Тьма в бутылке

А затем всю ночь лежал под одеялом и усмехался про себя.

Это происходило в тот период его жизни, когда он старался оставлять приоткрытыми все двери в доме, чтобы быть в курсе, где находится каждый член семьи. Период, когда он научился высматривать беспрепятственные пути, чтобы, не рискуя, пронести в дом свои трофеи.

Период, когда он научился внимательно прислушиваться, как летучая мышь на охоте.

С момента, когда он оставил свою жену в гостиной, и до момента, когда он увидел, как она пробирается через калитку с ребенком на руках, прошло максимум две минуты. Примерно на это время он и рассчитывал.

Она не была глупой. Конечно, она молода, наивна, легко разгадать ее намерения, но глупой она не была. А потому она знала, что он заподозрил неладное, и по той же причине испытывала страх. Он отчетливо видел это по ее лицу и слышал по ее интонации.

Теперь она хотела сбежать.

Едва почувствовав, что он на безопасном расстоянии, она незамедлительно отреагировала. Вопрос заключался только во времени, и он это хорошо понимал. Именно поэтому он встал у окна на втором этаже и принялся топать ногами по половым доскам, остановившись лишь тогда, когда она почти добежала до изгороди.

Да уж, как просто было найти подтверждение своим мыслям, и это подкашивало его изнутри, хотя он уже давно привык к человеческому обману. Да-да, к этому привыкаешь, ведь больше ничего не остается.

Он посмотрел на женщину с ребенком. Жизнь ускользала от него. Скоро они скроются в подкопе.

Изгородь прилично заросла, так что он еще мгновение подождал и лишь потом в два прыжка преодолел лестницу и бросился в сад.

Она была заметной и сразу привлекала взгляд, эта молодая, красивая женщина в красном платье с ребенком на руках, так что преследовать ее было проще простого, даже несмотря на то, что она оказалась уже в самом конце улицы, когда он протиснулся сквозь кусты.

У главной улицы она свернула и пробежала по боковому переулку, а затем скользнула в заросли бирючины, которыми был огорожен квартал вилл.

Такого поворота он не ожидал.

Тупая телка, подумал он, наставляешь мне рога на моей собственной территории?!

В то лето, когда ему исполнилось одиннадцать, община отца установила в городе палатку у площади для выставки животных.

— Раз уж огненные дьяволы это делают, — заявил отец, — то мы, свободная церковь, можем и подавно.

Все утро они трудились над этим заданием. Работа была не из легких, но остальные дети тоже помогали. Когда в палатке был наконец положен пол, отец похлопал всех чужих детей по голове. Своих собственных детей он никак не поощрил, зато снабдил их новым занятием — установкой складных стульев. А стульев было много.

Ярмарка открылась. Четыре желтых нимба светились над входом в палатку, путеводная звезда развевалась на центральной стойке. «Прими Иисуса в свои объятия — впусти его в себя», — гласила надпись на одной из стен.

И явилась вся община и приветствовала устроенное мероприятие, что было, то было. Несмотря на обилие ярких брошюр, с которыми они с Евой повсюду носились и предлагали всем и каждому, к ним не подошел никто посторонний.

Гнев и разочарование отца выплеснулись на мать, когда поблизости не оказалось свидетелей.

— Проваливайте, дети, — шипел он, — и на этот раз сделайте все как положено.

Они потеряли друг друга из вида на краю площади рядом с ларьком лавочника. Ева застряла, восхищенная кроликами, но он отправился дальше. Это был единственный способ, которым он мог помочь матери.

«Возьмите у меня брошюру», — умоляли его глаза, но народ проходил мимо. Если кто-то возьмет брошюру, возможно, когда вечером они вернутся домой, мать избежит побоев. Тогда, возможно, она не проплачет всю ночь.

И он стоял и выискивал дружелюбное лицо, которое может пожелать разделить свою набожность с другими. Прислушивался к голосу, обладающему той мягкостью, которую проповедовал Иисус.

Тут-то он и услышал детский смех. Не тот, который слышал, проходя мимо школьного двора или осмеливаясь немного посмотреть детскую программу перед магазином электротоваров. Нет, они смеялись так, словно голосовые связки вот-вот лопнут, и весь мир обратит на них свое внимание. Он сам никогда не гримасничал подобным образом дома под одеялом, и это манило его.

И сколько бы внутренний голос ни шептал ему о злобе и покаянии, он не мог пройти мимо.

Это оказалась небольшая группка людей, собравшихся у лавочки. Взрослые и дети в прекрасном единении. Кривыми красными буквами на плакате из белого холста было написано: «Захватовающей видио-фильм заполцыны лиш сиводня», а на сколоченном из досок столе стоял телевизор, самый маленький из тех, что он когда-либо видел.

Дети смеялись как раз над одной из мерцающих черно-белых сцен на экране, и он скоро засмеялся вместе с ними. Засмеялся так, что заболело в грудине и той части его души, которая в тот миг впервые показалась на свет во всем своем великолепии.

— Такого, как Чаплин, больше нет, — произнес кто-то из взрослых.

И все расхохотались над человеком, выделывающим разные пируэты и боксировавшим на экране. Смеялись над ним, когда он крутил свою трость и приподнимал черный цилиндр. Смеялись, когда он передразнивал толстых дам и мужчин с глазами, обведенными черной тушью. Он тоже смеялся над Чаплином до спазмов в животе, и нечто чудесное, неподконтрольное и нежданное открылось ему, и никто не дал ему за это подзатыльник, никто вообще не обратил на это внимания.

Этот эпизод нелепым образом изменил его жизнь, как и жизни многих других людей.

Его жена не оборачивалась. Она вообще мало что замечала вокруг, позволяя ногам нести себя и ребенка через квартал с виллами, словно ее маршрут и скорость диктовались некими невидимыми силами. А когда человек подобным образом поднимается над реальностью, какие-то мелочи могут привести к катастрофе. Как болт, развинтившийся в крыле самолета, как капля воды, замкнувшая реле в легком, сделанном из железа.

Он заметил голубя, усевшегося на дерево над женой и сыном, когда они собирались перейти дорогу; не укрылся от его внимания и сгусток птичьего помета, слетевший вниз и шлепнувшийся, как будто привидение оставило отпечаток пальца на кафельной плитке. Он увидел, как малыш показывает пальцем на это пятно, и жена опускает глаза. Ровно в тот момент, когда она вышла на дорогу, из-за поворота вывернула машина и направилась прямо на них с убийственной точностью.

Он мог бы закричать. Криком или свистом предупредить ее. Но он промолчал. Момент был для этого неподходящий. Испытываемые в данный момент чувства к этому не располагали.