Том 1. Стихотворения и поэмы 1899-1926

21 ноября 1917

<Коктебель>

Термидор

1

Катрин Тео во власти прорицаний. У двери гость – закутан до бровей. Звучат слова: «Верховный жрец закланий, Весь в голубом, придет, как Моисей, Чтоб возвестить толпе, смирив стихию, Что есть Господь! Он – избранный судьбой, И, в бездну пав, замкнет ее собой… Приветствуйте кровавого Мессию! Се Агнец бурь! Спасая и губя, Он кровь народа примет на себя. Един Господь царей и царства весит! Мир жаждет жертв, великим гневом пьян. Тяжел Король… И что уравновесит Его главу? – Твоя, Максимильян!»

2

Разгар Террора. Зной палит и жжет. Деревья сохнут. Бесятся от жажды Животные. Конвент в смятеньи. Каждый Невольно мыслит: завтра мой черед. Казнят по сотне в сутки. Город замер И задыхается. Предместья ждут Повальных язв. На кладбищах гниют Тела казненных. В тюрьмах нету камер. Пока судьбы кренится колесо, В Монморанси, где веет тень Руссо, С цветком в руке уединенно бродит, Готовя речь о пользе строгих мер, Верховный жрец – Мессия – Робеспьер – Шлифует стиль и тусклый лоск наводит.

3

Париж в бреду. Конвент кипит, как ад. Тюрьо звонит. Сен-Жюста прерывают. Кровь вопиет. Казненные взывают. Мстят мертвецы. Могилы говорят. Вокруг Леба, Сен-Жюста и Кутона Вскипает гнев, грозя их затопить. Встал Робеспьер. Он хочет говорить. Ему кричат: «Вас душит кровь Дантона!» Еще судьбы неясен вещий лёт. За них Париж, коммуны и народ – Лишь кликнуть клич и встанут исполины. Воззвание написано, но он Кладет перо: да не прейдет закон! Верховный жрец созрел для гильотины.

4

Уж фурии танцуют карманьолу, Пред гильотиною подъемля вой. В последний раз, подобная престолу, Она царит над буйною толпой. Везут останки власти и позора: Убит Леба, больной Кутон без ног… Один Сен-Жюст презрителен и строг. Последняя телега Термидора. И среди них на кладбище химер Последний путь свершает Робеспьер. К последней мессе благовестят в храме, И гильотине молится народ… Благоговейно, как ковчег с дарами, Он голову несет на эшафот.

7 декабря 1917

<Коктебель>

III. Пути России

Предвестия (1905 г.)

Сознанье строгое есть в жестах Немезиды: Умей читать условные черты: Пред тем как сбылись Мартовские Иды, Гудели в храмах медные щиты… Священный занавес был в скинии распорот: В часы Голгоф трепещет смутный мир… О, бронзовый Гигант! ты создал призрак-город, Как призрак-дерево из семени – факир. В багряных свитках зимнего тумана Нам солнце гневное явило лик втройне, И каждый диск сочился, точно рана… И выступила кровь на снежной пелене. А ночью по пустым и гулким перекресткам Струились шелесты невидимых шагов, И город весь дрожал далеким отголоском Во чреве времени шумящих голосов… Уж занавес дрожит перед началом драмы, Уж кто-то в темноте – всезрящий, как сова, – Чертит круги, и строит пентаграммы, И шепчет вещие заклятья и слова.

9 января 1905

С.-Петербург

Ангел мщенья (1906 г.)

Народу Русскому: Я скорбный Ангел Мщенья! Я в раны черные – в распаханную новь Кидаю семена. Прошли века терпенья. И голос мой – набат. Хоругвь моя – как кровь. На буйных очагах народного витийства, Как призраки, взращу багряные цветы. Я в сердце девушки вложу восторг убийства И в душу детскую – кровавые мечты. И дух возлюбит смерть, возлюбит крови алость. Я грезы счастия слезами затоплю. Из сердца женщины святую выну жалость И тусклой яростью ей очи ослеплю. О, камни мостовых, которых лишь однажды Коснулась кровь! я ведаю ваш счет. Я камни закляну заклятьем вечной жажды, И кровь за кровь без меры потечет. Скажи восставшему: Я злую едкость стали Придам в твоих руках картонному мечу! На стогнах городов, где женщин истязали, Я «знаки Рыб» на стенах начерчу. Я синим пламенем пройду в душе народа, Я красным пламенем пройду по городам. Устами каждого воскликну я «Свобода!», Но разный смысл для каждого придам. Я напишу: «Завет мой – Справедливость!» И враг прочтет: «Пощады больше нет»… Убийству я придам манящую красивость, И в душу мстителя вольется страстный бред. Меч справедливости – карающий и мстящий – Отдам во власть толпе… И он в руках слепца Сверкнет стремительный, как молния разящий, – Им сын заколет мать, им дочь убьет отца. Я каждому скажу: «Тебе ключи надежды. Один ты видишь свет. Для прочих он потух». И будет он рыдать, и в горе рвать одежды, И звать других… Но каждый будет глух. Не сеятель сберег колючий колос сева. Принявший меч погибнет от меча. Кто раз испил хмельной отравы гнева, Тот станет палачом иль жертвой палача.

1906

Париж

Москва (март 1917 г.)

В. А. Рагозинскому

В Москве на Красной площади Толпа черным-черна. Гудит от тяжкой поступи Кремлевская стена. На рву у места Лобного У церкви Покрова Возносят неподобные Нерусские слова. Ни свечи не засвечены, К обедне не звонят, Все груди красным мечены, И плещет красный плат. По грязи ноги хлюпают, Молчат… проходят… ждут… На папертях слепцы поют Про кровь, про казнь, про суд.

<20 ноября 1917>

Петроград (1917)

Сергею Эфрону

Как злой шаман, гася сознанье Под бубна мерное бряцанье И опоражнивая дух, Распахивает дверь разрух – И духи мерзости и блуда Стремглав кидаются на зов, Вопя на сотни голосов, Творя бессмысленные чуда, – И враг, что друг, и друг, что враг, Меречат и двоятся… – так, Сквозь пустоту державной воли, Когда-то собранной Петром, Вся нежить хлынула в сей дом И на зияющем престоле, Над зыбким мороком болот Бесовский правит хоровод. Народ, безумием объятый, О камни бьется головой И узы рвет, как бесноватый… Да не смутится сей игрой Строитель внутреннего Града – Те бесы шумны и быстры: Они вошли в свиное стадо И в бездну ринутся с горы.

9 декабря 1917

Коктебель

Трихины

«Появились новые трихины»…

Ф. Достоевский

Исполнилось пророчество: трихины В тела и в дух вселяются людей. И каждый мнит, что нет его правей. Ремесла, земледелие, машины Оставлены. Народы, племена Безумствуют, кричат, идут полками, Но армии себя терзают сами, Казнят и жгут – мор, голод и война. Ваятель душ, воззвавший к жизни племя Страстных глубин, провидел наше время. Пророчественною тоской объят, Ты говорил, томимый нашей жаждой, Что мир спасется красотой, что каждый За всех во всем пред всеми виноват.

10 декабря 1917

<Коктебель>

Святая Русь

А. М. Петровой

Суздаль да Москва не для тебя ли По уделам землю собирали Да тугую золотом суму? В рундуках приданое копили И тебя невестою растили В расписном да тесном терему? Не тебе ли на речных истоках Плотник-Царь построил дом широко – Окнами на пять земных морей? Из невест красой да силой бранной Не была ль ты самою желанной Для заморских княжих сыновей? Но тебе сыздетства были любы – По лесам глубоких скитов срубы, По степям кочевья без дорог, Вольные раздолья да вериги, Самозванцы, воры да расстриги, Соловьиный посвист да острог. Быть царевой ты не захотела – Уж такое подвернулось дело: Враг шептал: развей да расточи, Ты отдай казну свою богатым, Власть – холопам, силу – супостатам, Смердам – честь, изменникам – ключи. Поддалась лихому подговору, Отдалась разбойнику и вору, Подожгла посады и хлеба, Разорила древнее жилище И пошла поруганной и нищей И рабой последнего раба. Я ль в тебя посмею бросить камень? Осужу ль страстной и буйный пламень? В грязь лицом тебе ль не поклонюсь, След босой ноги благословляя, – Ты – бездомная, гулящая, хмельная, Во Христе юродивая Русь!

19 ноября 1917

Коктебель

Мир

С Россией кончено… На последях Ее мы прогалдели, проболтали, Пролузгали, пропили, проплевали, Замызгали на грязных площадях, Распродали на улицах: не надо ль Кому земли, республик, да свобод, Гражданских прав? И родину народ Сам выволок на гноище, как падаль. О, Господи, разверзни, расточи, Пошли на нас огнь, язвы и бичи, Германцев с запада, Монгол с востока, Отдай нас в рабство вновь и навсегда, Чтоб искупить смиренно и глубоко Иудин грех до Страшного Суда!