуировано на моем теле, Джудит.
— Вы лжете, сэр.
— Я могу доказать это, мадам. Я покажу вам, где мне сделали татуировку.
— Ну и где же?
— В таверне Иогана. Ее сделал мне матрос с корабля «Золотая деревенщина». Вы пойдете со мной туда сегодня?
Прежде чем она ему ответила, он взял свою лопату и последовал за первым шутом на кладбище. Первый шут был высоким, худощавым, подвижным человеком с очень грустным лицом.
— Ради всех святых! — пожаловался Гельсион. — Могу поклясться, что это уже происходило раньше.
— А правильно ли хоронить ее по-христиански, ежели она самовольно добивалась вечного блаженства? — спросил первый шут.
— Я совершенно уверен в том, что мы все это уже обсуждали.
— Ты ответишь на мой вопрос?
— Послушай, — настаивал на своем Гельсион, — Может быть, я и свихнулся, но ведь вполне может быть, что и нет. У меня такое странное ощущение, будто все это уже происходило раньше. Все кажется таким нереальным. Жизнь кажется мне такой нереальной.
Первый шут покачал головой.
— HimmelHerrGott, — пробормотал он. — Именно этого я и боялся. В твоем организме произошли необъяснимые и загадочные мутации, которые делают тебя не таким, как все, ты идешь по самому краю обрыва. Ewigkeit! [87] Отвечай на вопрос.
87
Вечность! (нем.) (Прим. перев.)
— Если я ответил на него один раз, значит, я уже ответил на него сто раз.
— Старина ветчина с яйцами, — взорвался первый шут, — ты ответил на вопрос пять миллионов двести семьдесят одна тысяча девять раз. Черт возьми. Отвечай еще раз.
— Зачем?
— Потому что ты должен. Pot au feu [88] . Это наша жизнь, и мы должны ее прожить.
— Ты называешь это жизнью? Все время делать одно и то же? Говорить одно и то же? Подмигивать девушкам и не иметь возможности продвинуться ни на шаг дальше?
88
Котел с говядиной (фр.). (Прим. перев.)
— Нет, нет, нет, мой миленький. Не задавай лишних вопросов. Это заговор, которому мы не смеем противиться. Каждый человек живет такой жизнью. Все люди только и делают, что изо дня в день повторяют свои слова и поступки. Спасения нет.
— Почему нет спасения?
— Я не смею тебе этого открыть. Не смею. Vox populi [89] . Все, кто задавал такие вопросы, исчезли. Это заговор. Я боюсь.
— Боишься чего?
— Наших хозяев.
89
Глас народа (лат.). (Прим. перев.)