Тигр. Тигр!

— Нет, — возразил Гельсион. — Нет, искусство это молодость. Юность это мечта. Юность это благословение божье.

— Для некоторых — да. Но для большинства — нет. И не для тебя. Ты проклят, мой подросток. Мы должны очистить тебя. Жажда власти. Жажда секса. Несправедливые обиды, которые копятся. Бегство от реальности. Жажда мести. О да, папаша Фрейд тоже мой идол. За очень небольшую цену мы дочиста отмоем твою доску.

— За какую пену?

— Увидишь, когда закончим.

Мистер Аквила разложил и расставил чашки Петри и тигли с порошками и жидкостями вокруг беспомощного художника. Отмерил и отрезал фитили нужной длины, аккуратно соединил их с электрическим таймером. Потом подошел к полке, где стояли бутылочки с сывороткой, взял маленький флакон, на кагором стоял номер 5-271-009, набрал содержимое флакона в шприц и очень осторожно сделал Гельсиону укол.

— Начинаем, — сказал он. — Очищение твоих мечтаний. Voite [62] .

62

Вот (фр.). (Прим. перев.)

Потом мистер Аквила включил электрический таймер и спрятался за свинцовый щит. Наступила полная тишина. Неожиданно из спрятанного где-то громкоговорителя на Гельсиона выплеснулась волна черной музыки и чей-то записанный на магнитофон голос затянул невыносимые заклинания. Порошки и жидкости, расставленные вокруг Гельсиона, один за другим начали вспыхивать, и очень скоро художника окружила плотная стена пламени и музыки. Мир с оглушительным грохотом стал вращаться вокруг него…

К нему подошел президент Объединенных Наций. Это был высокий, худощавый, подвижный человек с очень грустным лицом. Он в смятении ломал руки.

— Мистер Гельсион! Мистер Гельсион! Где вы были, мой кексик? Черт возьми. Hoc tempore. Вы знаете, что произошло?

— Нет, — ответил Гельсион. — А что произошло?

— После вашего побега из психушки. Хлоп! Атомные бомбы повсюду. Двухчасовая война. Она окончена. Нога fuglt [63] , мой правоверный дружок. Мужчины потеряли способность иметь детей.

— Что?

— Жесткая радиация, мистер Гельсион, сделала мужчин всего мира калеками в некотором смысле. Черт возьми. Вы — единственный мужчина, способный производить потомство. Вне всякого сомнения, причина этого заключается в том, что в вашем организме произошли необъяснимые и загадочные мутации, которые делают вас не таким, как все. Господи.

63

Проходит ужас (лат.). (Прим. перев.)

— Не может быть.

— Oui. Теперь вашей обязанностью является снова заселить наш мир. Мы сняли для вас номер в «Одеоне». Там три спальни. Три — мое любимое число. Простое.

— Вот так бутерброд! — воскликнул Гельсион. — Я же об этом только и мечтал.

Его путешествие в «Одеон» было самым настоящим триумфом. Его украсили гирляндами цветов, ему пели серенады и приветствовали радостными криками. Обезумевшие от восторга женщины бесстыдно демонстрировали ему себя, надеясь привлечь его внимание. В номере Гельсиона напоили прекрасным вином и отменно накормили. После обеда вошел высокий, худощавый, подвижный человек с очень грустным лицом. В руке он держал список.

— Главный сводник мира к вашим услугам, мистер Гельсион, — сказал он и заглянул в свой список, — Черт возьми. Пять миллионов двести семьдесят одна тысяча девять девственниц претендуют на ваше внимание. Красота гарантирована. Ewig-weibliche [64] . Назовите любое число от одного до пяти миллионов.

— Начнем с рыжей, — сказал Гельсион.

Ему привели рыжую девушку. Стройная мальчишеская фигура, маленькая твердая грудь. Следующая — пухленькая, с совершенно нахальной попкой. Пятая была статной девушкой, чья грудь напоминала африканские груши. Десятая словно сошла с картины Рембрандта. А двадцатая оказалась стройной девушкой с мальчишеской фигурой и маленькой твердой грудью.

64

Идеал женщины (нем.). (Прим. перев.)

— Мы не встречались с тобой раньше? — поинтересовался Гельсион.

— Нет, — ответила она.

Следующая — пухленькая, с совершенно нахальной попкой.

— Твое тело мне знакомо, — сказал Гельсион.

— Нет, — ответила она.

Пятидесятой была статная девушка, чья грудь напоминала африканские груши.

— Это точно? — спросил Гельсион.

— Никогда, — ответила она.

Утром в номер Гельсиона вошел главный сводник мира, держа в руках бокал с напитком, усиливающим половую силу.

— Я этого не употребляю, — сказал Гельсион.

— Черт возьми! — воскликнул сводник. — Вы самый настоящий гигант. Слон. Неудивительно, что вы являетесь всеми любимым Адамом. Tant soit реu [65] . Неудивительно, что они все плачут от любви к вам. — С этими словами сводник залпом выпил напиток.

— А вы не заметили, что они становятся похожими одна на другую? — пожаловался Гельсион.

— О нет! Они все разные. Parbleu! Вы нанесли оскорбление моему отделу.

65

В каком-то смысле (фр.). (Прим. перев.)

— Нет, нет, они все разные, только вот типы начинают повторяться.

— А? Такова жизнь, старичок. Жизнь циклична. Разве вы не заметили, вы же художник?

— Я не думал, что этот принцип относится к любви тоже.

— Он относится ко всему. Wahrheit und Dichtung [66] .

— Вы, кажется, говорили, что они плачут?

— Oui. Они все плачут.

— Почему?

— От безумной любви к вам. Черт возьми.

66

Истина и поэзия (нем.). (Прим. перев.)

Гельсион подумал о процессии мальчишеских, нахальных, статных, рембрандтовских, худых, рыжих, блондинок, брюнеток, белых, черных и коричневых женщин.

— Я не заметил, — признался он.

— Обратите на это внимание сегодня, наш всемирный отец. Ну что, начнем?

Сводник сказал правду. Гельсион не заметил этого раньше. Они действительно плакали. Ему это льстило и одновременно угнетало.

— Почему бы вам не посмеяться немного? — спрашивал он.

Но они не хотели или не могли.

Наверху, на крыше «Одеона», во время ежевечерней тренировки Гельсион поинтересовался причинами у своего тренера — высокого, худощавого и подвижного человека с очень грустным лицом.

— А? — переспросил тренер. — Черт возьми. Я не знаю, старина виски с содовой. Возможно, причина в том, что происходящее травмирует их.

— Травмирует? — фыркнул Гельсион. — Почему? Что я такого особенного с ними делаю?

— Ага? Вы шутите, да? Всему миру известно, что вы с ними делаете.