Том 1. Громокипящий кубок

1910.

Измена мая

Я родился в мае, в месяце весеннем, Звонком и веселом, Шумном и душистом, И сказали розы; «Мы тебя оденем Светлым ореолом — Как молитва, чистым». Улыбнулось солнце, солнце засверкало, Ласковым приветом Чествуя рожденье; Солнце загорелось, запылало ало И зажгло поэтом С искрой вдохновенья! Разодет цветами с детской колыбели, Я запел соловкой Радостно и звонко, Запечатлевая мир, где все скорбели, Юною головкой И душой ребенка. Время шло, — и солнце потускнело в тучах, Лаской не блестело, Злоба песнь косила; Опадали розы при ветрах летучих, Истомилось тело, Притупилась сила. Время шло… И радость дней моих весенних Растопилась в слезах, Сердцу не внимая; И теперь я плачу, плачу на коленях О погибших грезах, Об измене мая!

1908. Февраль.

Неразгаданные звуки

В детстве слышал я ночами Звуки странного мотива. Инструмент, мне неизвестный, Издавал их так красиво. Кто играл? на чем? — не знаю; Все покрыто тайною мглою; Только помню, что те звуки Власть имели надо мною. Их мотив был так чарующ, Так возвышен, полон ласок; Вместе с тем печален, страшен — Описать его нет красок. Я боялся этих звуков, Их таинственнаго свойства, Но когда я их не слышал, Я был полон беспокойства. Я любил, когда незримый Музыкант играл ночами; Я лежал в оцепененьи С удивленными очами; Я лежал в своей кроватке, Щуря глазки и, дыханье Затаив, ловил так жадно Их гармонию рыданья. Звуков больше я не слышу. Что они мне предвещали? Счастье ль в мире равнодушья Или горе и печали? Не нашел себе я счастья, — Звуки горе мне напели: Я боялся их недаром С безмятежной колыбели. А любил я их, мне мнится, Потому, что эти звуки Мне сулили счастье в смерти, На земле напев лишь муки. Знает кто? быть может, струны Пели мне слова Завета: «Кто страдает в царстве мрака, Насладится в царстве света».

8-го октября 1903 г.

Квантун, порт-Дальний.

Nocturne («Струи лунные…»)

Струи лунные, Среброструнные, Поэтичные, Грустью нежные, — Словно сказка вы Льетесь, ласковы, Мелодичные Безмятежные. Бледно-палевы, Вдруг упали вы С неба синего; Льетесь струями Со святынь его Поцелуями. Скорбь сияния… Свет страдания… Лейтесь, вечные, Бесприютные — Как сердечные Слезы жаркие!.. Вы, бескровные, Лейтесь ровные, — Счастьем мутные, Горем яркие…

1908. Сентябрь.

Перекат II

Как эта грустная обитель, Твое сердечко опустело. Любовь, как ясный небожитель, В нем больше жить не захотела. И вот глаза твои тоскливы, Как эта грустная обитель. Они угрюмы и пугливы, Когда увидят белый китель. Я понимаю: обольститель Убил любовь в тебе изменой, Как эта грустная обитель Вступает в бой с морскою пеной! Дитя, взгляни: волна обратно Бежит покорно. Так Спаситель Тебя хранит, — ты благодатна, Как эта грустная обитель.

1908. Декабрь.

Новогодняя элегия

С новолетьем мира горя — С новым горем впереди! Ах, ни счастья, ни отрады, Ни сочувствия не жди! Проследи печальным оком Миновавшие года: Не дождался от них счастья, — Не дождешься никогда. А с какою ты надеждой Им судьбу свою вверял, Верил в сбыточность мечтаний И надеялся, и ждал. Не ищи в унылой тундре Ароматных ярких роз, — Не ищи любви и счастья В мире муки, в мире слез. Не дождался — не дождешься, Боль была и есть в груди… С новолетьем мира скорби — С новой скорбью впереди!..

1908. 2-го янв.

Все то же

Все те же краски, те же типы В деревьях, птицах и цветах: Как век назад — сегодня липы, Как век вперед — любовь в мечтах. Строй мирозданья одинаков, Почти разгадан, скуп и плоск. Но есть значение без знаков, Есть знак, расплывчатый как воск.

1909. Июль.

Мыза Ивановка.

«То будет впредь, то было встарь…»

…То будет впредь, то было встарь… Он полюбил Мечту, рожденную мечтою, И первую любовь, заворожен святою Своей избранницей, принес ей на алтарь. Но полюсом дышал ее далекий взор, От веянья его увяли в сердце розы, В глазах замерзли слезы… И треснул форм Мечты безжизненный фарфор! Фарфоровые грезы! —

1908. Апрель.

Проба пера

Полна чарующих разочарований Весна в лесу: Крестьянку в ало-синем сарафане На полосу Хлебов, вчера посеянных, жду в полдень, Но — И сыро, и темно, И день так холоден…

1914. Июль.

Мыза Ивановка.

Цветы и ядоцветы

Цветы не думают о людях, Но люди грезят о цветах… Цветы не видят в человеке Того, что видит он в цветке… Цветы людей не убивают — Цветы садов, цветы полей… А люди их срывают часто! А люди часто губят их! Порою люди их лелеют, Но не для них, а для себя… В цветах находят «развлеченье», Души не видят у цветов… Нет тяжелее и позорней, Судьбы доступнаго цветка! Но есть цветы с иным уделом: Есть ядовитые цветы!.. Их счастье в том, что их расцвета Не потревожит человек…

1911. Февраль.

Промельк («Янтарно-гитарныя пчелы…»)

Янтарно-гитарныя пчелы Напевно доили азалии, Огимнив душисто-веселый Свой труд в изумрудной Вассалии.

1911. Июль.

Дылицы.

Миррэты

Зоюсе

В березовом вечернем уголке С тобою мы на липовой скамейке. И сердце бьется зайчиком в силке. Олуненные тени, точно змейки, То по песку, то по густой аллейке В березово-жасминном уголке. Жасмин — мой друг, мой верный фаворит: Он одышал, дитя, твое сердечко, — Оно теперь душисто говорит, Оно стрекочет нежно, как кузнечик. Да освятится палевый наш вечер И ты, жасмин, цветущий фаворит!

1911.

Лепестки оживают

Эти люди не в силах загрязнить то, что я любил в тебе; их слова падали подобно камням, брошенным в небо и неспособным смутить ни на минуту ясной его лазури…

М. Мэтерлинк.

Помнишь, Женя? — это было в мае, Года два, мой друг, тому назад. Если ты забыла, дорогая, Не забыл, быть может, старый сад. Вечерело. Мы вдыхали струи Ветерка, обнявшего сирень. Что за речи! что за поцелуи! Что за чудный, незабвенный день! Подойдя задумчиво к сирени, Ты роскошный сделала букет И сказала: Вот тебе от Жени, Получай, возлюбленный поэт! Засмеялась ласково и нежно, Я пьянел, вдыхая аромат. Ты взглянула в очи мне прилежно, Прошептав: Мне грустно, милый брат… Вздрогнул я, склонился на колени, Я тебя, голубку, утешал И тебе, моей любимой Жене, Губки, глазки, ручки целовал. …Мы расстались: мы с тобой «не пара», Как сказали «добрые друзья». Но нельзя забыть признаний жара И тебя нельзя забыть, нельзя! И нельзя забыть былого тени, Эти раз любившие сердца, Этот вздох, душистый вздох сирени, Эти ласки, ласки без конца! До сих пор, тревожа и волнуя Душу мне, палят мои уста Эти, только наши, поцелуи Под охраной нашего куста. О, когда б вернулись чувства мая, Чувства наша светлые назад! Помнишь, Женя? помнишь, дорогая? Если ты забыла, помнит сад.

1908. Февраль.

Сердце мое…

Сердце мое, этот колос по осени, Сжато серпом бессердечия ближнего, Сжато во имя духовнаго голода, В славу нетленных устоев Всевышнего. Пусть же слепые жнецы, бессознательно Сжавшие сердце мне многолюбивое, Им напитаются с мысленным отблеском Радуги ясной, сулящей счастливое.

1908. Август.

Мыза Ивановка