Точка
Шрифт:
Женщина обернулась.
— Я уже не курю, Ганс.
— Я не про это! — сморщился Отерман.
— Ну, что?
Дитта подошла и облокотилась о стойку полной рукой. Пахла она терпкими, забористыми духами. Дешевые бусы из искусственного жемчуга украшали грудь. Подведенные тушью глаза стрельнули по Искину.
— Надо помочь мальчику?
— Нет, — сказал Отерман, — ты скажи, вода на твоем этаже есть или нет? А то утром, говорят, не было.
— Ха! — сказала Дитта. — До полудня не было. Еще часов с трех ночи. На Мауцен трубу прорвало.
— И починили? — спросил Искин.
Дитта развела ярко-алые губы в улыбке.
— Я,
— Простите, — сторонясь, сказал Искин.
Он направился к лестнице. Дитта расхохоталась ему вслед.
— Мальчик!
Уже на ступенях Искин остановился, качнул головой. Мальчик! Это сколько ж Дитте лет, если он для нее еще не вышел из пубертатного возраста?
Длинный коридор гремел, стонал, полнился детскими голосами, музыка рычала слева и справа, на кухне громыхала посуда, валил пар, пахло подгорелой пищей, кто-то вытряхивал белье, кто-то курил, один ребенок сидел на горшке, а другой катил из дальнего конца на трехколесном велосипеде. Искин здоровался с теми, кого знал, и кивал тем, кого видел впервые. Парень из «Спасающего Христоса» раздавал буклеты. Все говорили громко, наперебой, но, похоже, прекрасно друг друга слышали.
На площадке между пролетами Искин позволил себе передохнуть. В голове слегка звенело. Сумасшедщий день! Сначала Баль со Стеф, потом Паулина, потом Мессер. А в конце — вишенкой — он заснул в омнибусе. Ах, да, еще господин Раухер с грозным обещанием вымарать всех китайцев. Как он, интересно, собирался это проделать? Кроме китайцев есть же тайцы, монголы, уйгуры, манчжуры, корейцы, ниппонцы и прочие. Или добрые асфольдцы разбирать, кто есть кто, не будут?
Искин качнул головой и потащился дальше. Хорошо, хоть воду дали. Значит, будет запас. Поставить в темный угол, под кровать, к рисовому концентрату, что ему, запасу, будет? Закупорено хорошо, глядишь, не протухнет.
Коридор на его этаже имел выступ, обусловленный комнатами большого метража, и Искин все же сбился с шага, когда сразу за выступом увидел подпирающую стенку Стеф.
— У-у! Вы долго!
Она подскочила и взяла из рук Искина самое тяжелое — бутыль. Та же короткая юбка, та же серая блузка. Те же карие глаза с чертенятами.
— Извини, — сказал Искин, — искал воду.
Он почувствовал, как начинают гореть щеки. Ох, дурак. Радовался, что не увидел девчонку на крыльце? Стыдно теперь? Стыдно.
— Тяжелая, — сказала Стеф, изгибаясь под бутылью.
— А как ты прошла? — спросил Искин, выгребая ключи.
— С Марком и Славеном. И еще четырьмя девчонками. Правда, этот старик за стойкой записал наши имена. Я назвалась Бритт-Мари.
— Понятно. Я думал, он пускает по идентификаторам.
— Ага, Марка и Славена — по ним, а мы должны покинуть общежитие до одиннадцати вечера. Старик сказал, что обязательно проверит.
— Вон как.
Искин отпер дверь и включил свет. Стеф юркнула в комнату первой и сразу, оставив бутыль чуть ли не на пороге, бухнулась на кровать.
— Все, — она раскинула руки, — предел мечтаний!
Лежала: глаза — в потолок, на губах — улыбка.
— Вообще-то, это моя кровать, — сказал Искин.
— Я думаю, мы поместимся, — сказала наглая девчонка. — Здесь места — на двоих. А если одного еще положить «валетом»…
— Это мы обсудим позже.
Искин сдвинул
бутыль, закрыл дверь, поставил портфель к тумбочке у кровати и с мясным пирогом шагнул к столу.— Ты ужинала?
— Ой, нет!
Стеф в мгновение ока спрыгнула с кровати.
— Тогда садись, — сказал Искин, включая электрическую плитку. — Но сначала сходи и набери воды.
— Это куда? — с готовностью отозвалась Стеф.
— Это в конец этажа. Справа — кухня, слева будут умывальники и туалеты. На, — Искин вручил девушке железный чайник.
— Только вы не начинайте без меня, — сказала Стеф и выскочила за дверь.
Искин снял крышку с коробки. Конечно же, сейчас и стоит начать, с усмешкой подумалось ему. Пока малолетнее чудо не явилось. Он же целый день ждал именно этого момента. М-да. Тронутый пальцем пирог был чуть теплый. Остыл. Вдохнув, Искин нырнул в пахучий шкаф, освободил из-под кастюль сковородку. Тьфу-тьфу, кошмар. Зараза, аж глаза слезятся. Точно какая-то химия. Закрыв створку и подышав, ножом он порезал пирог на две неравные части. Меньшую оставил в коробке, на завтра, большую положил на выскобленное дно сковородки. Масла нет, но и не важно. Вкуснотища!
Хлопнула дверь. Искин повернулся и увидел Стеф, прижавшуюся к фанере лопатками. Чайник в руках у живота, щеки — в румянце, глаза широко распахнуты.
— А у вас там моются, — сказала она так, словно ей открылась жуткая тайна.
— Прости, — сказал Искин, — у нас нет душа. Приходится так.
Стеф заторможенно кивнула.
— Ага. Там взрослый мужчина, в пене, а я воду набираю. А он еще поет. И все видно. Ну, хоть и вполоборота…
Она замолчала.
— Если ты тоже хочешь, у меня есть шланг с насадкой, — сказал Искин.
— Н-нет, спасибо.
— Смотри, — Искин забрал чайник из рук девчонки. — Пока вода есть, зевать не стоит. Давай, садись.
Он подтолкнул девчонку к столу.
— Все ж подглядывать будут, — Стеф забралась на стул с ногами.
Искин вручил ей картонную тарелку.
— Я позову Сусанну из сорок третьей, она тебя посторожит, если для тебя это так важно. Сколько ты уже не мылась?
Вскинув руку, Стеф понюхала блузку в подмышке.
— Дня три. А что, пахнет?
— Пока нет, — Искин снял разогретую сковородку с пирогом с плитки и поставил вместо нее чайник. — Но скоро будет.
Он положил деревянную подставку, предупредил:
— Осторожнее.
Стеф отпрянула. Мгновение — и сковородка обосновалась в центре стола. Мясной пирог золотился в ней, как алхимическое золото. Капли жира шипели на дне.
— Это все мне? — спросила Стеф, нырнув к сковородке любопытным носом.
— Ну, все! Не все. Погоди.
— Пахнет зашибически!
— Погоди, говорю.
Искин отхватил ножом четверть пирога, плюющегося мясными комочками, отскреб ее и переложил в тарелку.
— Это кому? — шумно сглотнув, спросила Стеф.
— Мне, — сказал Искин.
— А все остальное?
— Тебе.
Девчонка взвизгнула. Только что сидела напротив, и вот уже нет ее. Искин не успел повернуться, мягкие губы впечатались в его небритую щеку, тонкие руки обняли на долю секунды, он озадаченно моргнул, качнулся навстречу, но, как оказалось, впустую — веселая, счастливая Стеф уже вернулась на прежнее свое место.
— Можно переложить? — спросила она.
— Э… да, — сказал Искин, застыв в неудобной позе.