Тинга

– Я не христианский служитель, - морщится ангел, - и христианство - не последняя истина. В мире я представляю замыслы первопричинного, а не ваших пророков. Тем более не идеи враждующих друг с другом церквей. Местным людям еще долго до единобожия. У них примитивная социальная сфера, небольшое население и много земли. Ремесла и торговля в зачаточном состоянии. Вот наплодятся, уплотнятся, усложнят социальную инфраструктуру, тогда сами заговорят об единобожии. Это нормально!
– видя мою реакцию, успокаивает ангел.

– А Большая Черная Мать к чему?

– Как всегда! Женское начало в природе - рожать! Быть при родах! Плодиться - значит, жить и богатеть. Ей молятся при рождении детей, скота, просят хорошей погоды. Она заступница, кормилица, носительница человеков на теле своем. И она, конечно, светлая часть суток, олицетворяющая плодородие, жизнь.

– А луна - смерть, - понимаю я.
– Тьма и свет. Теплое и холодное. Радостное и жуткое. Плодородие и распад.

– Да, это так, - спокойно отвечает жрец.
– Вижу, ликбез пошел тебе на пользу.

– Хорошо, - продолжаю я, - с народом все понятно. Ему нужен урок Смерти!

– Конечно, - охотно поддерживает меня пророк.
– Только кровь останавливает бессмысленные убийства. Отвращение к ней делает человека способным к социальным преобразованиям. Он начинает терпеть других. Повышается ценность жизни.

– А при чем тут дети?
– вставляю я палку в радужные колеса.

– Ха!
– зыркает на меня пророк.
– Еще скажи: а при чем тут огонь? Сжигают, - он показывает на могучий лобок богини, - приносят в жертву ее детей, а не наших. Все мы ее дети!

– Так уж все!
– ехидно замечаю я.
– Помимо людей, есть еще множество плодов земли. Так почему не ограничиться ими?

– Ну ты даешь!
– снисходительно усмехается пророк.
– Чтоб вы да поверили в какие-то корешки и кусочки, будто они могут удовлетворить богов? Очнись! Только содрогнувшись, человек задумается. И жертва его - дань его глубине.

Он умолкает. Впервые я вижу эти ясные глаза озабоченными. Неужели местные его достали?

– Что, не хотят ходить строем?
– интересуюсь я.

Ангел не шевелится. "Чтоб сбить нас в кучу, надо хорошенько напугать каждого. А к этому надо иметь талант. Пугало ты, пугало, к тому же не ведаешь, что творишь", - грущу я. Льноволосый поворачивается и пристально смотрит на меня.

– Остановись, - поднимает он правую руку, - прекратим на этом. Лучшего окончания разговора нам не придумать.

И мы замолкаем, но зубы дракона уже посеяны.

– Ребенка нельзя! Он нить, - трепещет все во мне.
– Он единственное наше оправдание на земле. И его в огонь?

– Не нравится? Что же делать, если вы таковы? По-другому к вам не пробиться.

– Почему восстали ангелы?
– тихо, не обращаясь ни к кому, говорю я.

Он запинается:

– Что?

– Почему восстали ангелы?
– громко повторяю я.

– Зачем тебе это?
– Ледяное шило впивается в меня.

"Ого, его, кажется, разобрало!" - с удовольствием отмечаю я.

– Не хочешь отвечать, или мне самому тебе это рассказать?

– Ответь, если можешь, - кривит губы и отходит от меня Сын Луны. Он стоит у спуска, спокойно сложив руки на груди. Ждет.

Я тяну паузу и начинаю:

– Вы - мыслящая субстанция, высшая, которая только есть в мире. Но вы ничего не чувствуете. Понятно вам лишь то, что можно объяснить логически. Так?

– Продолжай, - спокойно отвечает Льноволосый.

– А раз так, то вы не должны, не обязаны и просто не способны понимать наши чувства, наши эмоции и наши поступки. По сути, вы не понимаете принципа, по которому Бог создал нас, и, значит, не понимаете самого Бога в этом акте творения.

Ангел молчит.

– Вам приказано служить нам, злым, эгоистичным, непредсказуемым существам, с вашей точки зрения, дуракам. И кое-кому это сильно надоело.

– Мы всё сделали правильно, - даже не глянув на меня, парирует ангел.

– Конечно, всё, - соглашаюсь я.
– Кроме одного.

– Чего?
– вскидывается он. Не привык дядя, когда с ним спорят.

– Вы забыли, что вы - всего лишь функция. Обслуживающий персонал.

– Как бы не так!
– Ангел резко поворачивается ко мне и смеется. Сухо и зло.
– Смотри.
– Быстро наклонившись, поднимает комок земли величиной с кулак и, размахнувшись, швыряет его вниз. Комок, подпрыгивая, долго катится и, натолкнувшись на валун у подножия холма, останавливается.

– Камень катится, песчинка лежит, - поясняет он.
– Она мала и инертна. Пыль! И это вы! Чтоб вас расшевелить, нужен сильный ветер, а чтоб сцементировать - сильный огонь. В вас нет ни того, ни другого. Вы заложники стихий, и управляет вами страх. Но вы не хотите даже себе признаться в этом.

– Это точно, - соглашаюсь я.
– Мы под колпаком. Наверное, есть силы, которым легко прихлопнуть нас. С твоей точки зрения мы не имеем будущего. И это должно порождать в нас страх. Но мы почему-то не боимся. Почему? Что делает людей такими? Не знаешь? А ведь все просто. Мы живем настоящим. Сиюминутным. Мгновением. Знаешь, как это хорошо - жить каждую минуту так, как будто она последняя?

Ангел молчит.

– Не знаешь.

Он пожимает плечами.

– Не знаю! Убеждениями к вам не пробиться. Кровь и насилие - ваши учителя.

– А ваши?
– останавливаю я его.
– Крови вы не боитесь, насилия тоже. Чувств у вас нет. Что же тогда может страшить такое совершенное существо?

– Ничего!
– отрезает Льноволосый.

– Ан нет!
– не соглашаюсь я.
– Вы очень боитесь, но... Чего может бояться идеальная сущность?
– Я делаю паузу, ожидая возражений, но их нет. Одного - Его!

– Я лично боюсь вашей любви. Зацелуете!
– злится Льноволосый.

– Это точно!
– смеюсь я.
– У нас это запросто. Но ты лукавишь, приятель. Ничто живое тебя не интересует. Твоя стихия - прохладный космос, без всего, что было сотворено. Чистый и пустой. Не так ли, сын Мрака?

Подбираю слова, гляжу на его напряженную фигуру и продолжаю:

– Тьма. Как она хороша! Неотделима и неразделима. Единое! Вечное и бесконечное. Банка с черным кремом.

Его передергивает. Метафоры точно бьют в цель. Мне даже жаль его, но другого оружия у меня нет. И я продолжаю: