Том 1. Громокипящий кубок

1910

Гурманка (сонет)

Ты ласточек рисуешь на меню, Взбивая сливки к тертому каштану. За это я тебе не изменю И никогда любить не перестану. Все жирное, что угрожает стану, В загоне у тебя. Я не виню, Что петуха ты знаешь по Ростану И вовсе ты не знаешь про свинью. Зато когда твой фаворит — арабчик Подаст с икрою паюсною рябчик, Кувшин Шабли и стерлядь из Шексны. Пикантно сжав утонченные ноздри, Ты вздрогнешь так, что улыбнутся сестры, Приняв ту дрожь за веянье весны…

1910

Марионетка проказ (новелла)

Чистокровные лошади распылились в припляске, Любопытством и трепетом вся толпа сражена. По столичному городу проезжает в коляске Кружевная, капризная властелина жена. Улыбаясь презрительно на крутые поклоны И считая холопами без различия всех, Вдруг заметила женщина — там, где храма колонны, Нечто красочно-резкое, задохнувшее смех. Оборванец, красивее всех любовников замка, Шевелил ее чувственность, раболепно застыв, И проснулась в ней женщина, и проснулась в ней самка, И она передернулась, как в оркестре мотив. Повелела капризница посадить оборванца На подушку атласную прямо рядом с собой. И толпа оскорбленная не сдержала румянца, Хоть наружно осталася безнадежной рабой. А когда перепуганный — очарованный нищий Бессознательно выполнил гривуазный приказ, Утомленная женщина, отшвырнув голенищи, Растоптала коляскою марьонетку проказ…

1910

Prelude I

Я, белоснежный, печальноюный бубенчик-ландыш, Шуршу в свой чепчик Зефира легче Для птичек певчих… И тихо плачу белесой ночью, что миг мне дан лишь Для вдохновенья, Для упоенья Самозабвенья… О, Май душистый, Приляг на мшистый Ковер пушистый! Люблю, как утром мои коронки ты обрильянтишь! На луноструне Пою чаруний — Стрекоз ажурных… Я — милый, белый, улыбный ландыш Усну в июне…

1911

Virelai

Я голоса ее не слышал, И имени ее не знал… …Она была в злофейном крэпе… …В ее глазах грустили степи… Когда она из церкви вышла И вздрогнула — я застонал Но голоса ее не слышал, Но имени ее не знал.

1912. Ноябрь

Дель-Аква-Тор Лирическая вуаль

1

— Иди к цветку Виктории Регине, Иди в простор И передай привет от герцогини Дель-Аква-Тор. На том цветке созрело государство; Найди шалэ; У входа — страж, в руке у стража — астра, Звезда во мгле. Тогда скажи, застолбенея в дверцах: «Несу простор! Привет тебе, лилиесердный герцог Дель-Аква-Тор! Вставай на путь, по благости Богини Тоску забудь… Внемли послу грозовой герцогини — Вставай на путь! Довольно мук; ты долго пожил ало, Твой бред кровав; Она тебя увидеть пожелала, К себе призвав. Довольно мук — их искупило время… Твой взор смущен… Коня, коня! огнистей ногу в стремя, — Ведь ты прощен!»

2

Ушел посол к Виктории Регине, Ушел в простор, Чтоб передать привет от герцогини Дель-Аква-Тор. Он долго брел в обетах ложных далей И — в щелях скал — Испепелил подошвы у сандалий, И все искал. Искал страну и втайне думал: сгину, — Не поверну… Искал страну Викторию Регину, Искал страну. Лишь для него пчела будила струны Своих мандол; Лишь для него ломалось о буруны Весло гондол; Лишь для него провеерила воздух Слюда цикад. И шел гонец, и шел с гонцом сам Гроз-Дух Все наугад. Он не пришел к Виктории Регине, Он не пришел; Не передал прощенья Герцогини, — Он не нашел. Он не нашел такой страны цветковой И — между скал — Погиб посол, искать всегда готовый… Да, он искал!

3

Прошли века, дымя свои седины, Свой прах сложив, В земле — рабы, и в склепах — паладины, Но герцог — жив. Он жив! Он жив! Он пьет очами сердца Пустой простор. И мира нет, — но где-то бьется герцог Дель-Аква-Тор…

1910

Сонаты в шторм

На Ваших эффектных нервах звучали всю ночь сонаты, А Вы возлежали на башне на ландышевом ковре… Трещала, палила буря, и якорные канаты, Как будто титаны-струны, озвучили весь корвет. Но разве Вам было дело, что где-то рыдают и стонут, Что бешеный шторм грохочет, бросая на скалы фрегат. Вы пили вино мятежно. Вы брали монбланную ноту! Сверкали агаты брошек, но ярче был взоров агат! Трещала, палила буря. Стонала дворцовая пристань. Кричали и гибли люди. Корабль набегал на корабль. А вы, семеня гранаты, смеясь, целовали артиста… Он сел за рояль, как гений, — окончил игру, как раб…

Дылицы

1911

Балькис и Валтасар Лириза (по Анатолию Франсу)

Прекрасною зовут тебя поэты,

Великою зовут тебя жрецы.

Мирра Лохвицкая

Царь Валтасар у стен Сабата

Повеял шумный аромат Цветов, забвенней, чем Нирвана. Конец пути для каравана: Вот и она, страна Сабат! Царь Эфиопский Валтасар Вскричал рабам: «Поторопитесь! О, маг мой мудрый, Сембобитис. Мы у Балькис, царицы чар! Снимайте пыльные тюки С присевших в устали верблюдов, И мирру, в грани изумрудов, И золотые пустяки». Гостей приветствует весна, Цветут струистые гранаты; Как птицы, девушки крылаты, Все жаждет ласки и вина! Где золотеют купола — Фонтан, лук сабель влажно-певчих, Ракетит ароматный жемчуг И рассекает пополам! Волнуйно-теневый эскиз Скользнул по зубчикам дворцовым, — В наряде чувственно-пунцовом К гостям спускается Балькис. Цветет улыбка на губах, Разгоряченных соком пальмы, — И Валтасар, как раб опальный, Повержен долу при рабах…

В шатре блаженства

Улыбно светит с неба Синь — Цветка эдемского тычинкой. Царь кипарисною лучинкой Разлепесточил апельсин. В углу распластан леопард, И — кобылицею на воле — Балькис, в гирляндах центифолий, На нем волшбит колоду карт. Ланитный алый бархат смугл, И губы алчущие пряны… Глаза — беспочвенные страны, Куда — ни слон, ни конь, ни мул… Омиррен палевый шатер, И царь, омгленный ароматом, От страсти судорожно-матов, К царице руки распростер… Менкера, евнух женофоб, Бледнеет желтою досадой… А в окна льется ночь из сада — Черна, как истый эфиоп. И вот несет уже кувшин С водой душистою Алави… И Суламифь, в истомной славе, Ждет жгучей бездны, как вершин…

В Эфиопии

Олунен ленно-струйный Нил, И вечер, взяв свое кадило, Дымит чешуйкам крокодила, — Он сердце к сердцу заманил. Печален юный Валтасар. Трепещут грезы к Суламите… На звезды смотрит он: «Поймите Мою любовь к царице чар!» Он обращается к Кандас: «Пойми, Балькис меня отвергла, И прогнала меня, как негра. Насмешкою маслинных глаз!..» Тиха терраса у реки. Спят Сембобитис и Менкера. Завоет в роще пальм пантера, Завьются змеи в тростники, — И снова тишь. Тоской объят, Царь погружается в безгрезье… Склонился ангел в нежной позе, Твердит, что вымышлен Сабат… Все это-сон, мечта, каприз… Извечный вымысел вселенский… …В стране Сабат царь Комагенский Берет горящую Балькис!

1911

Городская осень

Как элегантна осень в городе, Где в ратуше дух моды внедрен! Куда вы только ни посмотрите — Везде на клумбах рододендрон… Как лоско матовы и дымчаты Пласты смолового асфальта, И как корректно-переливчаты Слова констэблевого альта! Маркизы, древья улиц стриженных, Блестят кокетливо и ало; В лиловом инее — их, выжженных Улыбкой солнца, тишь спаяла. Надменен вылощенный памятник (И глуповат! — прибавлю в скобках…) Из пыли летней вынут громотник Рукой детей, от лени робких. А в лиловеющие сумерки, — Торцами вздорного проспекта, — Зевают в фаэтонах грумики, Окукленные для эффекта… Костюм кокоток так аляповат… Картавый смех под блесткий веер… И фантазер на пунце Запада Зовет в страну своих феерий!..

1911

Оскар Уайльд (ассо-сонет)

Его душа — заплеванный Грааль, Его уста — орозенная язва… Так: ядосмех сменяла скорби спазма, Без слез рыдал иронящий Уайльд. У знатных дам, смакуя Ривезальт, Он ощущал, как едкая миазма Щекочет мозг, — щемящего сарказма Змея ползла в сигарную вуаль… Вселенец, заключенный в смокинг дэнди, Он тропик перенес на вечный ледник, — И солнечна была его тоска! Палач-эстет и фанатичный патер, По лабиринту шхер к морям фарватер, За красоту покаранный Оскар!