Тинга
Шрифт:
– Эй, ребята, да человек я, человек! Мэн, - перешел я почему-то на английский.
– Рашен, - постучал себя в грудь, потом подумал и поправился: Да русский я, русский!
Но они никак не реагировали. Я несколько раз медленно повернулся, давая им возможность осмотреть меня. Хвостов и прочих приспособлений я не имел, и дети степей все той же плотной группкой опасливо подъехали ко мне, но не ближе десяти метров. На рывок. Потом группа распалась, и они встали кругом, с любопытством разглядывая мои чресла. "Ну чистые дети", - подумал я и, ударив со звоном себя в грудь, провозгласил: "Семен". Таково было мое имя. Они закружились, зашевелились. "Сэмэн", - выдохнул, как спел, один. Остальные загалдели, закивали на
Потом они кормили меня. Женщины, со страхом глядевшие в мою сторону, постепенно привыкли и уже не прятали своих смуглых ребятишек себе под юбки. Мужчины что-то говорили, показывая изредка в сторону реки и называя на свой лад мое имя. Живот мой был набит, и я задремал, тихо сидя в дальнем углу. Никто меня не беспокоил, и мне опять приснилась гроза в степи.
Ревела вода, громыхал гром, я бежал по полю, шарахаясь из стороны в сторону, а в меня били и били молнии и никак не могли попасть. С криком я проснулся. Никого не было. Все разбрелись, занятые своими делами. Голова горела, похоже, я простудился. Этого мне только не хватало! На трясущихся ногах я выбрался на воздух. Степь, залитая солнцем, тихо плыла на легких парусах. На солнце мне стало лучше. Я лег на землю и стал ждать: что будет? Ничего не происходило, и, согревшись, я незаметно уснул. Проснулся от стука копыт. Мимо меня промчался конный, круто осадил и, размахивая коротким шестом, к которому был привязан белый конский хвост, начал что-то кричать. Выбежавшие женщины перепуганной стайкой стояли возле него и молча слушали. Конный взмахнул еще раз палкой, на конце которой я разглядел полумесяц, крутанулся на месте и исчез. Невесть откуда появились мальчишки на неоседланных лошадках. Они привстали на них, закричали и разлетелись во все стороны так же быстро, как расходятся по стеклу трещины, когда по нему несильно ударят тяжелым и острым предметом. Что-то намечалось. Что?
За моей спиной кто-то стоял. Пришлось повернуть голову.
На Льноволосом был широкий кожаный плащ. Черный. До пят. На груди блестело украшение.
– Вроде не холодно, - поддел я.
– Или сезон дождей начался?
– Я жрец Луны! У них такая одежда, - холодно выговорил ангел.
– Понятно, - пробормотал я.
– Ты, кажется, болен?
– забеспокоился жрец.
– Есть немного. Тут кое-кто устроил мне милую ночку со светопреставлениями и прочими шумовыми эффектами.
– А!
– захохотал он.
– Ну это поправимо.
Он положил правую руку мне на голову и вся хмарь мигом ушла. Голова стала чистой и ясной.
– И на том спасибо, - смущенно пролепетал я.
– Не за что. Живи дальше. Заболеешь - скажи!
" Обязательно скажу", - поднял я на него глаза.
– А что же дальше, уважаемый жрец Луны? Есть ли смысл во всех этих превращениях?
– Есть, - невозмутимо ответил ангел.
– Ты - единственный, кто знает, что нам нужно.
– Вам?
– Да, нам! Я служитель шестого уровня, занимаюсь Землей, ее проблемами уже тысячи лет. Работать всегда было непросто, но сейчас ситуация практически вышла из-под контроля.
– Кого?
– перебил я его.
– Кто вы, контролирующие нас и нашу жизнь?
– Мы - великая иерархия.
– Вы внеземная цивилизация?
– предположил я.
Он засмеялся.
– Цивилизацию составляют живые существа. И все они часть Вселенной. Мы вне ее.
– Вы боги?
– изумился я.
– Бог один, - терпеливо ответил Льноволосый.
– Он же и есть великая иерархия. Я служу в ней. И у нас проблемы.
– Какие?
– заторопился я.
– Вот это я и пытаюсь тебе втолковать.
– Он присел рядом.
– В вашей системе пошел неуправляемый процесс: все
– Да, это точно, - согласился я, - все примерно так.
– Если это болезнь, то ее надо лечить, но если...
– Деградация, - догадался я.
– Да, деградация. Значит, опыт не удался.
– Какой еще опыт?
– не понял я.
Льноволосый поморщился.
– Я же сказал - идет процесс. Мы в него не вмешиваемся. Я наблюдатель. Это происходит примерно так же, как варят борщ. Берут необходимые ингредиенты, в определенной последовательности кладут в кастрюлю с кипящей водой - и через полчаса борщ готов. При этом никого не интересует, что происходит с овощами во время варки, их перерождение, вкус. Просто знают, что через полчаса будет готово хорошее блюдо. И все!
– Значит, блюдо не получается, и вы заинтересовались "отношениями ингредиентов", - вставил я.
– Нет, - спокойно откликнулся член иерархии, - до этого мы еще не опустились. Мы заинтересовались тобой, так как нам известно, что решение проблемы знаешь ты.
– Я!
– Да, твое подсознание. Поэтому ты здесь.
– Он замолчал, внимательно глядя на меня холодными глазами ильменьского судака.
– И для этого нужно было тащить меня сюда, мять и выжимать? Что я, кролик, что ли?
Он пожал плечами.
– Ты хуже. Ты - ничто.
И, похоже, он был прав.
– Как я оказался в этой дыре, и что это за такие свежие места? вежливо осведомился я.
– О, места здесь воздушные!
– Льноволосый раскинул руки и вдохнул воздух полной грудью. Ему здесь нравилось.
– По земной датировке мы находимся где-то около третьего тысячелетия до новой эры. Эпоха пирамид!
Я оторопел.
– Так они же все здесь первобытные!
– Да нет!
– засмеялся Льноволосый.
– Есть уже зачатки социальных образований. Что и интересно. Узнаешь на собственной шкуре, что это такое. Заодно посмотришь на себя в юности, может, чего и вспомнишь.
– А как быть с глаголом?
– уныло напомнил я.
– Каким глаголом?
– не понял ангел.
– Которым жгут сердца.
– А, с этим!
– Он хохотнул.
– Глагол отменяется. С ним немного напутали.
– Не много ли путаницы?
– всерьез обеспокоился я.
– Метод проб и ошибок.
– Он скомандовал: - Подойди сюда!
Я повиновался.
– Ты должен знать язык этого народа. Раскрой рот!
– приказал он.
– Как там у вашего поэта: "И угль, пылающий огнем, вложил десницею кровавой". Хорошо!
– От удовольствия его даже передернуло.
– Так и сделаем.
И не успел я - для приличия - хлопнуть клювиком, как в его руке появился небольшой уголек, ало светящийся под легким ветром. Быстрым движением ангел швырнул его мне в рот и, не давая опомниться, стиснул стальной рукой мои невинные челюсти.
– Терпи!
– властно сказал он.
Запахло паленым. Во рту болело и пекло.
– Сейчас пройдет, - с участием молвил мучитель.
И правда, все прошло. Давясь, я сплюнул под ноги черноту и в ярости прохрипел:
– А процедура была не такая теплая, хирург!
– То есть?
– поднял бровь Льноволосый.
– "И жало мудрыя змеи в уста замершие мои вложил десницею кровавой", прокашлял я.
Пророк захохотал.
– Хочешь жало, пожалуйста, сейчас сделаем.
– Нет-нет!
– испугался я.
– Обойдемся без поэзии, знатоки вы в ней хоть куда.
– Не надо, так не надо, - равнодушно подвел итог ангел.
– Живи, смотри, не кашляй, веди себя естественно. Люди тебя не тронут, еще и молиться будут. Скоро летнее солнцестояние, у них пройдут главные обряды, будет на что посмотреть, - недобро усмехнулся он и исчез.