«То было давно… там… в России…»
Шрифт:
Она долго сохла на чердаке. А когда высохла, Саша купил в Москве длинную бечевку и привязал ее к пузырю. Он достал еще гирю-пудовик. Гиря с ручкой.
Ночью мы пошли все на реку, где купаются, работали при луне. Гирю Саша опустил посередине реки, на дно, свободный край бечевки пропустил через ручку гири.
И вот голова-пузырь стала плавать на речке. Бечевку мы протянули далеко меж кустов берега, сели и потянули. Голова ушла в воду. Мы отпустили часть бечевки, и голова-пузырь сразу выскочила на поверхность и, качаясь, затрещала. Опять потащили бечевку, голова спряталась в воду.
— Хорошо выходит, — говорил Саша. — Приспособили хорошо. Выскочит, затрещит и опять в воду. Готово. Репетиция
Бечевку натянули и привязали к кусту. Голова была под водой — не видно.
Ждем утра. Пришли рано.
Ждали, когда пойдут купаться. Сидим в кустах тихо. Видим — идут. Актриса Соня Ремизова, подруги, дачницы. Полотенца в руках, на головах. Идут такие нарядные, веселые. Видим, раздеваются на берегу. Входят по очереди в воду, плавают, плещутся, смеются. Так хорошо.
Вдруг среди них выскакивает лохматая голова… Затрещала и мгновенно пропала в воде… Отчаянный крик, визг… Выскакивают из воды, опрометью бегут по берегу. Кричат: «Утопленник, утопленник…» Отбежав, глядят на воду, волнуются, тихо подкрадываются к платью, хватают и бегут с радостью, что можно одетыми, а не голыми, добежать домой, на дачу…
На дачах поднялся шум. Что делается!.. Все собрались, кричат, идут на речку, смотрят с моста. Саша тоже с ними.
— Утопленник выскакивал… Какая страшная рожа… Боже мой, Боже… Кто такой?
Мужчины дачники купались позже. Ничего не видали. И говорили:
— Вздор, чушь. Показалось.
И мужики из деревни тоже говорили:
— Чего утопленник. Он бы выплыл, он померший. Как он головой качать может? Трещит — пустое все.
Мы решили назавтра пугать приятеля моего, магистра наук, папашу Сашиного и других купальщиков.
Но, видим, вечером на мост пришел дьячок. Сел на мосту и закидывает в речку удочку — одну, другую. Вечер тихий. Хорошо расположился, вынул табакерку, понюхал табачок. Сидит, сморкается, смотрит на поплавки. Саша из кустов отпустил бечевку, голова выскочила на поверхность воды, закачалась на воде и затрещала. Дьячок вскочил. Глядя на воду, поспешно прибрал удилище и бегом побежал с моста. Остановился на бугре и пристально смотрел на воду реки до самой темноты.
Наутро мы долго сидели в кустах. Никто не идет купаться. Скучно. Ждем долго. И видим, едет хорошая коляска с парой вороных.
Сидят господа, солидный такой человек и полная дама с зонтиком. С ними двое молодых людей. Как только коляска въехала на мост, на поверхность реки выскочила голова, треща, покачалась и пропала. Почтенный человек схватил сзади кучера за кушак и что-то закричал. Молодые люди открыли рты! Проехав мост, они остановились, замахали руками и горячо говорили. Более всех волновалась дама. Оказалось, что ехал из своего имения московский предводитель дворянства, чуть ли не сам Самарин с супругой [593] и сыновьями. Узнав это, Саша немножко испугался, присмирел. Но, конечно, у молодых начинающих актеров страха нет. Он сказал:
593
…сам Самарин с супругой… — имеется в виду московский губернский предводитель дворянства, член Государственного совета Александр Дмитриевич Самарин (1868–1932) и его жена Вера Саввична (урожд. Мамонтова).
— Черт с ним, с предводителем. Интересно выдумано: пугаются хорошо…
Наутро,
только что мы хотели профессора пугать, смотрим — народу, народу у моста, толпа, полиция, исправник, дачники, мужики в воде неводом ведут, ловят, значит, утопленника. Только как не заведут невод, нет его. Саша-актер уже на мосту. Говорит им:— Я видел его. Только, наверное, отнесло, надо ниже искать по реке.
Искали и ниже, но ничего не нашли.
Мы стороной советуем ему вынуть голову-пузырь ночью, а то дело дрянь выйдет.
— Ерунда, — говорит Саша. — Я попугаю профессора и папашу.
По дачам пошли рассказы. Один такой хороший человек, инспектор какой-то школы, обедал на террасе своей дачи и говорил гостям, как его топил утопленник, как схватил за ноги и тянул в воду, — «насилу вырвался, слава Богу», — и выпивал при этом рюмку водки.
Дачники собирались вместе, говорили: «Ужасно, что делается». Один будто бы купался и наступил на скользкий труп. Он на дне. А актриса видела его рожу около себя и боялась ночью спать. Ее сторожили актеры, защищали, дежурили ночью на даче. И пили на террасе всю ночь для бодрости.
В общем, было весело. Все перезнакомились. Приезжали гости из Москвы, ходили и смотрели на реку с моста. Исправник составил акт и послал рапорт начальству.
В Москве тоже узнали, но не очень верили. Известно, что Москва и слезам не верит.
Тогда-то Саша пошел ночью искать бечевку и пузырь. Но нет ни бечевки, ни пузыря. Украли.
Один мужичок Серега из деревни посмеивался:
— Это, — говорит, — подшутили господа какие ни на есть…
И принес исправнику лопнувший мокрый пузырь, сказав, что нашел на берегу. Вот этот самый.
Исправник рассердился ужасно, кричал: «Найду этих самых, все в Сибири будут». И доложил по начальству.
Предводитель опять ехал по мосту в свое имение. Остановился и сердито смотрел из коляски на реку у моста. Сыновья его также смотрели, сердито наморщивши брови, как папаша. Долго смотрели.
А дьячок говорил:
— Нет, довольно. Я в этом месте больше не ловец. Будя.
А Саша же Хитров, юноша без страха, выдумывал новую «штучку», как бы раздразнить актрису Соню Ремизову. Посылал ей письма от антрепренера, предлагал играть первую роль в пьесе Шекспира «Пустое сердце». Соня Ремизова ездила в Москву, купила все сочинения Шекспира, но пьесы «Пустое сердце» не нашла и сердилась ужасно.
Саша Хитров очень радовался, готовил ей на день рождения, сидя на чердаке, фейерверки и говоря нам:
— Я ее угощу бенгальским огнем. Узнает тогда меня. Я покажу ей лоботряса…
А Коля все время очень боялся, что его сошлют в Сибирь.
Так он и уехал в Москву, захвативши свое ружье, которое ни разу не выстрелило.
Но когда Саша пустил свой бенгальский огонь, должны были быстро уехать с дачи и он, и я, и Соня Ремизова.
На охоту
Познакомился я как-то с ученым человеком. Он был к тому же и охотник. Приезжал ко мне в деревню. И почему-то другие мои друзья-охотники его невзлюбили. Так бывает — невзлюбят, и все тут.
Начали ученого заедать. Спорили с утра до ночи и выводили его из терпения. Один мне его называл оболтусом, другой говорит: «Это же олух Царя Небесного». Почему Царя Небесного — непонятно.
Особенно один портил настроение ученому — нарочно городил страшную чушь. Ученый выходил из себя, кричал: «Белиберда. Сапоги всмятку». Даже охрип. Он полоскал горло бертолетовой солью и говорил мне: «Откуда они у вас взялись?»