Тихие омуты

Собираясь звонить в Москву, Каштанов снова поспешил к той же самой деревенской телефонной будке.

Он вошел в нее, опустил в прорезь монеты, набрал номер.

На том конце провода Никита взволнованно закричал:

– Па, это ты?! – Лицо его озарилось. – Ты где? Как себя чувствуешь? Почему ты уехал без меня?

– Я в Тихих Омутах.

– У дяди Саши?

– Да, – неуверенно ответил отец.

– С тобой все в порядке? – спросил Каштанов-младший.

Второй этаж каштановской дачи под Москвой был превращен Никитой Антоновичем в музыкальную студию. Рояль, синтезатор, отдельные музыкальные инструменты, разбросанные повсюду ноты, а также магнитофоны, микрофоны, звукозаписывающая аппаратура, опутанная проводами, говорили о том, что младший Каштанов не такой уж бездельник, каким он пытался себя показать перед Джекки.

– Ты видел эту газету с гадким намеком? – спросил расстроенный отец.

– Телевидение тоже отличилось, – сказал сын.

– А что эти набрехали?

Никита помялся:

– Вроде бы ничего особенного. Но знаешь, это как бы по Чехову – не то тебя обокрали, не то ты сам украл. Да ты не волнуйся, завтра кого-нибудь убьют или случится землетрясение, и наша любимая пресса забудет и про твой фонд, и про тебя самого. Как ты себя чувствуешь?

– Как я могу себя чувствовать, когда такое... – убито проговорил Каштанов.

Никита не дал договорить:

– Па, повторяю, не принимай близко к сердцу. Сейчас время – жуть. Каждый день – новая пакость!

– И к тому же, – пожаловался отец, – меня все время преследует одна дрянь. Она с телевидения.

Никита сразу догадался, о ком идет речь:

– Ее зовут Джекки?

– Она у тебя была? – поразился Каштанов.

– Была. Убойная дамочка. И очень даже ничего. Па, что я могу для тебя сделать? Хочешь, я приеду?

– Ну, если тебе нечего делать...

– Мне всегда нечего делать.

– Я по тебе соскучился, – признался старший.

– И мне тебя очень не хватает, – сознался младший.

Когда Каштанов покинул телефонную будку, то сразу же обнаружил, что на него нацелена телевизионная камера. А Джекки, оказывается, влезла на крышу телефона-автомата и свисала оттуда, как обезьяна, держа в руке микрофон. Так что весь разговор Антона Михайловича с сыном был снят и записан звук.

– Спасибо за дрянь с телевидения, – сказала Джекки, спрыгнув на землю.

– Сколько это будет продолжаться?! – возмутился Антон Михайлович.

– А что вам не нравится? – ёрнически ответила Джекки. – Мы молодые, симпатичные и очень привязаны к вам.

– Я тоже симпатичный? – удивился Владик. – Ты мне этого никогда не говорила.

– Повода не было, – сымпровизировала Джекки.

– То, что вы ко мне привязаны, я чувствую! – Антон Михайлович в сердцах сплюнул и пошагал прочь.

Телевизионщики припустились за ним, и Джекки начала декламировать, вспомнив к месту пушкинские строки:

Нет, поминутно видеть вас...Повсюду следовать за вами,Улыбку уст, движенье глазЛовить влюбленными глазами...

– Ребята, вы зря теряете время, – не оборачиваясь, на ходу сказал Каштанов. – Я ведь денег не крал!

– Конечно не крали! – согласилась Джекки. – Но какое это имеет значение!

Навстречу двигалось стадо коров. Джекки воскликнула:

– Я дико коров боюсь!

И тем не менее, чтобы не упустить Каштанова, смело втиснулась между четвероногими.

Полузакрыв глаза, она двигалась внутри стада и продолжала поучать Антона Михайловича:

– Как вы не понимаете сегодняшней ситуации – в стране бардак, законы не работают. Предположим, поймают какого-то никому не известного жулика, который хапнул эти миллионы, ну и что? Кому от этого радость? А если юристы повесят это дело на вас? Сразу сенсация, звонкий процесс, пресса, телевидение, шумиха. Вы, Антон Михайлович, для юристов и прессы лакомый кусочек!

Монолог Джекки произвел на хирурга сильное впечатление.

– Неужели вам все равно – виновен человек или нет?

– Мне – нет. Это нашему правосудию все равно!

– Откуда вы всё это знаете? – Слова доктора заглушило мычание, и он вынужден был их повторить.

Джекки объяснила вразумительно:

– Просто вы живете в операционной, а я в гуще жизни.

– Довольно-таки грязная у вас гуща!

– Не у вас, а у нас! – поправила Джекки. – Это наша общая гуща!

– Кстати, – с насмешкой спросил Каштанов, – почему ваш парень меня не снимает? Роскошный кадр – я в стаде коров!

– Снять? – быстро отреагировал Владик.

– Не надо, – столь же быстро отреагировала Джекки и пояснила: – Мы снимаем только узловые моменты. Например, уважаемый академик, как вы крадете булочки!

– Надеюсь, вы подарите мне этот незабвенный кадр? – с усмешкой осведомился академик.

– Когда выйдете из тюрьмы – обязательно! – пообещала нахалка, но тотчас вскрикнула от боли и упала. Коровы в испуге шарахнулись в сторону.

Владик бросился к Джекки.

– Что с тобой?

– На меня наступила корова.

Каштанов стал защищать парнокопытное:

– Корова не может наступить на человека.

Джекки попыталась встать, застонала и вновь опустилась на землю.

– Ну, что там у вас? – грубовато спросил Антон Михайлович, возвращаясь к упавшей. Хирург взял над ним верх.

– Зверски болит, дотронуться не могу.

– Где именно?

– Вот здесь! – показала Джекки.

Доктор нагнулся и пощупал ногу. Джекки снова вскрикнула. Тогда Каштанов распорядился:

– Владик, помогите мне!

Мужчины осторожно приподняли Джекки и перенесли на траву.

– Надо снять ваши брюки! – сказал Каштанов.

Джекки не позволила:

– Вы считаете, что все журналистки – шлюхи!

– Вам виднее! – ехидно ответил Каштанов. – Тогда придется порвать брючину.

– Да рвите же, мямля! – Джекки было очень больно.

Каштанов разорвал штанину и стал осматривать ногу.

– Наружного кровотечения нет, но нужно сделать рентген. Владик, быстро за льдом! К месту ушиба следует приложить холодное.