То, что нас убивает
Шрифт:
– Хейзел внезапно замерла во время нашего разговора, её взгляд стал каким-то… пустым, я не знаю. Она перестала реагировать на меня, тогда я кинулся к кнопке, чтобы позвать помощь. Но не прошло и минуты, как она стала прежней.
Во время моего объяснения, доктор кивал головой, видимо, понимая, о чём идет речь.
– Это процесс отсутствующего взгляда и оторванности от мира называется бессудорожным генерализованным приступом. Абсансы – побочный симптом эпилепсии. Хейзел проводит в этой клинике уже третий год, но болезнь только прогрессирует. Вчера девочка внезапно потеряла сознание во время
От услышанного у меня пропал дар речи. Бедный ребенок. Не могу представить, какого ей в таком возрасте переносить подобные мучения. В очередной раз понимаю, что мой недуг по сравнению с её, – облегчение. Мне двадцать четыре, и мне тяжело жить, а как справляется она?
Как же хрупок человеческий организм. Вчера ты бежал кросс в пятнадцать километров, а сегодня ты инвалид. Жизнь несправедлива.
Вернувшись в палату, я увидел, как Аннабель о чём-то беседовала с мамой. Она что тут делает?
– Сынок! – взвыла она. Я позволил ей обхватить меня своими шершавыми руками за шею. Мама тяжело всхлипывала. Только не это! Анна стояла в стороне и умилялась. Я невольно ухмыльнулся.
– Ну, всё, мам, – сказал я и отстранился от неё. Нелепо вытирая слезы пальцами, она всё же отошла.
– Как такое произошло? – успокоившись и выпив стакан воды, спросила она.
– Как это обычно и происходит, ты будто не знаешь, – нервно ответил я. – Теперь всё хорошо.
– Спасибо, дорогая, что помогла ему, – поблагодарила мама Анну и взяла её за руку. – Если бы не ты…
И она вновь поддалась эмоциям. Решив, что пора прекращать разводить нюни, я выдавил:
– Мы с Аннабель хотели прогуляться, – быстро переведя на неё взгляд, я подал ей знак, что пора уходить.
– Да, миссис…
– Андерсон, – подхватил я и улыбнулся.
– Извините. Да, миссис Андерсон, мы планировали. Я присмотрю за ним.
Я закатил глаза. Долго раздумывая, мама всё-таки решила нас покинуть, перед этим оставив мне тысячу указаний и примечаний.
Двадцать четыре года. Двадцать четыре. Я, конечно, понимаю, что последствия болезни заставляют её переживать за меня, но в течение трёх лет, мне кажется, я доказал ей, что могу справляться сам.
Покинув территорию центра, Аннабель остановила меня со словами:
– Подожди, мне кое-что нужно тебе отдать. Она протянула мне пакетик с амфетамином, который лежал на тумбочке в палате.
– Я подумала, что никому не стоит видеть это, поэтому стащила, пока была одна, – Анна пожала плечами.
– Спасибо, но… Что ты думаешь на счёт этого? – я показал на пакетик, перед тем как забрать.
– Я ничего не думаю, просто… Не понимаю зачем тебе это, ты и так не здоров, – она развернулась и начала отдаляться от меня.
– Прости, что тебе пришлось всё это увидеть, – крикнул я ей вслед.
– Увидеть что? – спросила Аннабель, не оборачиваясь.
– Не прикидывайся, будто всё хорошо.
Она медленно подошла
с опущенными глазами, затем подняла их и взглянула на меня.– Почему ты не говорил о своей болезни?
– Мы виделись всего один раз, и тогда, поступив так нелепо, мне стало стыдно. Зачем тебе нужно было это знать?
– Вдруг я смогла бы тебе помочь, – пролепетала она, но потом задумалась. Как эта хрупкая девушка может такое говорить и предлагать помощь?
– Анна, мне не нужна помощь, тем более от тебя.
Она вновь отстранилась.
– Я сам справляюсь…
– Сегодня я убедилась в том, что ты не всегда можешь это делать самостоятельно, Норман, – впервые за время нашего общения я услышал её голос, в котором прозвучали нотки серьёзности.
Подошёл к Анне и взял за руку. Она была холодной, но я всё равно почувствовал нежность её кожи.
Мы решили прогуляться по скверу. Погода была солнечной и приятной, люди выходили на улицу в хорошём расположении духа, об этом свидетельствовали их смех и радость, которые они издавали в округе. Кто-то проводил время с семьёй, кто-то с друзьями, кто-то с любимыми. На секунду я почувствовал, что похож на них: такой же беззаботный и счастливый.
– Сколько тебе лет? – последовал вопрос от моей очаровательной спутницы.
– Двадцать четыре. Тебе ведь около двадцати, верно?
– Двадцать один.
– Почти в точку, – игриво произнес я.
– Учишься ещё, наверное?
– Да, заканчиваю факультет педагогики, – на её лице появилось мечтательное выражение, и я понял: это именно то, чего она хочет и добивается. Не мог представить, что её интересует именно эта сфера. Рад, ведь у неё есть занятость согласно своим интересам, чего категорически нельзя сказать обо мне. Я бы тоже хотел работать, заниматься любимым делом, но обстоятельства лишили меня такой возможности. Опять проблема в болезни. Спустя столько лет я до сих пор не в состоянии смириться с нарколепсией.
– Это действительно здорово, Анна, – я улыбнулся, но она заметила моё смятение.
– Ты не пробовал найти что-нибудь подходящее?
– Вряд ли меня возьмут куда-нибудь…
– Извини, если я покажусь слишком любопытной и наглой, но можно задать вопрос?
– Конечно.
– Чем ты конкретно болен и как давно?
– У меня нарколепсия уже три года, – сказал я, затем повел её к лавочке в парке. После того, как мы сели, она продолжила:
– Что такое нарколепсия?
– В общем, эта болезнь характеризуется сбоями в нервной системе. Почти каждый день меня преследуют приступы тяжёлой сонливости и невыносимой усталости, я не в силах с ними справиться. Это заложено самой нарколепсией, она управляет моим телом.
Аннабель тяжело сглотнула и уставилась на меня.
– Но, когда ты опрокинул на меня пиво, а затем принял какой-то препарат… Это… Это ведь было затекание руки?