Толстой-Американец

«Я сам на точке разориться и, может быть, разорить твою великодушную сестру Веру — всё ето, быть может, за доброе токмо желание наше спасти от беды к<нязя> Фёдора (во всём сказанном нет ни на грош иперболы)», — читаем в другом месте ^[787] .

А в ответ на предложение Василия Гагарина обзавестись модными парижскими канделябрами наш герой писал 6 сентября 1828 года из Глебова: «От канделябр я отказываюсь, по самой той же причине, которая приказывает мне жить против желания в деревне» ^[788] .

787

Там же. Л. 31.

788

Там же. Л. 28 об. В том же письме Ф. И. Толстой пытался убедить князя: «Естьли б я только сделал хотя одно получение по разным претензиям моим, то будь уверен, любезной друг, что вменю себе сердечной обязанностию тебя выручить». (Там же.)

Шампанского же и французского вина (см. главу 6) экономивший на всём Американец отвергнуть не смог.

В 1829 году князь Василий Фёдорович Гагарин приказал долго жить. О судьбе заложенного владения Американца сведений нет. Но в письме С. Д. Киселёву, которое написано, вероятно, в тридцатые годы, граф Фёдор Иванович сообщил, что к его «тамбовскому имению» скоро может быть «приставлена опека» ^[789] . Это даёт нам некоторые основания думать, что выручить поместье из заклада Толстой так и не сумел.

789

Поликовский.С. 160.

Хотя дела графа Фёдора катились под гору, он и не думал падать духом. Надежды Американца на спасение главным образом были связаны с получением богатого наследства. И эти упования казались тогда ему весьма основательными.

Толстые состояли в родстве с Завадовскими, и с некоторых пор Американец претендовал на часть огромной (в четыре тысячи душ) Августовской экономии, имения в Могилёвской губернии, некогда принадлежавшего екатерининскому фавориту графу Петру Васильевичу Завадовскому (1739–1812). С братом покойного вельможи, генерал-майором Яковом Васильевичем Завадовским, у нашего героя, похоже, намечалась полюбовная сделка. Неслучайно 28 октября 1823 года граф Фёдор Толстой писал С. Д. Киселёву, своему кредитору: «Каждую минуту я на той точке, чтобы получить значительную сумму, <…> ожидаю поверенного г<осподина> Завадовского со дня на день, и коль скоро он будет, то я неминуемо должен разбогатеть; и тогда с удовольствием и даже большой благодарностью <…> с вами разочтусь» ^[790] .

790

Там же. С. 94.

Однако генерал-майор Я. В. Завадовский вскоре умер, и Американцу пришлось судиться с его вдовой, Елизаветой Павловной. Старухой умело руководил сын, граф Иван Яковлевич, бывший преображенец, действительный статский советник и камергер, кавалер ряда орденов. У И. Я. Завадовского имелись обширные связи во всяческих департаментах, и он, стремясь избавиться от докучливого дальнего родственника, предпринял определённые казуистические шаги.

Дело усложнилось и необычайно затянулось.

Известно, что в двадцатые годы Американец посещал Могилёвскую губернию по меньшей мере дважды, в 1825 и 1828 годах ^[791] . Но на месте, в губернском синедрионе, ему не удалось ускорить разбирательство. Тяжба была перенесена в Петербург и завершилась лишь в следующем десятилетии.

791

ОА. Т. 3. СПб., 1899. С. 107; НИОР РГБ. Ф. 85. К. 19. Ед. хр. 30. Л. 24.

Поездками в Костромскую и Могилёвскую губернии граф Фёдор тогда не ограничился.

Побывал наш герой и в губернии Тамбовской (где для него не нашлось доброго рома).

Кроме того, в январе 1828 года он наведался в Северную столицу ^[792] .

А до визита в Петербург Американец, в 1826–1827 годах, наслаждался Европой и Парижем ^[793] . По дороге туда, проезжая немецкий курортный город Бад-Эмс, русский путешественник остановился в гостинице «Vier Thurmen» ^[794] .

792

«Толстой Фёдор Иванович уехал в Петербург, — сообщил В. Л. Пушкин князю П. А. Вяземскому 2 января 1828 года, — повёз туда Хлюстиных, своих племянников» (Пушкин В.Стихи. Проза. Письма. М., 1989. С. 272).

793

Первое письмо графа Ф. И. Толстого из Парижа, адресованное князю В. Ф. Гагарину, датировано 3 февраля 1826 года; последнее же — 10 мая 1827 года (НИОР РГБ. Ф. 85. К. 19. Ед. хр. 30. Л. 1–7).

794

Миллер С.Эмс и дворяне России. М., 2008. С. 301.

Там же, в германских землях, Американец с удовольствием подшутил над чиновниками-буквоедами, о чём не преминул потом рассказать князю П. А. Вяземскому. Тот вспоминал о графе: «Где-то в Германии официально спрашивают его: Ihr Character? — Lustig, — отвечает он, — т<о> е<сть> весёлый» [795] ^[796] .

Вернувшись домой, в Москву, граф Фёдор вновь не упускал случая повеселиться. И когда в конце декабря 1828 года (или в первые дни января 1829-го) подгулявшие приятели запиской [797] кликнули Американца присоединиться к ним, Фёдор Иванович ответил цидулькой следующего содержания: «О пресвятая и животворящая троица, явлюсь к вам, но уже в пол упитой.

795

Соль шутки (едва ли понятой туземцами) состоит в том, что немецкое слово «Character» имеет несколько значений. Чиновников, разумеется, интересовало званиевояжёра, а граф Ф. И. Толстой невинно сообщил им, каков у него нрав.

796

СЗК. С. 450.

797

Эту записку соорудил князь П. А. Вяземский, а подписали её Д. Н. Болотовский, А. С. Пушкин и С. Д. Киселёв (XIV, 37).

Т<олстой>. Не вином, а наливкой, кою приимите, яко предтечу Толстова» (XIV, 37).

Конец лета и осень 1829 года наш герой провёл уже в солнечной Италии, в частности во Флоренции ^[798] .

«Я вовсе поглупел» ^[799] . «Много я переменился, состарелся, остыл» ^[800] . Так писал о себе Американец в конце двадцатых годов. Однако стареть понемногуграфу Фёдору Ивановичу решительно не хотелось, и он, игнорируя возраст, бодрился, «бевер-ленился», оставался — буквально во всём, «литера в литеру» ^[801] , — стародавним Американцем, путешествующим

798

НИОР РГБ. Ф. 85. К. 19. Ед. хр. 30. Л. 9–15.

799

Там же. Л. 24.

800

Там же. Л. 30.

801

Там же.

Из рая в ад, из ада в рай!

Скоро нашему герою должно было стукнуть пятьдесят.

Толстой, верно, предчувствовал, что близится «холерный век» ^[802] , что вот-вот наступит печальное время, когда о «мятежных склонностях» ему придётся забыть.

И отставной полковник напоследок нещадно «шпорил» себя, торопился пожить всласть.

По утверждению Т. Новосильцевой, Пётр Нащокин как-то сказал об Американце некоей молодой особе: «Если б он вас полюбил и вам бы захотелось вставить в браслет звезду с неба, он бы её достал. Для него не было невозможного, и всё ему покорялось. Клянусь вам, что в его присутствии вы не испугались бы появления льва» ^[803] .

802

РГАЛИ. Ф. 195. On. 1. Ед. хр. 2863а. Л. 4.

803

PC. 1878. № 6. С. 334.

Укрощать хищников седеющему графу не довелось, но зато однажды он едва не вышел к барьеру.

Правда, никакая дама в эту историю замешана не была.

Глава 8. ДУЭЛЬ БЕЗ ДУЭЛИ

Толпа <…> в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе.

А. С. Пушкин

В жизни Александра Пушкина есть ряд важных эпизодов, которые — в оптике традиционного «пушкиноцентризма» — до сих пор, полагаем, не получили сколько-нибудь удовлетворительного объяснения.

К таковым следует отнести и историю острейшего и долгого конфликта поэта с графом Фёдором Ивановичем Толстым. Интерпретация этой распри — интереснейшей страницы эпохи, яростного столкновения незаурядных характеров — по-прежнему выглядит как незатейливая, бедная сюжетом сказка со счастливым концом.

Сказка, где правда(воплощённая, естественно, в Пушкине), помыкавшись, победила-таки наглое, безудержное зло(сиречь нашего героя).

Вот краткое изложение официальной,испокон веку бытующей в пушкинистике версии конфликта.

Молодой, недавно вышедший из Лицея Пушкин познакомился с графом Фёдором Толстым где-то в октябре — ноябре 1819 года в Петербурге. На «чердаке» у приятеля Американца, драматурга князя А. А. Шаховского (на Малой Морской), они сели за карты, и поэт мигом понял, что противник «передёргивает». Пушкин высказался по этому поводу. «Да я сам это знаю, — ответил Фёдор Иванович, — но не люблю, чтобы мне это замечали» ^[804] .

804

ПВС-1. С. 413 (рассказ А. Н. Вульфа, записанный М. И. Семевским).