Тихие омуты
Шрифт:
Глава четвертая
Собор монастыря смотрелся в зеркальную поверхность озера. Первые лучи встающего солнца коснулись куполов храма. Со звонницы доносились мелодичные звуки колоколов. Начался новый день...
Когда утром Антон Михайлович вышел на свежий воздух, то сразу же рядом со своим жильем обнаружил ржавые «Жигули», слегка помятые после поцелуя с деревом.
Из капота машины торчала небольшая сосна, совсем как вишневое дерево из головы оленя в романе о Мюнхгаузене.
Из машины выползла Джекки. Вид у нее был далеко не выигрышный,
– Доброе утро! – пробормотала она.
– Какое, к черту, доброе, если вы здесь! – устало сказал Каштанов.
– Для преступника, который объявлен во всероссийский розыск, вы ведете себя беспардонно! – парировала Джекки.
Владик незаметно для Антона Михайловича снимал его из окна автомобиля.
– Ну и паршивка же вы, извините за выражение! – припечатал Каштанов.
– А вы лицемер! – не осталась в долгу Джекки.
– А вы хоть бы умылись после вчерашнего! Выглядите урод уродом!
– А вы вредный, гнусный старикан! – не сдавалась Джекки.
Владик, выйдя из автомобиля, с упоением снимал перепалку.
Антон Михайлович заметил это и двинулся на оператора с угрожающим видом.
– Прекратите снимать! – При этом Каштанов сделал попытку отнять видеокамеру.
Владик завопил:
– Меня можете убить, но камеру не трогайте! Она слишком дорого стоит.
Было уже известно, что хирург сильнее оператора, и Джекки бросилась на защиту аппаратуры. Она вступила с Каштановым в сражение... В битве она применяла приемы у-шу и вообще усердно колошматила доктора. А профессиональный оператор не мог упустить такую роскошную возможность заснять драку.
Обычно, во всяком случае в кино, подобные сцены кончаются объятиями драчунов, но сейчас этого не произошло. Антон Михайлович вырвался из рук разъяренной Джекки и сказал брезгливо:
– Я женщин никогда не бил! И не буду!
– Да вам с ними и не справиться! – Джекки была в своем репертуаре.
Если бы состоялся фильм, то эту сцену, наверное, тоже показали бы в черно-белом варианте...
Вскоре все трое завтракали в турбазовской столовой, только Каштанов в одном углу, а телевизионщики в противоположном. Летняя столовая представляла собой большой тент, под которым на берегу озера были расставлены столики и стулья.
Между столиками врагов расположилась семья отдыхающих в традиционном составе – муж, жена и ребенок.
– Наш новый лодочный сторож кого-то напоминает! – Жена, крупногабаритная тетка, не сводила глаз с мрачного Антона Михайловича.
Тощий муж тоже на него поглядел и высказался конкретно:
– Грязный, неопрятный, несимпатичный.
Справедливый Владик заступился за Каштанова:
– Это преувеличение – не такой уж он неопрятный.
– Но несимпатичный – это точно, очень несимпатичный! – высказалась Джекки.
– Я уже знаю, на кого смахивает этот тип! – громко провозгласила тетка. – На того профессора, который украл пять миллионов долларов!
Каштанов не выносил гипербол:
– А я слышал, что не пять, а только два!
Тетка зашлась от возмущения:
– Вот у меня
газета с портретом, и тут напечатано, что он слямзил пять!– Нам бы такие деньги! – мечтательно произнес муж.
– Будьте добры, дайте, пожалуйста, посмотреть газету! – оторопев, попросил Антон Михайлович.
Он взял газету и увидел свой портрет. Под ним крупным шрифтом было напечатано:
«Исчез Каштанов – выдающийся хирург», а пониже, тоже крупно, но помельче: «Из фонда академика Каштанова похитили два миллиона долларов!»
– Но тут же написано два миллиона, – укоризненно сказал Антон Михайлович, на что у тетки нашелся убедительный аргумент:
– Где два, там и пять!
Джекки поднялась из-за стола и направилась к стойке, где высился здоровенный чайник, а рядом вереницей выстроились подстаканники со вставленными в них стаканами. Джекки налила себе чаю, а возвращаясь, уже с подстаканником в руке, приблизилась к доктору.
– Позвольте и мне взглянуть! – елейно-мерзким тоном пропела журналистка и протянула руку к газете. Но...
– Это не моя газета! – строптиво заявил Каштанов и вернул ее владелице.
Однако Джекки не успокоилась и обратилась к хозяйке:
– Вы разрешите, буквально на секунду! – Сейчас она была воплощенная вежливость.
Тетка вручила ей газету, заметив при этом:
– Ведь правда похож?!
Джекки поизучала фотографию, затем перевела взгляд на Антона Михайловича и вынесла приговор:
– Нет, не похож! Наш лодочник много старше!
– Большое спасибо! – с усмешкой поблагодарил лодочник.
– А я убеждена, – упорствовала тетка, – очень даже похож на ворюгу, который обчистил детский фонд.
– Это не детский фонд! – ляпнул правдолюбец.
Тем временем семья, расправившись с завтраком, поднялась из-за стола. А муж бдительной тетки сунул в руку лодочника монету.
– Приготовь лодку, ту, синюю с белым!
Каштанов попытался вернуть деньги, но...
– Вам надо менять внешность! – с иронией посоветовала Тобольская.
– А вам-то какое дело! – взъерепенился Антон Михайлович, забыв про монету.
– Я буду это снимать!
– Что – это?
– Как вы будете краситься, или надевать парик, или бриться наголо! – Джекки гордо проследовала на свое место.
Вскоре уже Каштанов с подстаканником в руке не поленился сделать крюк, чтоб задержаться у вражеского столика.
– Покуда я жив – вы меня снимать не будете! – И ушел.
Джекки снова зашагала за чаем, и снова с подстаканником в руке, естественно, не миновала неприятеля.
– Можете не менять внешность, но вас поймают и посадят в тюрьму! Разумеется, мы и это запечатлеем на пленку.
Антон Михайлович тоже повторил прежний маневр. Когда он приблизился к столику, за которым сидела Джекки, та вскочила.
Теперь они стояли с подстаканниками в руках, словно с пистолетами. Они действительно были вооружены, потому что чай был горячий. Противники испепеляли друг друга гневными взглядами, но до новой потасовки не дошло – Владик втиснулся между враждующими.
– Успокойтесь, а то чай остынет!