Точка невозврата
Шрифт:
По обмякшему телу офицера прерывистой волной пробежала предсмертная дрожь. С его губ сорвался жалобный стон, и горячие, солоноватые капли покатились вниз на плотно сидящих бойцов. Оттуда, из глубины, как из тумана загробного мира, до него донеслись растерянные солдатские голоса:
– Лейтенанта убило! Лейтенанта убило!
Максим успел прожить на этом свете двадцать четыре года, но, как ни странно, кадры прошедшей жизни не мелькали перед его глазами. Лишь хохочущая, зараза Смерть, которая вот-вот подарит ему свой ледяной поцелуй. Вспомнилось, не к месту, что риск – это поцелуй Жизни в губы… Дорисковался. Оказалось, не Жизни, а Смерти… Поцелуй красавицы с карими глазами… Ему захотелось в последний раз глянуть на голубое небо, увидеть хотя бы маленький его кусочек, но как разлепить залитые кровью глаза? Кольченко поднёс слабеющую руку к лицу и
Сидящие внутри БРМ бойцы, видимо сумели всё-таки сделать полный выдох, как-то поджались, и умирающий лейтенант проскользнул внутрь салона на подхватившие его солдатские руки. Когда истерзанная душа Максима уже собралась окончательно покинуть тело и отправиться в район третьего круга рая, откуда-то издалека, из уже остававшейся в прошлом жизни, раздался тихий голос, который растерянно, но очень ясно произнёс:
– Это не кровь. Это отвар верблюжьей колючки. Хлопцы, да у него ж просто фляжка прострелена!
Возвращение из мира мёртвых свершилось мгновенно.
– Фляжка – не ляжка!!! – во всю глотку заорал внезапно оживший лейтенант, он хотел ещё что-то добавить, но не успел – замкнутое пространство салона БРМ заполнилось раскатами гомерического хохота разведчиков.
Нервное напряжение после забега под душманскими пулями, наконец-то, нашло свой выход. Громче всех смеялся Максим, вспоминая, почему-то, хохочущую красавицу. Отставшая истерика, всё-таки, догнала его. Внутри боевой разведывательной машины царило дикое безудержное веселье, а по броне настойчиво, каплями смертельного, но уже не опасного, дождя продолжали стучать пули…
А экипажу соседней машины в это время было не до веселья. Трофейная БМП не заводилась. Сидевший рядом с механиком-водителем ротный, на секунду прикрыв глаза, представил, что с ними произойдёт, если духи развернут каким-то образом доставленную к разлому зенитную пулемётную установку. Она продырявит их недостаточно крепкую броню, как консервную банку. Стартер явно был не исправен, а вот внутренняя связь в машине работала превосходно.
– Церенов, у тебя буксировочный трос есть? – тихим, вкрадчивым голосом спросил Казачёнок у механика-водителя, маленького флегматичного бурята, с узкими щелочками глаз, сквозь которые пронзительно сверкали агатовые бусинки цвета спелой вишни.
– Так точно, есть, – как-то враз всё поняв, и заметно побледнев, ответил солдат.
Он снял руки со штурвала и слегка откинулся на спинку сидения. Чтобы взять на буксир трофейный БМП, стоявшая справа БРМ подъехала своей кормой к его носу. Вторая БРМ встала слева, стремясь максимально прикрыть от обстрела люк над головой бедолаги, которому предстояло вылезти из-под зонтика стальной брони под свинцовый дождик, спрыгнуть на землю, снять буксировочный трос, сцепить им машины и, по возможности, целым и невредимым вернуться обратно.
– Я предупреждал, что техника должна быть исправной? – грустно спросил у бойца командир роты. – Вперёд, боец, цепляй трос к БРМ.
Секунд пять рядовой Церенов сидел неподвижно, видимо молился каким-то своим буддийским богам. Потемневшие до черноты агатовые глаза, окончательно сузились и, не мигая, смотрели через триплекс на фаркоп гусеничной машины, подъехавшей спереди к его БМП. Сделав глубокий вдох, солдат открыл крышку люка и стремглав выскочил наружу. Внутри боевой машины повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь цокотом пуль, бьющихся о броню. Через пару секунд он ввалился обратно, сделал глубокий выдох и, расслабленно улыбнувшись, задраил тяжёлую крышку люка.
– Нет, Церенов, так не пойдёт! Быстро вылезай и цепляй трос, никто за тебя этого делать не станет! – начал злиться Казачёнок.
– Так я всё уже зацепил, товарищ старший лейтенант! Можно ехать! – теперь и эту машину посетил приступ бурного веселья.
Как можно было произвести сцепку машин за столь короткое время, навсегда останется загадкой, и ни сам Церенов, и никто из тех, кто присутствовал при этом, так никогда и не смогут понять природу этого свершившегося на их глазах чуда. Боевые машины разведроты, под мерное постукивание пуль по броне, двинулись к выходу из безымянного ущелья.
Это
боестолкновение стало первым, но далеко не последним на той лагманской операции. Главные события были ещё впереди.Разведрота в сплошной темноте упрямо карабкалась в горы. За плечами разведчиков было немало боевых выходов. И только для двух взводных, прибывших на прошлой неделе по замене из Закавказского и Среднеазиатского военных округов, этот выход был первым. Лейтенанты производили хорошее впечатление, но были не обстрелянными. Первый бой – суровый экзамен и далеко не каждый способен выдержать его успешно. При возникновении смертельной угрозы человеческий организм мгновенно перестраивается и начинает функционировать на пределе возможностей, работа органов чувств обостряется настолько, что порой удаётся каким-то образом взглянуть на самого себя со стороны. В первом бою всё страшно и непонятно: совершенно новые звуки, непривычные ощущения. Терпкий запах реальной опасности, как отравляющее вещество, пытается парализовать твою волю и сковать твоё тело. Первый бой отдалённо напоминает первый прыжок с парашютом, только всё в сотню раз круче и жёстче, да и длится он несравнимо дольше. Бой ждёт разведчиков где-то впереди, а пока цепочка, состоящая из тридцати трёх человек, ползла вверх по скалам.
По склонам соседнего отрога выдвигался десантно-штурмовой батальон. Впереди, там, где отроги соединялись седловиной, располагался перевал через основной хребет, а за ним, в долине Салау, находился кишлак с таким же названием. В нём, по данным каскадовской агентуры, размещалась база душманов.
Басмачи, населявшие долину реки Алингар, в тактическом плане были подготовлены, пожалуй, лучше других. При приближении Советской армии они оперативно уводили женщин и детей в безопасные места и занимали заранее подготовленные оборонительные позиции. На вооружении, кроме автоматов и пулемётов, у них имелись лёгкие миномёты, и даже горные пушки, которыми они весьма грамотно пользовались. Но основной тактической изюминкой считалась их умение мгновенно сближаться с противником на минимальное расстояние, не позволявшее подразделениям бригады использовать свои главные преимущества: помощь авиации и огневую поддержку артиллерии. Дистанция, с которой духи открывали огонь, как правило, была меньше величины вероятного рассеивания снарядов, а так как в бригаде уже имелись потери от «дружественного огня», то комбриг запретил применение артиллерии и авиации в подобных ситуациях. Одно дело, когда солдат гибнет от пули противника, и совсем другое, если убит своими. Мгновенно возникает сутулая фигура военного прокурора, и начинается нудный поиск виновного с последующим наказанием, вплоть до тюремного срока, ведь прокуроры, как всегда, правы. А называть душманов духами, скорее всего, начали именно здесь, в Лагмане, за то, что они всегда появлялись внезапно, как черти из табакерки, с той стороны, откуда их не ждали, а при необходимости, так же внезапно исчезали. Видимо, у них были хорошие инструкторы.
Десантный батальон выходил к заданной точке тремя ротными колоннами: первая рота шла по левому склону отрога, вторая рота и миномётчики – по правому, по гребню хребта продвигалась третья рота во главе с управлением батальона. В каждой роте было по сотне человек. Батальон со своими пулемётными и гранатомётными взводами и миномётной батареей представлял весьма грозную и мощную боевую единицу.
Численность разведроты во время боевых выходов обычно не превышала тридцати человек, в необходимых случаях ей придавался корректировщик огня артиллерии с радиотелефонистом и артразведчиком. Автоматы и три ручных пулемёта Калашникова – вот и вся огневая мощь, но основным и самым главным «оружием» роты, безусловно, был её командир – старший лейтенант Виктор Казачёнок.
Ротным он стал недавно. Здесь, в афганских горах, у него внезапно обнаружился редкий природный дар – дар настоящего воина. Он всегда знал заранее, когда и откуда начнет стрелять противник, и успевал оповестить об этом идущих с ним бойцов, но потом не мог объяснить, откуда к нему поступило это знание. Заложенные на пути следования мины и фугасы он, видимо, чувствовал подошвами своих башмаков. Виктор предугадывал, где роту ждёт подготовленная ловушка, и по какой тропе обойти западню. За время, проведённое на этой войне, он не ошибся ни разу. Судьба берегла, постоянно рискующего жизнью ротного. Пули и осколки облетали его стороной. Казачёнка трижды представляли к званию Героя Советского Союза, и трижды в вышестоящих штабах находили причины для отказа.