Тиран

Парень выглядел ошеломленным — вероятно, он и был ошеломлен: два сильных удара за одни сутки!

— Раб мне ни к чему, а вот всадник нужен. Покажи, что умеешь работать и учиться, и в Ольвии станешь конюхом, а в гамелии [37] я тебя освобожу. Или умри. Терпеть не могу зря расходовать человеческую силу, но плохо завязанные узлы, по мне, еще хуже.

Киний повернулся и тяжело отъехал на своей лошади, не нагруженной багажом. Он вообще не любил гарцевать, а разбитые костяшки ужасно болели.

37

Гамелия, или гамелион, — название месяца, примерно соответствующего февралю.

Он послал Ателия за Аяксом, и они пустились по равнинам гетов.

Покинув лагерь, они продвигались быстро и отъехали далеко, хотя Кракс еще не совсем пришел в себя и его пришлось привязать к лошади. К полудню они далеко ушли от болота на востоке и двигались по широкой, плоской травянистой равнине, которую ограничивала с запада гряда низких каменистых холмов. Трава все развертывалась, как море, и ветер колыхал ее, как морские волны. Зеленое море перекатывалось через кочки и пригорки до самого горизонта. Эта местность была создана богами для лошадей, и на вершине первой же гряды Киний остановился и смотрел из-под ладони, пока солнце не передвинулось на ширину пальца.

Размах этого зеленого моря заставил всех примолкнуть, но вдруг Ателий спешился, опустился на колени, поцеловал землю, а потом крикнул, и его крик поглотило обширное небо.

— Ну хоть кто-то теперь дома, — с улыбкой сказан Кен.

Ателий проехал до самого подножия холмов, где они отыскали следы лошадей, вернулся и без единого слова протянул Кинию черную стрелу.

— Геты? — спросил Киний.

Ателий выразительно пожал плечами и поехал вперед.

В середине дня в глубокой долине, прорезанной небольшим ручьем, они вспугнули стадо косуль. Трое охотников поехали вперед, отрезали крупного самца и свалили его копьями. Смотреть на это было приятно, и аристократ в Кинии оценил мастерство наездников, с каким те проделали все это: ведь мало кому из аристократов доводилось не то что самим охотиться, но и просто видеть охоту. Он ехал, думая о Ксенофонте [38] , чьи книги о лошадях и охоте читал в молодости. Кен, человек образованный, часто казавшийся неуместным среди наемников, обожал Ксенофонта и мог цитировать целые абзацы из его сочинений. Увидев возвращающихся охотников, он подъехал к Кинию, показал на них и сказал: «Поэтому я призываю молодежь не презирать охоту и другие виды обучения. Ибо с помощью этого средства мужчина становится хорош в войне и во всем остальном, и благодаря этому средству возникает совершенство в мире и в делах».

38

Древнегреческий писатель, историк и политический деятель.

Это напомнило Кинию, что у него есть свиток четвертой книги Геродота, который дал ему Изокл. Он опечалился, поняв, что у него так и не нашлось времени на чтение, и побоялся, что свиток промокнет и текст станет неразличимым.

Подъехал Филокл.

— Это место священно, или я тоже могу ехать рядом с тобой?

Киний оторвался от своих мыслей.

— Что значит священно? — непонимающе спросил он.

— Только Никий ездит рядом с тобой — или Ателий. Ну, наверно, еще Кен, когда ему нужно блеснуть образованностью. А мне скучно, и ляжки у меня саднят; небольшая беседа скрасит мне следующие несколько стадий.

Киний смотрел через голову спартанца.

— Кажется, ты выбрал неподходящее место для церемонных бесед. Никий! — Он поднял руку. — Стой! Боевых коней, доспехи, оружие — немедленно!

Ровная колонна распалась. Опытные воины действовали быстрее остальных: Никий в доспехах и полном вооружении уже сидел верхом на боевом коне, когда Аякс еще рылся в корзине в поисках меча. У Филокла доспехов не было, поэтому он просто сидел верхом и смотрел, как Киний надевает свои.

— Что ты увидел? — спросил он.

— Ателия. Он скачет к нам галопом и на скаку стреляет назад — отличный прием, если хорошо его изучить. Нет, еще дальше. Посмотри выше по долине.

Киний уже надел нагрудник и пластину, защищающую спину, водрузил на голову шлем с закрытыми натечными пластинами и старался успокоить боевого копя, который его не слушался.

Еще минуту люди надевали шлемы и сражались с ремнями и пряжками. Никий раздал копья. Киний наконец сел верхом; он смущался перед своими людьми, как новичок-новобранец. Трава здесь росла очень густо, образуя небольшие кочки, и ходить было трудно, а садиться верхом еще труднее. Но лошади по этим кочкам передвигались как будто без труда. Издали холмистая равнина казалась укрытой зеленой тканью, она беспрепятственно уходила к далеким холмам, и под роскошной зеленой травой нигде не видна была земля.

Ателий был уже за соседним травянистым пригорком, а в нескольких стадиях за скифом Киний видел преследующих его всадников, мужчин небольшого роста, на низкорослых лошадях. Мало у кого луки, почти у всех копья, ни у кого нет доспехов. И их совсем немного. Ателий повернул, объезжая отряд Киния, и ускакал на север за пределы досягаемости стрел.

— Диодор! Возьми… возьми Аякса, поддержите скифа. Зайдите им во фланг и нападайте, если они вас не заметят. Все остальные… нога к ноге. В два ряда — вперед!

В его распоряжении десять бойцов — очень немного, но у них есть некоторое преимущество, а скиф подманил гетов очень близко. Киний решил, что есть возможность напасть и рассеять противника. Надо сблизиться, и тогда тяжелые боевые лошади подавят мелких лошадей гетов.

— За мной. Шагом.

Геты приближались. С такого расстояния они должны видеть вооружение, но о размерах лошадей им судить трудно. Они могут еще думать…

— На них!

Киний справился с лошадью и готов был к перемене в ритме движения, к мощным толчкам могучих задних ног коня. Он проверил, как жеребец идет по заросшим травой кочкам — если они хоть что-то сделают не так, через несколько секунд они будут мертвы.

— Артемида! — закричал Киний, и ветераны подхватили:

— Артемида! Артемида!

Конечно, это жалкая пародия на громовой боевой клич трехсот всадников, но все равно громко и устрашающе.

Первый же натиск пройдет успешно. Киний уже видел это, видел так же ясно, как если бы написал пьесу. Он слегка приподнялся в седле, сжал ногами бока лошади и метнул легкое копье в бок гету, на котором не было доспехов. Следующий противник поднял свою лошадь на дыбы и развернул, яростно натянув узду, но промедлил, и конь Киния отбросил его лошадь, не сбиваясь с хода. Гет — храбрец, а может, просто, одурев, ждал с натянутым луком. Киний наклонил голову, чтобы стрела попала в шлем, и взмахнул тяжелым копьем. Щелкнула тетива; этот звук выделился из общего шума.

Стрела пролетела мимо — ушла невесть куда, и Киний, повернув копье, держа его в обеих руках, взмахнул им и опустил, как дубину, выбив парня из седла. Завершая удар, он снова повернул копье и огляделся. Натянул повод, потом этой же рукой сдвинул шлем, чтобы иметь возможность видеть, и повернул голову направо и налево, чтобы увидеть друзей и врагов.

Никий был рядом, он сжимал в кулаке короткое копье, с которого на траву капало красное, и бормотал молитву Афине. Антигон на другом фланге держал тяжелый меч. Его лошадь вела себя беспокойно — вставала на дыбы, скакала прыжками. Запах крови. Новая лошадь.

У Киния не было времени думать об этих мелочах, он просто знал их, как мысленно видел сражение в целом.

Кен и Агий держались рядом, на расстоянии в несколько корпусов лошади. Кен сражался с противником в траве. На ноге у него алела полоса. Все остальные казались невредимыми.

Киний ногами развернул лошадь на пятачке. Один человек мертв — он ошибся. В траве вокруг — пяток мертвых и умирающих гетов, еще несколько уходят на ближайший холм. У него на глазах стрела Ателия попала одному из удаляющихся всадников в спину, и тот начал медленно падать, свалился с седла в траву. Его лошадь остановилась и начала щипать траву. Остальные геты продолжали уходить. Агий со спины лошади далеко метнул копье, промахнулся и выругался, и тут убегающих гетов поглотило пространство. Схватка закончилась.