Точка

— Ну, это я так сначала думала. Хотя вот на омнибус у вас деньги есть. И на пирог. Вы не такой уж и бедный.

— И куда бы я тебе звонил?

— В коммуну, конечно!

— Там же Греган.

— Я, когда предлагала, еще не помнила о Грегане. Не это было важно. А потом вспомнила и поняла, что возвращаться туда не буду.

— Знаешь, — сказал Искин, покрутив кружку в пальцах, — все это звучит несколько подозрительно.

— Вовсе нет!

— А я думаю, да.

Искин отхлебнул чай и закусил его пирогом. Стеф смотрела на него, и нижняя губа ее подрагивала от обиды.

— Вы ничего не понимаете!

— Чего не понимаю? — спросил Искин.

— Вы такой… ну, настоящий, отзывчивый, не как ваш друг. Конечно, немного странный. И вылечили меня. Я просто хотела остаться с вами.

— А Греган — выдуманный персонаж?

Стеф мотнула головой.

— Нет. Если он найдет меня, то, наверное, убьет.

— Понятно, — сказал Искин, вздохнув, — с твоим жильем мы что-нибудь придумаем. Я куплю тебе место со спальным мешком в холле. Но только на месяц.

— А здесь я не могу жить?

— Здесь живу я.

— Я буду тихо-тихо, — произнесла Стеф, будто в поиске участия пытаясь накрыть своей ладонью пальцы Искина.

Искин отклонился вместе с кружкой.

— Это не тема для обсуждения.

— Возьмете и выгоните меня, да? Вы же здесь почти не живете. А я порядок наведу, шкаф ваш проветрю, полы помою.

Искин посмотрел в темноту за окном.

— Пожалуйста, — сказала девчонка, привстав. — У вас рубашки неглаженые, а я поглажу.

— У меня нет утюга, — сказал Искин.

— Но у кого-то же есть?

Искин отставил кружку.

— Ты понимаешь, что ставишь меня в совершенно дурацкое положение? — спросил он.

— Чем?

— Своим присутствием!

— Вы что, меня боитесь? — удивилась Стеф.

— Нет. Но ты и я — это неприемлемо. Это… — Искин не находил слов. Они клокотали в горле и бились на колкие осколки. — Пойми, тебе нет и шестнадцати. Все станут думать, что мы с тобой… Что я купил тебя.

— Пусть думают, — легкомысленно сказала девчонка. — Как будто другие так не делают.

— Я — не делаю.

— А те же Марк и Славен…

Искин заскрежетал зубами.

— Ты спала с Балем!

— Всего один раз, — парировала Стеф. — И мне не понравилось. Все время хотелось зажать нос от запаха рыбы.

Искин почувствовал, что устал.

— Я не хочу с тобой спорить, — сказал он. — Сегодня, так и быть, ты переночуешь здесь, но завтра тебе придется или согласиться на холл, или искать место себе самой, без меня и моей помощи.

— Хорошо, — покладисто сказала Стеф. — А где я сплю?

— На кровати.

— А вы?

— В шкафу!

— Серьезно?

— Нет. Я постелю на полу. Или пойду к Балю.

Показывая, что разговор окончен, Искин встал, перенес сковородку на тумбочку рядом с плиткой, вывалил в нее из коробки остатки пирога, потрогал чайник и долил из него себе в кружку остывшего кипятка. Отхлебнул.

— То есть, вам спать с Балем приятнее, чем со мной? — спросила Стеф.

— Может быть, — сказал Искин.

Девчонка куснула губы.

— Тогда дайте мне полотенце, — протянула руку она.

— Что?

— И мыло. Вы же хотели, чтоб я помылась?

— Хотел.

— И шланг.

— Сейчас.

Присев перед тумбочкой, Искин достал из нее обмылок в закрытой жестяной мыльнице, свернутый в бухту резиновый шланг с притороченной к нему насадкой от садовой лейки, куцую поролоновую мочалку, с кроватной спинки снял полотенце, но, подумав, вернул его на место. Вместо этого из второго отделения шкафа, сдвинув висящий на плечиках старенький поношенный костюм, он извлек простыню и полосатый матрас, а затем, пошарив ладонью на верхней полке, вытянул еще одно полотенце.

— Вы запасливый, — сказала Стеф.

— Не подлизывайся, — Искин свалил матрас с простыней на кровать, а мыльницу, мочалку, шланг и полотенце вручил девчонке. — Все, можешь идти.

— А если там занято?

— Займешь очередь.

— Хорошо, — легко согласилась Стеф. — Я пошла?

— Погоди. Я пройду с тобой.

Искин подхватил простыню.

— Это зачем? — спросила Стеф.

— Прикрою тебя, чтобы никто не пялился.

— А шланг подержите?

Ох уж это ехидство в голосе! Вместо ответа Искин указал на дверь. Они вышли из комнаты. Пока Искин возился с замком, Стеф ускакала вперед. В коммунальном санузле две девочки шести-семи лет держали руки в одной раковине и больше плескались и брызгались, чем оттирали чернильные пятна на пальцах. Рядом женщина, набрав таз, склонившись, мыла голову. Место у полукружья слива было свободно. Угол стены влажно поблескивал. На кафельном полу медленно оседали лепешки серой пены.

— Мы вовремя, — сказал Искин, цепляя за крючок конец простыни. — Становись.

Стеф скинула туфли.

— Можно раздеваться?

— Держи пока.

Искин передал девчонке свободный край простыни и принялся накручивать шланг на кран.

Шумела вода. Из кухни через коридор текли неразборчивые женские разговоры. Постукивала ложка. Лем морщился, пытаясь вспомнить, о чем он думал буквально десять минут назад. О чем-то важном. О чем-то действительно важном. Шел с чаем в комнату, была какая-то мысль, потом…

— Здравствуйте, — убрав мокрые волосы с лица, сказала женщина.

— Добрый вечер, — пришлось отозваться Искину.

— Здрасте, — сказала Стеф, у которой над простыней торчала одна голова.

— Ваша? — спросила женщина Искина.

— Дальняя родственница.

Лампы пощелкивали под потолком, заливая помещение резким светом.

— А мои — вон, — женщина кивнула на девочек у раковины. — Тина, Рона, поздоровайтесь с соседями.

Тина и Рона хором произнесли:

— Здравствуйте!

— Привет.

Искин включил воду. Из насадки сначала брызнула холодная, но стоило подкрутить вентиль, и потекла теплая. Несколько секунд Лем держал ладонь под струйками, подбирая температуру.

— Ладно.

Он перехватил у Стеф простыню и шагнул в сторону, отвоевывая у возможных зрителей треугольный кусок пространства. Вода из насадки побежала на пол.

— Можно раздеваться? — спросила Стеф.

— Да, толь…

Искин не успел ни договорить, ни отвернуться. Неуловимым движением Стеф освободилась от блузки, словно нарочно показывая ему соблазнительную, остренькую, с задорными пятнышками сосков грудь. Конечно, где нам лифчики носить? В голове у Лема пронеслись жаркие, опасные, огненно-розовые картины, где люди сплетались телами, руками и распахивали для поцелуев рты. Он вонзил взгляд себе под ноги.