Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849

На другое утро нашли подпоручика Бубнова в той же улице уездного города Ч…. Он лежал лицом к забору и был красен, как рак. Его привели в чувство; он с испугом долго глядел кругом; начал болтать всякий вздор, уверял, что он чувствует себя в трех вовсе ему чуждых желудках, и только к вечеру пришел в себя. Он никогда не мог забыть своего знакомства с чёртом и часто поговаривал:

— Если б я был Наполеоном, уничтожил бы я всех чертей!

Впрочем, жил до глубокой старости, не вышел в отставку и умер младшим поручиком.

Несколько дней в Пиренеях

29-го июля н. с. мы выехали из Парижа в половине восьмого вечером. К ночи мы уже были в Орлеане и тотчас отправились далее. Мы сидели в дилижансе с двумя аббатами и молодым человеком благонамеренной наружности, большим поклонником Кузена ^* . Он между прочим объявил нам, что г-жа Санд мало занималась психологией и смешивает «le libre arbitre avec le libre examen» [104] . Ночью мы проехали через историческое Блуа (Blois) ^* и к утру попали в Тур, столицу бывшей провинции Турёны, «сада Франции». Тур довольно красивый городок с огромным мостом через Луару. Турена действительно прекрасная сторона: длинной цепью тянутся крутые меловые и глинистые горы, в которых, иногда в два этажа, вырыто множество жилищ, довольно подобных стрижиным гнездам; долины покрыты сливовыми деревьями (отсюда получается лучший чернослив); везде попадаются длинные и флегматические англичане, которых здесь пропасть. Погода была серая и тихая. Обедали мы в Поатие, старом и грязном городе с прескверной мостовой, к вечеру добрались до Ангулэма, еще более старого и грязного города, и на другой день в 2 часа прибыли <в> Бордо. Не доезжая Бордо, в Кюбзаке любо<ва>лись мы чрезвычайно высоким, узким и необыкновенно длинным <м>остом из чугуна на Дордонье. Купеческие кора<бл>и на полных парусах шли далеко внизу под нами, и мост, казалось <нам>, качался от ветра. Скоро после Ангулэма начинают<ся> Ланды (les Landes). Французские степи не могут сравниться с на<шим>и. Куда ни глянешь, везде foug`ere [105] с своей тёмной, неприя<тной> зеленью. Кой-где торчат уединенные, бедные фермы; пастухи <на> высоких ходулях толкутся за овцами да вяжут синие чулки. Но скоро вы начинаете догадываться, что приближа<етес>ь к Бордо; море виноградников со всех сторон вас обнимает. И здесь, как на Рейне, не дают лозам разрастаться; но на Рейне лозы предпочитаются молодые, здесь чем они старее, тем лучше, и шишкова<ты>е, толстые, ползут по земле короткими отрубками. Бордо — красивый город, с столичной физиономией, но пустеет, бледнеет и умирает с каждым днем. Гавр и Марсель его убили. У великолепной гавани стояло три, четыре корабля, меж тем как во время моего пребывания в Гавре ^* , я помню, вся гавань, все каналы были запружены ими и сам город уподоблялся страшно полнокровному человеку, которого вот-вот прихлопнет паралич. Но зато нигде, даже в Париже, не едят, как в Бордо. После превосходного обеда, вследствие которого наш сластолюбивый приятель Б<откин> ^* плакал от умиления на белом жилете повара, пошли мы в театр, где давали «Роберта-Дьявола» ^* , для дебюта двух новых певцов, которых ошикали и освистали с ожесточением и бешенством. 2-го августа мы покинули Бордо и после скучного и утомительного [106]

104

«свободу воли со свободой совести» (франц.).

105

папоротник (франц.).

106

На этом рукопись обрывается.

Сюжеты

1) Галерную гавань ^* или какую-нибудь отдаленную часть города.

2) Сенную со всеми подробностями. Из этого можно сделать статьи две или три.

3) Один из больших домов на Гороховой и т. д.

4) Физиономия Петербурга ночью (извозчики и. д. Тут можно поместить разговор с извозчиком).

5) Толкучий рынок с продажей книг и т. д.

6) Апраксин двор и т. д.

7) Бег на Неве ^* (разговор при этом).

8) Внутреннюю физиономию русских трактиров.

9) Какую-нибудь большую фабрику со множеством рабочих (песельники Жукова) и т. д.

10) О Невском проспекте ^* , его посетителях, их физиономиях, об омнибусах, разговоры в них и т. д.

Ванька [107]

Зимняя ночь. Пустой и глухой переулок. У забора, сверху запушенного снегом, тускло горит фонарь на высоком пестром столбе. Человек в енотовой шубе идет по скрыпучему снегу, останавливается и кричит: — Извозчик! (Молчание.)Извозчик!

107

В рукописи под названием «Ванька» зачеркнуто:Разговор.

Приложение

Несколько замечаний о русском хозяйстве и о русском крестьянине

Прежде нежели я приступлю к изложению моих мыслей насчет русского крестьянина и русского хозяйства, не излишним почитаю заметить, что хоть я исключительно не занимался политической экономиею), но знаком со всем, что, принадлежа собственно к науке государственного хозяйства, входит в область истории и географии; сверх того, мне известно довольно значительное количество отдельных фактов, собранных мною на опыте и посредством чтения. А потому замечания, которые я намерен предложить в следующей статье, могут только служить залогом моих ревностных будущих занятий по части государственного хозяйства, изучению которого я решился посвятить все мое время.

Состояние русского крестьянина составляет предмет постоянного внимания нашего монарха: ^* доказательством такого высочайшего внимания служат, кроме многих других указов, указы об определении отношений помещиков к крестьянам, о воспитании сельского юношества и т. д. Все русские с надеждою и уверенностию взирают на распоряжения правительства и убеждены, что переход от прежнего патриархального состояния русских крестьян и русского хозяйства к новому, более прочному и стройному — совершится благополучно; уже во многих периодических изданиях слышатся голоса опытных хозяев — предлагаются изменения и нововведения… (смотри статью г. Хомякова в «Москвитянине» нынешнего года и возражения симбирского помещика) ^* .

И действительно — вопрос о значении земледельческого классауже сам по себе чрезвычайно важен; им деятельно занимались и занимаются, кроме России, и во Франции, и в Англии, и в Германии. Но когда мы вспомним, что наше отечество по своему географическому положению — внутреннему и внешнему — есть государство по преимуществу земледельческое; когда мы вспомним, что большая и важнейшая часть России представляет нам обширную, плодоносную равнину, протекаемую великими реками, самыми естественными и надежными путями сообщения (сверх того, наша канализация превосходна), то мы должны согласиться, что этот вопрос для нас, русских, один из самых важных и первостепенных. Он сопряжен с вопросом о будущности России вообще.

Притом хотя мы можем заимствовать у иностранцев много и отдельных полезных сведений по части земледелия, но решить этот вопрос, определить условия, от которых зависит благоденствие русского хозяйства, можем только мы— собственными силами, потому что ни в каком другом государстве не встретим мы ничего подобного. В чужих краях этот вопрос получает совершенно другое значение; например, системы фуриеристов о разделе земель и равенстве имений везде нелепы, но в России даже невозможны, тогда как во Франции можно по крайней мере объяснить причину их появления. Далее: в Англии класс хлебопашцев принадлежит собственно к аристократии, которая владеет большею частью земель и в системе уравновешивания,на которой основано всё политическое существование Англии, противодействует промышленному классу, между тем как в России все эти отношения существуют совершенно иначе.

Если земледелие так важно для России, то любопытно бросить взгляд на состояние земледельческого класса в нашем отечестве. История нам показывает, каким образом образовался у нас крестьянский быт. На Западе дворяне принадлежали к победившему племени, хлебопашцы — к побежденному; это различие двух племен мы находим везде: в Италии, во Франции, в Англии — и хотя в течение времени это различие почти совершенно сгладилось, но чем выше мы всходим, чем более мы приближаемся к эпохе возникновения новых централизаций на развалинах древнего мира, тем явственнее мы можем различить эти два составные коренные элемента всех европейских государств.

В России напротив: наши дворяне и наши крестьяне одного и того же племени; говорят одним языком, у тех и у других один и тот же склад лица; правда, много наших дворян происхождения иностранного — татарского, литовского и т. д., но они явились в Россию выходцами, не победителями, принимали нашу веру, наши обычаи, и уже дети их были чисто русские. Удельная система тем и отличается так резко от феодальной, что вся проникнута духом патриархальности, мира, духом семейства. Мы вправе сказать, что нашими русскими дворянами были единственно князья, происходящие от Рюрика, многочисленность которых нас приводит в удивление [108] , родовые князья, наследовавшие Русь, <к> которым в последствии времени примешались дворяне другого происхождения. Князь, умирая, делил свои отчины между своими сыновьями, и они множились и плодились на благодатной земле русской, окружаемые своими детьми, своими слугами… Тогда как на Западе семейный круг сжимался и исчезал при непрестанном расширении государства, — в России всё государство представляло одно огромное семейство, которого главой был царь, «отчич и дедич»царства русского, недаром величаемый царем-батюшкой…

108

Нельзя не заметить, как много пресеклось княжеских фамилий. Из двадцати князей различных родов, которых мы находим в «поезду» князя Холмского, на свадьбе его с дочерью Иоанна III-го в 1500 году, ни одинне оставил потомства, дошедшего до наших дней. (См. Древ. вив<лиофика>, том XIII.) ^* (Примечание Тургенева.)

Нам могут заметить, что и наши князья были чуждого происхождения; но, во-первых, это различие чрезвычайно рано исчезло, во-вторых, никогда не имело того феодального значения, как на Западе. При распространении русского владычества много других племен, иначе образовавшихся, подчинилось власти великоруссов… И теперь нашему правительству предстоит разрешить вопрос о земледельческом классе (который везде более или менее требует разрешения) и у них… Я ограничусь одними великоруссами, которых я знаю более других и к которым всё вышесказанное относится.