Тьма императора

Как и накануне, София не обратила внимания на появление императора — она увлеченно рисовала. Хотя Арену сложно было представить, что кто-то может настолько увлечься рисованием, чтобы не заметить ярко вспыхнувшее в камине пламя и не услышать ни его треск, ни звук человеческих шагов за спиной. Но маленькая аньян ничего не замечала, ее переполнял творческий восторг, звеневший в ее душе, словно музыка.

Он подошел ближе, глядя на рыжие волосы Софии. Крупные, красивые кудри, и волосы блестящие, а не тусклые — настоящее сокровище. Если не считать Вано Вагариуса, Арен еще не встречал настолько рыжих людей.

Он посмотрел Софии за плечо и улыбнулся, узнав сегодняшний закат, на который любовался несколькими часами ранее вместе с детьми. Виктория стояла рядом с ними и тоже смотрела на небо, но он чувствовал, что на самом деле ей все равно. Хотя в другие дни жена была способна наслаждаться природой, но не сегодня.

— Софи, — произнес император тихо, но девушка все равно вздрогнула. Творческое наваждение уходило из нее, сменяясь отчетливым волнением. — Добрый вечер, ваше величество, — она положила кисточку, обернулась и встала со стула, глядя на Арена блестящими от недавнего возбуждения глазами. — Я хотела…

— Софи, это потрясающе, — прервал он ее, подходя к столу и склоняясь над рисунком. Бумага еще была мокрой — София рисовала акварелью, — поэтому император не стал ничего трогать. — меня учили рисовать давно и быстро бросили это безнадежное дело, но я помню, как трудно дается акварель, как тяжело ее контролировать. Краска растекается, хочешь сделать одно, а получается другое.

— Да-а-а, — протянула София, и на него вновь полился чистейший восторг. — Это сложно, но так замечательно! Краска в сочетании с водой ведет себя, как живое существо, понимаете? Она оживает на бумаге! И задача художника — понять эту жизнь, поймать ее и прожить. Это как музыкант и певец! Краска, вода и кисть играют музыку, а я ее пою.

Арен выпрямился и посмотрел на девушку. София радостно улыбалась, и эмоции от нее шли такие, что у него уже кружилась голова. Щит бы поставить, но… нет. Императору было слишком приятно, он не хотел от этого закрываться.

— А ты, как я понимаю, еще и поешь, — он тоже улыбнулся, ощущая теперь смущение собеседницы. — Пою, — София кивнула, чуть покраснев. — Этому же учат всех аньян, ваше величество. Разве вы… не знаете?

Он развел руками, стараясь не рассмеяться. — Откуда мне знать? Я же не аньян. — Но Вирджиния… — О, если бы я спросил ее об учебе, то услышал бы в ответ: «Ваше величество, зачем вы напоминаете мне о моем возрасте?»

София фыркнула, заливаясь краской сильнее. — Ну, в общем, нас, то есть, аньян, учат всему этому в институте. Что-то получается лучше, что-то хуже. Я хорошо рисую, но вышиваю и шью так себе. — Я тоже, — кивнул Арен, и София зазвенела от радости и удовольствия, засмеявшись так искренне, что он с трудом удержал себя от шага вперед, к ней. Вновь захотелось сделать не то, что следует, а просто взять то, что хочется. Как берет Адриан — не задумываясь о последствиях.

Не задумываться у Арена никогда не получалось.

— Что ты хотела спросить об играх? — Он решил вернуться к теме разговора, пока еще были силы сдерживать желания. — Да, — София моментально посерьезнела, даже эмоции изменились — они были по-прежнему светлыми, но искрились радостью гораздо меньше. — Я хотела спросить, в какие игры могу играть с наследниками. Прятки, например, дозволены?

— Разумеется. Почему нет? — Во время пряток аньян теряет своих подопечных из виду. Ах, ну да.

— У ваших подопечных маячки на браслетах связи. Если вы будете играть в прятки, охрана проследит за тем, куда именно прячутся наследники, а дальше по обстоятельствам. Иногда они ничего не делают, иногда сообщают своим коллегам, и те перемещаются ближе к детям. Кроме того, во дворце почти везде есть кристаллы, которые позволяют охране просматривать происходящее на экране браслета, запоминать его и при необходимости пересылать мне.

— Ясно. Спасибо, ваше величество. А другие игры? — Вы можете играть с ними во что угодно. Уверен, — Арен улыбнулся, — что в недозволенное вы с ними играть не будете. Что-то еще, Софи?

— Да. — Вновь вспышка смущения. Интересно, что на этот раз она собирается спросить? — Я сегодня была у мамы и сестер. Мама у меня держит цветочную лавку, но еще делает шоколадные конфеты на продажу. Так, совсем немного. Я принесла с собой пару коробок, хотела подарить Агате и Александру. Вы разрешите?

— Разрешу, — ответил Арен, опять развеселившись. Ни один человек не смешил его так часто, как эта девушка. — Только ты солгала, Софи.

— Что? — она удивленно захлопала глазами. — Ты принесла не пару коробок. Коробок три. Кому третья? Изумление, смущение, неловкость и что-то, похожее на стыд. Целый коктейль из эмоций.

— мне… — пробормотала София, залившись краской чуть ли не с ног до головы, и Арен не выдержал — расхохотался так, как вовсе не подобает императору. Даже слезы на глазах выступили. — А я надеялся, ты скажешь — мне, — произнес он в шутку, и тут же пожалел о ней — стыд стал отчетливее, и собеседница, кинувшись к шкафу, через секунду вытащила оттуда маленькую красную коробку, перевязанную лентой.

— Вот! — София подскочила к императору и протянула ему коробку. Сама она при этом цветом лица была не бледнее своего подарка. — Возьмите, пожалуйста, ваше величество!

Арену было и смешно, и стыдно. И зачем он это сказал? Понимал же, что у нее после его слов не будет другого выхода, кроме как отдать ему эти конфеты. — Я пошутил, Софи. — Он взял коробку из ее рук и положил на стол. — Я даже не люблю шоколад. Подари мне лучше какой-нибудь из своих рисунков.

Краска покидала щеки девушки. — Конечно, — сказала София, испытывая при этом такую ласковую неловкость, что Арену вновь безумно захотелось сделать шаг вперед. — Конечно, ваше величество.

— У тебя есть еще вопросы? — Нет, — она помотала головой, улыбнувшись. — Все. Спокойной ночи. Спокойной… нет, эта ночь вряд ли получится спокойной. — До завтра, Софи.

Когда Арен вышел из камина в комнате Виктории, на него полились совершенно другие эмоции. Он на секунду прикрыл глаза — было тошно, оставаться здесь не хотелось, хотелось уйти к себе. Особенно теперь, после разговора с Софией. Хотелось хоть ненадолго сохранить то хорошее настроение, что она ему подарила.

Но оно уходило от него так же быстро, как утекает сквозь пальцы вода. — И зачем ты пришел? — спросила Виктория язвительно, глядя на него исподлобья. Он усмехнулся — а ведь жена ждала его. Это было понятно и по ее распущенным волосам — когда Виктория ложилась спать, она обычно заплетала их в косу, а ему нравилось, когда они распущены. И по халату, небрежно накинутом на абсолютно голое тело. И даже по эмоциям — злость вперемешку с возбуждением.

Виктория всегда была страстной, и всегда хотела его. И чем сильнее злилась, тем больше хотела. Арен слишком хорошо знал свою супругу, чтобы не понимать этого. — Я говорил тебе утром, Вик. Говорил, что моя жена — ты.

Она нахмурилась — не понимала, как эти слова связаны с ее вопросом о причине прихода. — И я пришел к своей жене. — Арен начал раздеваться, изо всех сил стараясь говорить спокойным голосом и аккуратно складывать вещи, а не кидаться ими, как ему на самом деле хотелось. — Пришел к тебе.