Том 1. Громокипящий кубок

3

Балькис забыла для него Свой путь, свой сан, свое значенье. Чтоб облегчить его мученья, Она забыла для него. А он, изведав облегченье, Ее покинул. Для чего Она забыла для него Свой путь, свой сан, свое значенье?

4

Дальнейший путь ей запрещен Ифритом, гением лазурным. Ивлис победой восхищен: Дальнейший путь ей запрещен. Тогда, томясь порывом бурным, Скорбит царица: «Соломон! Мне путь священный запрещен Ифритом, гением лазурным…»

5

Над Гиацинтом правит суд Балькис, премудрая царица. Он пойман! вот его ведут!.. Она над ним свершает суд, Она убить его грозится… Но грезы вдаль ее несут — И свой оканчивает суд Прощеньем мудрая царица.

6

Спешит лазоревый Ифрит Направить путь ее к Сарону, И осеняет ей корону Крылом лазоревый Ифрит. Он вдохновенно говорит: — Готовься в жены Соломона! — И вновь ликующий Ифрит Ведет Балькис в поля Сарона.

Благодатная поэза

Ты набухла ребенком! ты — весенняя почка! У меня будет вскоре златокудрая дочка. Отчего же боишься ты познать материнство? Плюй на все осужденья как на подлое свинство! Возликуй беспредельно, крещена благодатью, Будь хорошей подругой и такою же матью! Вытравлять же ребенка — ты согласна со мною? — Это то же, что почки уничтожить весною, Цвет плодов поразвеять. Эта мысль неотступно Беспокоит меня, — так не будь же преступна!

Ст. Веймарн, мыза Пустомержа.

Невод грез

У меня, как в хате рыболова, Сеть в избе, — попробуй, рыб поймай! В гамаке, растянутом в столовой, Я лежу, смотря в окно на май. На окошке солнится лиловый Creme des Violettes [9] . Я — мальчик-пай. И она, любимая, в два слова Напевает нежно: «баю-бай»… Зеленеет, золотеет зелень, И поет — чирикает листва… Чей капот так мягок, так фланелев? Кто глазами заменил слова? Для тебя все цели обесцелив, Я едва дышу, я жив едва. Телом, что в моем тонуло теле, Обескровить вены мне — права. А теперь, пока листвеют клены, Ласкова, улыбна и мягка, Посиди безмолвно и влюбленно Около меня, у гамака. Май шалит златисто и зелено, Дай ему ликеру два глотка, — И фиалковой волшбой спеленат, Падая, даст липе тумака!

9

Фиалковый ликер (фр.)

Веймарн

1918

Майская песенка

Раскачни мой гамак, подкачни! — Мы с тобою вдвоем, мы одни. И какое нам дело, что там, Где-то там не сочувствуют нам?!. Май любезно смеется в окно… Нам любовно с тобой и смешно: (Ты меня целиком понимай!) Пред поэтом заискивал май. Понимает, должно быть, что я, Беспредельную силу тая, Захочу — и оперлю его, Ну а нет — про него ничего! В этот год мне отрадна весна И пришедшая слава ясна, — Будет славно воспет мною май! Подкачай же гамак! раскачай!

Веймарн

Реабилитация

Ты осудил меня за то, что я, спеша К любимой женщине, родами утомленной, Прервал твое турнэ, что с болью исступленной К ней рвалась вся душа. Еще ты осудил меня за то, Что на пути домой я незнакомку встретил, Что на любовь ее так нежно я ответил, Как, может быть, никто! Но что же я скажу тебе в ответ? — Я снова с первою — единственной и вечной, Как мог ты осудить меня, такой сердечный, За то, что я — поэт?

Веймарн

Обе вы мне жены…

Обе вы мне жены, и у каждой дети — Девочка и мальчик — оба от меня. Девочкина мама с папой в кабинете, А другой не знаю тысячу три дня. Девочкина мама — тяжко ль ей, легко ли — У меня, со мною, целиком во мне. А другая мама где-то там на воле, Может быть, на море, — может быть, на дне. Но ее ребенок, маленький мой мальчик, Матерью пристроен за три пятьдесят. Кто же поцелует рта его коральчик? Что же: я невинен или виноват? Ах, я взял бы, взял бы крошку дорогого, Миленького детку в тесный кабинет. Девочкина мама! слово, только слово! — Это так жестоко: ты ни «да», ни «нет»!

Ст. Бруда

Поэза без названия

Князь взял тебя из дворницкой. В шелка Одел дитя, удобное для «жмурок»… Он для тебя-не вышел из полка, А поиграл и бросил, как окурок. Он роскошью тебя очаровал И одурманил слабый ум ликером. И возвратилась ты в родной подвал, Не осудив любовника укором. Пришел поэт. Он стал тебе внимать И взял к себе в убогую мансарду, Но у него была старуха-мать, Язвившая за прежнюю кокарду. И ты ушла вторично в свой вертеп, А нищий скальд «сошел с тоски в могилу». Ты не могла трудом добыть свой хлеб, Но жить в подвале стало не под силу. И ты пошла на улицу, склонясь Пред «роком злым», с раскрытым прейскурантом. И у тебя в мечте остался — князь С душой того, кто грел тебя талантом.

Nocturne («Сон лелея, лиловеет запад дня…»)

Сон лелея, лиловеет запад дня. Снова сердце для рассудка западня. Только вспомню о тебе, — к тебе влечет. Знаешь мысли ты мои наперечет. И хочу, иль не хочу — к тебе без слов Я иду… А запад грустен и лилов.

1908

Только миг

Я гостил в твоем сердечке Только миг. Это было возле речки, Где тростник. Ты в душе моей — как дома Навсегда! И разрушит те хоромы Кто? Когда?

Встречать выхожу…

На нашу дорогу встречать выхожу я тебя, — Но ты не приходишь… А сердце страдает, любя… Я все ожидаю: вот-вот ты прорежешь листву И мне улыбнешься опять наяву-наяву! Отдашься… как прежде, отдашься! даруя, возьмешь. Но ты не приходишь и, может быть, ты не придешь. А я на дороге, на нашей встречаю тебя! А я тебе верю!.. И мечется сердце, любя…

Мыза Ивановка

Вальс (на мотив Мирры Лохвицкой)

Если это возможно, устрой Наше счастье, разбитое мной. Ощущений отцветших пусть рой, И в душе полумрак ледяной. Но к кому? но к кому? но к кому Я взываю со скорбной мольбой? Почему? почему? почему Я исполнен, как раньше, тобой? Мы расстались с тобою, когда, Тихо осень истлела в снегу. Шли минуты, шли дни, шли года, — Но тебя позабыть не могу! Не могу позабыть никогда! Ты со мною, хотя без меня… Ты всегда для меня молода И желанна, как солнце для дня. Ты ушла, наше счастье поправ, — Кто из нас виноват, посуди! Но я прав! но я прав! да я прав Тем уже, что взываю: приди! Пусть я жалок тебе — пожалей! Пусть я грешен — прощенье неволь! Или месть — прегрешения злей, — Но тобой надышаться дозволь!