Тьма
Шрифт:
Сомневаюсь, что они стали бы заморачиваться со мной, если бы у меня не было этих родинок. Но значение этих маленьких точек на моем теле уступает место разрывающей боли в затылке.
Чувствуя головокружение, я тянусь к своей больной голове и осторожно касаюсь пульсирующего места. Мои пальцы мгновенно становятся влажными. Кровь сочится из раны и склеивает мои волосы.
Я протягиваю руку вперед и смотрю на свои пальцы. Кровь ярко-малиново светится в огненном свете. Теперь я чувствую, как жжение слез обжигает мои глаза.
Я смотрю, как удаляются черные сапоги вожака. Он ушел, оставив меня
Он подходит ко мне, подхватывают меня на руки, затем перекидывают через плечо. Все, что я вижу, – это асфальт и подошву его ботинок.
Кровь начинает течь по моему лицу. Капли попадают мне в рот, и мне приходится выплевывать горький металлический привкус с языка.
Я пытаюсь цепляться за сознание, когда он несет меня на главную улицу. Чем ближе мы подходим, тем жарче и гуще становится воздух, и мое дыхание кажется скорее удушающим, чем свежим. Пепел и дым уже заполняют воздух. Я чувствую горечь на своем языке.
На улице дела обстоят ещё хуже. Я едва могу держать глаза открытыми из-за яростного пламени, которое поглощает весь поселок. Я поворачиваю голову ровно настолько, чтобы увидеть улицу.
Продуктовый магазин, в котором мы ночевали вчера вечером, уже сгорел. Раздавлен тяжестью пламени, которое теперь просто танцует над его могилой.
Как долго горит поселок? Мне показалось, что не так уж долго, может быть, час или около того, но полное разрушение вокруг меня говорит о том, что мог пройти целый день.
Где-то над темным небом сейчас ночь? Светит ли луна на непроницаемую черную завесу, через которую она больше никогда не сможет коснуться нашего мира?
Мои мысли уплывают от меня. В глубине моего живота расцветает волна паники – какой ущерб нанесли мои травмы головы?
Сломанная лодыжка и ушибленные ребра – это я могу пережить. Но страх грызет меня при мысли о моем треснувшем черепе, кровь из которого теперь полностью покрывает мое лицо.
Я выплевываю сгусток крови, когда светловолосый морк останавливаются. Я не вижу, где мы остановились, только асфальт и его ботинки.
Затем он сдергивает меня с плеча и отбрасывает от себя.
Руки и тела ловят меня, прежде чем я успеваю сильно удариться о землю. Они смягчают мое падение, кем бы они ни были.
Люди-пленники, понимаю я, глядя на лица, парящие надо мной. Морк бросил меня к ним, как будто я была не более чем мешком с картошкой.
Мое внимание привлекает звук рвущейся ткани. Я наблюдаю, как мужчина средних лет отрывает подол своей футболки и подносит ее ближе ко мне. Мои глаза трепещут, когда он обматывает импровизированную повязку вокруг моей черепной раны, закрепляя ее на затылке.
Я пытаюсь сосредоточиться на лицах над собой. Некоторые смотрят на меня с жалостью и беспокойством. Другие выглядят как каменные статуи, которые просто наблюдают за мной.
Но что странно, так это то, что все лица размыты. У каждого лица две пары глаз, перекошенные носы и подбородки, как у искаженной картины, и, когда они тихо бормочут друг другу, их рты выглядят как зияющие черные дыры. Пропасти небытия.
Тьма из их уст распространяется, тянется по их лицам и телам, поглощая пожары, которые бушуют вокруг нас.
Нет, это не их тьма – это
моя.Наконец моя власть над сознанием ослабевает. Я не могу продержаться ни секунды дольше.
Сознание ускользает сквозь мои пальцы, пока тьма не поглотит все вокруг меня, и мне не останется ничего, кроме как упасть в нее, неся с собой лишь крики и одну неотвязную мысль.
Меня похитили.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Невыносимая жара.
Пот прилипает к одежде, волосы липнут к мокрому лицу, и я пытаюсь вырваться из неприятных объятий пекла. Ноги корчатся в теплых обтягивающих штанах.
«Она просыпается», – говорит незнакомый голос.
Я поворачиваю голову на звук и сквозь полубессознательное и безразличные глаза смотрю на лицо, парящее надо мной.
«Вот так, хорошо», – говорит пожилой мужчина, грубо кивая и дергая рукой.
«Я же говорил, что она проснется.»
Он отодвигается в сторону, но на его месте быстро появляется лицо молодой женщины, думаю, примерно моего возраста, где-то около двадцати пяти. У нее каштановые волосы и карие глаза.
«Ты меня слышишь?» – спрашивает девушка и заправляет прядь волос за ухо. Я замечаю, что ее ухо немного деформировано. Верхняя его часть деформирована вовнутрь.
Я заставляю себя кивнуть. Но даже одно – это движение вызывает режущую боль в позвоночнике и мгновенно кружит мне голову. Я стону и тянусь к затылку. Прежде чем я успеваю прикоснуться к ране, перевязанной лоскутами футболки, девушка останавливает меня. Она берет мое запястье и кладет его обратно на горячую землю.
Затем она поднимает руку.
«Сколько пальцев я показываю?» – спрашивает она меня.
Я борюсь с желанием оттолкнуть ее руку от себя.
«Два», – говорю я, и хриплый, скрипучий звук моего голоса шокирует меня. Я понимаю, что мне нужна вода. И как только эта потребность проникает внутрь, я внезапно чувствую сильную сухость во рту. Мое горло горит от огненного воздуха, проникающего внутрь меня.
Словно прочитав мои мысли, девушка подносит к моим губам пластиковую бутылку. Она наливает мне в рот немного теплой воды, и я глотаю так жадно, как позволяют мои силы.
«Вот и хорошо», – подбадривает она. «Еще немного.»
Кто-то поддерживает мою шею. Я чувствую, как его колени шевелятся подо мной, и, отстраняясь от полупустой бутылки, я смотрю на того, чьи колени находятся под моей головой.
Это тот мужчина, который разорвал свою футболку, чтобы перевязать мою рану на голове. Он не смотрит на меня сверху вниз. Вместо этого его мрачное лицо направлено на огонь, пожирающий поселок.
Я следую за его взглядом и чувствую, как мои вены холодеют. Весь поселок горит.
Ни одно здание не осталось нетронутым яростным пламенем.
Сейчас мы находились на краю поселка, на безопасном расстоянии от костров. Но это не мешает расплавленному жару обжигать мою открытую кожу. Рана на руке зудит от жара.
Я сажусь и смотрю, как пламя пожирает поселок. С такого расстояния, несмотря на то, что палящая жара режет глаза, я вижу тела, разбросанные по главной улице. Слишком далеко, чтобы узнать лица, но я знаю, что это была моя группа. Люди, с которыми я выживала. Сомневаюсь, что кто-то из них выжил.