Тиран

— Так как же ты в таком случае поступишь?

— Не знаю, — ответил Дионисий, — но я найду решение. Для человека, у которого хватает смелости мыслить по-крупному, решение всегда найдется. А теперь мне нужен свежий воздух, морской. Составишь мне компанию?

— С большим удовольствием, — согласился Филист.

— Тогда накинь плащ, нам ни к чему возбуждать нездоровое любопытство жителей города.

Они вышли из помещения через потайную дверь, в плащах с капюшонами, и побрели по темным улицам Ортигии.

Дионисий и Филист подошли к гавани, где стояли на ремонте большие корабли сиракузского флота. Оттуда они двинулись по улице, ведущей на север, к торговой пристани.

— Смотри, там что-то странное, — дернул друга за рукав Филист. — Вон там, у второго причала.

Дионисий пригляделся и увидел корабль, успевший причалить в последних лучах заката и теперь сгружавший на берег рабов. Они прошли мимо, и главнокомандующий заметил, что один из них очень светловолос, почти блондин. На нем не было совершенно никакой одежды, и потому, видимо, кожа его покраснела и обгорела на солнце. Если не считать небольшой татуировки на груди, его украшало только жесткое ожерелье, напоминающее по форме шнур, спереди оканчивающийся двумя маленькими змеиными головами, вырезанными из дерева.

Дионисий несколько мгновений рассматривал его, а потом сказал Филисту:

— Спроси, сколько он стоит.

Филист подошел к торговцу:

— Мой друг интересуется, сколько стоит вон тот кельт с обгоревшей на солнце кожей.

— Передай своему другу, пусть завтра утром приходит на рыночную площадь и поторгуется за него с другими покупателями, — ответил торговец, даже не обернувшись.

Дионисий шепнул что-то на ухо Филисту, сделал условный знак и удалился. Филист снова подошел к купцу:

— Мой друг весьма заинтересован в покупке твоего раба и намерен заплатить за него хорошую сумму.

— Не сомневаюсь. А ты знаешь, сколько старых педиков завтра явится на рынок, чтобы посостязаться за достоинство этого светловолосого северного Аполлона? Ты ведь не думаешь, что твой друг лучше их всех? Я же сказал, если он хочет приобрести этот замечательный товар, ему придется под звон серебряных статеров соревноваться с другими претендентами.

Филист сдвинул капюшон на плечи, открывая лицо.

— Моего друга зовут Дионисий, — тихо объявил он. — Тебе это имя ничего не говорит?

Выражение лица торговца и его поведение мгновенно переменились.

— Ты хочешь сказать, тот самый Дионисий? — спросил он, тараща глазищи.

— Именно, — ответил Филист, многозначительно поглядывая на него. — Если хочешь совет, на твоем месте я бы назначил ему хорошую цену.

— А что такое, по-твоему, хорошая цена?

— Пять мин — мне кажется, это честно.

— Пять мин? Но он стоит как минимум втрое больше.

— Верно. Именно столько я тебе хотел предложить, но ты упустил свой шанс. Теперь тебе придется довольствоваться меньшим, если, конечно, у тебя нет желания играть в опасные игры с непредсказуемым исходом.

— А откуда мне знать, что ты надо мной не потешаешься?

— Действительно, ты не можешь быть в этом уверен. Гебе решать, верить моим словам или нет. Если тебе повезет, завтра на рынке ты получишь двойную цену. Если нет — останешься ни с чем. Ну как, что ты решил?

— Ну хорошо, разрази тебя гром, — с досадой ответил торговец.

Филист отсчитал ему означенную сумму, изложил условия доставки и отправился вслед за Дионисием, догнав его в морском порту.

— Как все прошло? — спросил тот.

— Пять мин. Наличными монетами.

— Хорошая цена.

— В самом деле.

— Я завтра верну тебе.

— Почему тебя заинтересовал этот раб?

— Ты заметил его ожерелье?

— Да, но…

— А татуировку на груди?

— Мне кажется…

— Этот человек состоит в своего рода воинском братстве, довольно грозном. Более того, в сущности, самом грозном из всех существующих. Речь идет об отрядах кочевников, которые ведут себя подобно волчьим стаям в поисках добычи, однако иногда они за плату нанимаются к кому-нибудь на службу. Их сила такова, что на битву они идут голыми, защищаясь лишь мечом и щитом. Они совершенно не боятся смерти, единственная цель их жизни — проявить храбрость при любом удобном случае. Не знаю, каким образом удалось захватить его живым. Он говорит по-гречески, ты не знаешь?

— Нет.

— Постарайся это выяснить и спроси, откуда он родом и как он попал в плен. В общем, узнай о нем все, что можно. Если он не говорит по-гречески, возьми в помощь кого-нибудь из наших наемников.

— Ты еще не сказал мне, что намерен с ним делать.

— Он будет моим телохранителем, — ответил Дионисий. И быстро зашагал прочь.

17

Кельт, освобожденный от цепей, неуверенным шагом вошел в просторный оружейный зал, слабо освещенный всего двумя светильниками, висевшими на стенах. Перед ним на скамейке неподвижно сидел человек. Воин подошел ближе, босиком, совершенно бесшумно передвигаясь по каменному полу. Остановился совсем рядом с незнакомцем, тот походил на статую.

Он затаил дыхание и в этот миг разглядел в противоположной стене комнаты приоткрытую дверь — путь к бегству. Легко, словно тень, он переместился к длинному стеллажу, где были выстроены десятки блестящих копий и мечей, потом молниеносно схватил один из них, повернулся, готовый нанести удар, но взгляд его голубых глаз тут же омрачился, в нем выразилось смятение, ибо скамья оказалась пуста. Инстинктивно он повернулся обратно — и как раз вовремя. Прямо перед ним молча стояла грозная фигура, противник опередил его в темноте. Меч опустился мгновенно, он едва успел отвести удар. Два клинка скрестились, полетели искры, и их внезапный лязг разорвал тишину, заполнявшую огромную пустую комнату, отозвался от голых стен и потолка; звон за звоном, эхо за эхом — грохот стал страшным, оглушительным.

Кельт обладал невероятным проворством, его нагое, блестящее тело скользило и извивалось, словно тело зверя, а энергия, как казалось, после каждого выпада будто не расходовалась, а только прибавлялась.

Вдруг противник целиком вошел в полосу света от ламп и снова замер в неподвижности. Он тоже был бос и наг, но лицо его полностью закрывал коринфский шлем, лишь глаза блестели во мраке комнаты. Дышал он ровно, но грудь оставалась неподвижной, загорелое тело казалось отлитым из бронзы. Внезапно он поднял меч горизонтально, приставил лезвие к груди противника и медленно двинулся на него. Кельт сгруппировался, согнул колени, собирая силы перед лицом неизбежного нападения, и, в свою очередь, приготовил свой меч к удару, который должен принести ему победу. Он сверху обрушил его на выставленный против него клинок, но противник в последний момент молниеносно отдернул меч. Пока кельт восстанавливал равновесие, прогнувшись вперед, безликий соперник ударил его под колено, потом еще раз — в спину, и тот тяжело рухнул, растянувшись на полу. А спустя мгновение ощутил острие меча у себя между лопаток.