Тьма над Петроградом
Шрифт:
Извозчик по Троицкому мосту переехал Неву, всю в темных промоинах и полыньях, и выехал на Петербургскую сторону. Миновали некогда нарядный Каменноостровский проспект, на котором особенно явственно сказались годы разрухи и запустения, свернули на Большой и вскоре оказались в той части Петрограда, которая всегда напоминала Борису тихую русскую провинцию. Плуталова, Бармалеева, Подковырова улицы, деревянные одноэтажные, много – двухэтажные домики, в окнах которых в прежние времена можно было увидеть кокетливые кружевные занавесочки и пышные герани…
Сейчас эти окна были
Пролетка углубилась еще далее в закоулки Петербургской стороны. Пошли одна за другой Зеленины улицы – Большая Зеленина, Малая Зеленина, Глухая Зеленина…
На этой-то последней возле неприметного одноэтажного домика с плотно занавешенными окнами и остановился извозчик.
– Хорошо довез! – приосанился ванька. – С ветерком, как говорится. Надо бы добавить, хоть тысяч сто…
– ГПУ тебе добавит! – отозвался на эту очевидную провокацию грубый Саенко, моментально позабыв, что совсем недавно набивался извозчику в земляки.
Извозчик, впрочем, ничуть не обиделся. Он действовал по безотказному принципу «Не прошло, и ладно». Легонько стегнув свою кобылу, он укатил обратно.
Седоки, выбравшись из пролетки, подошли к домику.
Домик этот выглядел как-то угрюмо и неприветливо.
Мари настороженно огляделась по сторонам и условным стуком постучала в окно.
Тут же в окне приподнялась дерюга, используемая вместо занавески, из-за нее выглянула мрачная физиономия, оглядела гостей и снова скрылась. Прошло еще несколько минут, прежде чем с ужасным скрежетом отворилась входная дверь. На пороге появился сгорбленный старик в валенках и отороченной мехом безрукавке.
– Кто такие будете? – проворчал старик, заново оглядывая приезжих.
– К Петру Спиридоновичу, – сухо ответила Мари. – Долго нас будешь на улице держать?
– А это уж сколько надо, столько и подержу! – ответил старик нелюбезно. – Допустим, это я Петр Спиридонович. А вот кто вы такие, мне ничуть не известно!
– Мы от Марфы Никитичны! – ответила Мари.
– Ну, коли от Марфы, так заходите! – Старик посторонился, но теплоты в его голосе не прибавилось.
Гости прошли в сени, заваленные всевозможным хламом, начиная от сломанного санного полоза и заканчивая гнутой самоварной трубой, проследовали через «чистую комнату», которая, впрочем, не отличалась чистотой, но зато была жарко натоплена. В этой комнате хозяин остановился, зыркнул на занавешенные окна и только потом отодвинул в сторону посудный шкафчик. За этим шкафчиком обнаружилась небольшая дверка, ведущая еще в одну комнатку.
В этой-то комнатке приезжих встретили их старые знакомые – Серж и Луиджи.
– Долго же вы добирались! – проговорил Серж после обычных приветствий.
– Хорошо, что вообще добрались! – ответила Мари, опускаясь на стул. – Борис в Энске попал в ЧК!
– Как это случилось? – спросил Серж, посерьезнев. – В облаву угодил? Не донес ли кто? Не просочилась ли к красным
информация о нашей миссии?– Нет, – постарался успокоить его Борис. – Просто не повезло. На вокзале в Энске столкнулся со старым знакомым.
– Кто таков?
– Большой человек у большевиков. Начальник энского ГПУ Сергей Черкиз. Он меня в девятнадцатом году едва не расстрелял, чудом удалось сбежать. Хотя, в общем, это чудо – вот оно, рядом с вами. – И Борис кивнул на скромно потупившегося Саенко.
– А сейчас что – снова чудо? Не много ли чудес для одного человека? Вы прямо какой-то Николай-чудотворец!
– Сейчас никакого чуда не было. Черкиз сам организовал мой побег.
– Сам?! – с недоверием переспросил Серж. – А вы говорите – не было чуда! Чтобы начальник ГПУ организовал побег арестованного!
– Это было в его собственных интересах… – И Борис рассказал о своем разговоре с Черкизом.
– Впрочем, – добавил он в конце, – он мне ловушку подготовил. Поставил на выходе своего человека, который должен был меня пристрелить… при попытке к бегству. Ну тут уж мне и в самом деле повезло – моя пуля другому человеку досталась, уголовнику, который за мной увязался.
– Я, конечно, извиняюсь, – подал голос Саенко, – мы люди темные, в Питере раньше бывать не доводилось, так не знаю, как здесь у вас положено: кормят людей, которые с дороги приехавши, или без этого обходятся?
– И правда, – вступила Мари, – мы голодны, в дороге намучились, а ты тут сразу со своими подозрениями…
Они с Сержем обменялись только им понятными взглядами, очевидно, Мари сообщила ему, что Борису верить можно. Или следует пока подождать и понаблюдать, как он поведет себя дальше. Борису внезапно стало на все наплевать – верят ему или не верят.
– Петр Спиридонович! – Серж выглянул в горницу. – Петр Спиридонович, найдется у вас что-нибудь гостей наших покормить?
Старик накрыл стол вместо скатерти двумя газетами, бросил деревянные ложки и вытащил из укромного места закутанный в старую мешковину горшок.
В горшке оказалась каша – распаренная дробленка. Старик достал из шкафчика большую пыльную бутыль с зеленоватым конопляным маслом и, близоруко сощурившись, скупо полил кашу. Потом выложил на стол две ржавого цвета чахлые селедки и сказал, усмехнувшись недобро:
– Кушайте, гости дорогие! Чем богаты, тем и рады! Хлеба нету, уж не обессудьте!
Саенко после такой речи крякнул и достал из своих запасов черные сухари и сахар в чистом полотняном мешочке.
– Ох и скудно живешь, дед, – укоризненно сказал он, – чего у тебя в доме много, так это газет.
– Это уж конечно! – подтвердил старик. – Я сторожем в типографии служу, которые газеты бракованные – все мои! А что еда скверная – так раньше еще хуже было.
– Ну, положим, раньше-то лучше было, – процедил Борис.
– Ну, мил человек, – старик засмеялся, показав корешки съеденных зубов, – так это когда было! А в девятнадцатом чего только не ели! Люди с голоду мерли как мухи! Хлеб из лебеды пекли да из мезги! Теперь-то, конечно, господа нэпманы такую торговлю наладили – все есть, только денег нету!