Тьма. Том 1 и Том 2

– Для человека, который три дня не пил, я действительно чересчур разговорчивый… И сам не понимаю, с чего бы! – согласился я. – Но пить хочется так, что даже если это будет последняя тысяча слов в моей жизни, я её вам обязательно выскажу! Только дайте воды уже!..

– Хорошо! Отвечаешь на три вопроса – наливаю тебе стакан воды! – неожиданно согласился Иван Иванович. – Договорились?

– Это принуждение, но вы не оставляете мне выбора! – оценил его коварство я.

– Коснёмся того мужчины, который тебе помог… – следователь сходу взял быка за рога. – Видел ли ты его когда-нибудь раньше?

– Его? Точно нет! Я даже не уверен, что он вообще существует, – предельно откровенно ответил я. – Возможно, он вообще плод моей безграничной фантазии! А возможно, просто житель того города!

Петя кивал в такт моим словам, подтверждая, что я говорю правду. Пару раз он перед кивком на мгновение задумался... Но всё-таки кивнул.

– А почему ты решил, что он местный житель? – профессионально-ласково уточнил следователь. – Можешь описать его?

– Это два вопроса, или один? – поинтересовался я, быстро соображая, что наиболее правдиво вещать дальше.

– Само собой, один! – улыбнулся следователь.

– Но я ведь уже описывал, во что он был одет… – напомнил я.

– Да, я видел, – кивнул следователь и, сверившись с блокнотом, продиктовал: – Майка, открывающая плечи и верхнюю часть груди, на довольно тонких лямках, и шорты, с изображением банана и киви на причинном месте с надписью латинскими буквами: би-и-джи, пробел би-о-ессе-ессе? Не знаешь, кстати, что означают эти слова?

– Что-то на сакском, может? – предположил я. – По смыслу, наверно, что-то вроде большой перец… Или большой банан?

Петя кивнул, хоть и с некоторой задержкой. Сложно с ними, с менталистами… Они хуже всякого детектора лжи. Каким-то образом улавливают даже тончайшие нюансы. Ну ведь «большой босс» – это же практически «большой перец»! Ну серьёзно!

– Ладно… И почему ты думаешь, что он местный? – продолжил допрос следователь.

– Да в такой одежде только у себя дома и походишь! – пояснил я. – Тем более, у него на пузе майка была в масляных пятнах… Ну точно из дому вышел, чтобы Тьме по роже настучать перед завтраком!

– Хм… – следователь повёл бровями, вздохнул и хмуро согласился: – Ладно, давай теперь описание внешности…

– Ну он был лет пятидесяти на вид… Плотно сбитый… Плечи широкие, натурально прямо, размер шестидесятый. А ручищи толстые, как моя нога!..

За дверью камеры что-то громыхнуло. Раздались голоса. Я, Петя и Иван Иванович с интересом уставились в сторону звуков.

– Ты, продолжай, Федь, продолжай! – опомнился следователь.

– Ну вот, ручищи толстые… Костяшки! О! Костяшки намозоленные! Он, видимо, часто кого-то бил. Возможно, что как раз Тьму перед завтраком.

В коридоре послышались крики. Следователь поморщился, жестом остановил мой рассказ и направился к двери. Не успел…

Дверь, явно ценную, тяжёлую, покрытую рунами, как и стены в кабинете, вынесло так, будто это был картонный межкомнатный ширпотреб.

– Ваша светлость, прекратите портить казённое имущество! – в кабинет, спиной вперёд, упираясь двумя ногами в пол, что несильно помогало, заехал весьма колоритный дядька в форме Тёмного Приказа, занимавший, судя по золотым нашивкам, высокий пост. – Я буду жаловаться!..

Вот только зря он жалобами грозит… Это я сразу понял.

Во-первых, раз «ваша светлость» – значит, я вижу перед собой представителя одной буйной семейки, которая даже справку может предъявить. Ну или щёку, левую, если кому-то уж очень надо.

А, во-вторых, в мужчине, вошедшем в кабинет, сразу чувствовалась сила! От него прямо вот-таки веяло мощью, властью и деньгами.

И если тут, в Покровске-на-Карамысе, ты высокий чин Тёмного Приказа, украшенный золотыми нашивками, то там, во Владимире, разница между тобой и отроком второго ранга, которого три дня не поили – только в том, что ты, собака, в воде себе не отказывал все эти дни.

А в остальном разницы никакой. Что один муха, что второй – муха.

– Жалуйся! – заявил его светлость, входя в помещение вместе с чиновником Тёмного Приказа.

– Сюда нельзя! – обиженно вскинулся Иван Иванович.

– Ты мне, запретишь, что ли? – мрачно осведомился его светлость.

А я прищурился, оглядел огромную фигуру, каким-то чудом втиснутую в пиджак, кафтан и рубашку…. А затем погремел кандалами, привлекая внимание.

И когда на меня уставились все собравшиеся, нагло заявил, кивнув на его светлость:

– Вот такие плечи и были! Правда, рост на три головы ниже.

– Хм! Брешешь! – тут же отозвался его светлость, шевельнув окладистой бородой и показав всем и сокола Рюриковичей, и чёрный шрам на щеке. – Если плечи такие, то ниже, чем на две головы, рост быть не может! Физиология не позволит!

– Да точно такие! – возмутился я, обидевшись за Андрея. – И рост, как я сказал!

– А ноги кривые были? – уточнил его светлость.

– Кривые, ваша светлость, – согласился я. – Колченогий был!

– А возраст? – не отставал вновь прибывший.

– Да лет пятьдесят, – отозвался я.

– Тогда может быть… Просел, значит, с годами. Ты, что ли, Фёдор Седов? – поинтересовался его светлость, глянув на меня из-под кустистых бровей.

– Так точно! Я! – пришлось признаваться, даже несмотря на то, что воды я, скорее всего, в таком случае уже не получу.

Во всяком случае, в ближайшие час-два.

– Сымайте с него это всё хозяйство! – приказал его светлость, кивнув на кандалы.

Что, естественно, вызвало бурю тихого возмущения со стороны работников Тёмного Приказа.

– Так не положено же, ваша светлость! Он у нас под следствием! – попытался спорить высокий чин с золотыми нашивками.

Ишь ты, храбрый. Или безумный. Или два в одном. С его работёнкой-то, конечно, рехнуться несложно…

– А мы допрос не закончили… – тихо пробормотал более осторожный Иван Иванович.

А Рюрикович в ответ прокашлялся, нахмурил густые брови и попросил таким голосом, что даже я захотел взять под козырёк: